Глава 6. Адена

Я просыпаюсь от запаха липких булочек.

Как и каждое утро после того, как Мак отправился на поиски тех, кто загнал меня в его объятия. Правда, я не совсем понимаю, что получилось из его охоты, и начинаю бояться, что не захочу этого знать.

Та ночь до сих пор преследует меня, как и выражение лица Мака, когда он отправился на поиски этой мерзкой группы. То, что они говорили, звук их шагов за спиной — надеюсь, я больше никогда не буду так напугана.

Я успеваю открыть глаза и увидеть, как он ставит мне на живот тарелку с медовым тестом, сверкающим в тусклом свете. Я сажусь, потягиваясь и как обычно улыбаясь зевая. — Третий день завтрака в постели? Я так избалована.

— Да, очень. — Он говорит об этом сухо, как и о большинстве других вещей. — Еще один день, еще одно требование.

Я киваю в сторону липкой булочки, ожидающей его на рабочем столе. — По крайней мере, это требование выгодно нам обоим.

— Ну, это точно не приносит мне финансовой выгоды, — ворчит он. — Ты становишься дорогой.

Выбравшись из кокона одеял, я со стоном поднимаюсь на ноги. Синий свитер, висящий на моем плече, окутывает меня теплом и, что еще более отвлекает, его запахом. Он пахнет чем-то сродни огню — не дымом, конечно, но так же сильно и продолжительно. Словно воплощенное оружие, кожаное и смертоносное.

Он швырнул свитер мне в голову два дня назад, после того как сравнил мои стучащие зубы с непрекращающимся стуком стали — или с чем-то столь же драматичным.

Тем не менее я зарылась подбородком в потертые нитки, находя утешение в обтрепанном воротнике. А может быть, меня успокаивает нечто гораздо более символическое. Возможно, это он.

Как странно, учитывая, что он, возможно, наименее успокаивающий человек из всех, с кем я когда-либо сталкивалась. Но последние несколько дней я чувствую себя особенно спокойно, когда он рядом со мной.

Я говорю. Он слушает. Ему каким-то образом удается держать мои переживания о Пэй в узде.

Впрочем, я никогда не могу быть полностью уверена, слушает он меня или нет. Обо мне часто думают, что говорить всегда легко. Но на самом деле все зависит от того, кто слушает. И хотя я никогда не могу быть уверена, что он именно это и делает, мне все равно невероятно легко излагать ему свои мысли.

— Над чем ты работаешь? — я заглядываю ему через плечо, разглядывая металлические обломки на столе.

Он бросает на меня один из тех взглядов, которые отражают все сухие эмоции в его существе. — Ничего, что касалось бы того, над чем ты должна работать.

— Да ладно! — Я откусываю еще один кусочек липкой булочки, прежде чем обойти его кругом. — Твоя форма идет как нельзя лучше. — Он открывает рот, растягивая шрам, украшающий его губы. Я спешу добавить: — И она будет готова как раз к тому времени, когда мы нанесем визит в замок.

Он проводит рукой по волосам, обнажая серебристую прядь и вновь напоминая мне об отсутствии Пэй. — Значит, все будет сделано за три дня?

— Да, да, — с энтузиазмом заверяю я. — Ты так мало веришь в меня, Мак.

— И правильно, — возражает он. — Нужно ли напоминать тебе о слезах, пролитых из-за пуговицы вчера вечером?

— Пуговицы — бич моего существования, — говорю я просто. — Это был единственный подходящий ответ.

— Естественно. — Его сарказм почти не смущает меня, когда я киваю в сторону его работы. Вздохнув, он неохотно говорит: — Я тестирую некоторые конструкции ножей. Вот этот, — он поднимает со стола тонкое лезвие, — раскладывается на два ножа. — Он демонстрирует это, вставляя палец в металлическую петлю на вершине, а затем вращая его в ладони. Раздается мягкий щелчок, и на противоположном конце появляется еще одно лезвие.

— А это? — спрашиваю я, указывая на один из нескольких ножей, безвредно лежащих на дереве.

Он отталкивает мою руку и смотрит на меня. — Твои конечности больше не должны приближаться к моему оружию.

Я пытаюсь скрыть улыбку и киваю на нож, призывая его продолжать.

— Эти четыре фактически объединяются в один. — С этими словами он начинает собирать клинки, соединяя их рукоятки вместе, чтобы получилась своеобразная смертоносная звезда.

Мое сердце замирает, когда он швыряет эту штуку в дальнюю стену, заставляя меня вздохнуть. Сталь успевает проскользнуть между крошащимися кирпичами и глубоко вонзается в стену.

Я моргаю в благоговейном ужасе, пока мое сердце снова колотится. — Это было... великолепно.

Он позволяет себе сухую усмешку. — Не думал, что тебе понравятся такие вещи.

Я скрещиваю руки. — То, что я любовник, не означает, что я не могу восхищаться бойцами.

Он подходит к стене и с ворчанием вытаскивает нож. — Точно. Мне еще предстоит сделать из тебя бойца.

Я фыркаю. — Поверь мне, Пэй пыталась. Она умоляла меня носить с собой нож, но... — Я замолкаю из-за внезапной нехватки пространства между нами. Его широкие шаги привели его прямо ко мне, его тело так близко, что я чувствую запах кожи, исходящий от его одежды.

Я открываю рот, чтобы изречь что-нибудь, что успокоит мои нервы — как я обычно делаю, — но слышу только его голос.

— А теперь, — медленно произносит он низким тоном, — что бы ты сделала, если бы я приставил этот клинок к твоему животу?

Я тихонько смеюсь. — Ну, ты бы никогда этого не сделал, так что я и не думала...

Он проводит лезвием по моим ребрам.

Он наклоняется ко мне и шепчет так, что мое лицо нагревается. — Ты слишком высокого мнения обо мне, милая.

Я сглатываю. — Это абсурд. Я никогда не окажусь в такой ситуации...

— Пока ты живешь в трущобах, — он делает паузу, его взгляд медленно скользит по мне, — ты обязательно окажешься в такой ситуации.

— А теперь скажи мне, что бы ты сделала.

Я прижимаю палец к губам. — Ну, сначала я бы попыталась их образумить. Вежливо, конечно.

— Чума. — Зажав переносицу между мозолистыми пальцами, он качает головой. — Возможно, ты действительно безнадежна.

Он опускает нож, позволяя мне наконец-то сделать полный вдох. Когда он поднимает передо мной ладони, я вопросительно поднимаю брови. — Давай, покажи мне удар.

— Ты хочешь, чтобы я ударила по твоим рукам? Это кажется немного болезненным.

— Все будет хорошо, — вздыхает он.

— Я имела в виду тебя.

Это почти вызывает у него улыбку. — Думаю, я справлюсь.

Я выпрямляюсь, сжимая руки в кулаки. Мои костяшки встречаются с его ладонью, и я поднимаю на него глаза. — Вот. Как все прошло?

— Ужасно, как и предсказывалось, — просто говорит он. Когда его руки находят мои бедра, я вздрагиваю от их твердого ощущения. — Вот так, — он с небольшим усилием крутит мои бедра, — должно быть, когда ты наносишь удар.

Я почти смеюсь. В этот момент я чувствую только хватку его рук на моих бедрах. Кажется, я оцепенела от всего, кроме его ощущений.

Я не осознавала, что он говорит, пока одна из его ладоней не скользнула мне на поясницу. — …скрути руку, чтобы перенести на нее весь свой вес. Выпрями спину и напрягись всем телом. Удар наносится всем телом, а не только рукой.

Он подходит ко мне сзади и проводит пальцами по моей талии. Я с трудом подавляю дрожь от этого чужого ощущения. Склонив голову к моей, он вздыхает: — Попробуй еще раз. Я буду направлять тебя.

Я сглатываю, в основном от гордости, но также и от внезапно нахлынувшей нервной дрожи. Когда моя рука вырывается вперед, он поворачивает мои бедра, двигаясь в такт колебаниям. Тепло его тела прижимается к моей спине, и я вдруг начинаю дышать слишком тяжело для одного удара.

— Ну как тебе? — бормочет он.

Я смутно догадываюсь, может ли он уловить стук моего сердца по спине, к которой он прижимается. Я не привыкла, чтобы ко мне прикасались — по крайней мере, не так. Это похоже на ту близость, о которой я только мечтала; на ту, о которой засыпаешь, фантазируя.

Но вот он здесь, дышит на моей шее, а мозолистые руки обхватывают мои бедра. Я не могу не запомнить этот момент, не изучить чувства, которые он вызывает во мне. Чувства к кому-то, кто так раздражающе отвратителен. К тому, кто настолько противоположен моему существу.

Я прочищаю горло.

Это совершенно нелепо, правда. Я знаю этого человека всего несколько дней, а уже испытываю абсурдное влияние каждого его шага. Воистину, это проклятие — испытывать столь глубокие чувства, так смело считать кого-то достойным своей привязанности.

Мама всегда говорила, что я слишком нетерпелива для собственного блага. Благодаря своему нетерпению я не могу постепенно влюбиться в кого-то. Вместо этого я теряю равновесие, спотыкаюсь, пока не падаю лицом в неизбежный провал.

— Еще раз, Дена.

Кажется, я забыла, как дышать.

Дена.

Обычное безразличие, которое он демонстрирует, исчезает, когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Я вижу, как его карие глаза расширяются в такт с моими, как его тело прижимается к моему.

Никто, кроме Пэй, не заботился обо мне настолько, чтобы называть меня не по имени. До сих пор.

Само имя — словно ласка, успокаивающая мое колотящееся сердце, как будто он провел по нему образными пальцами. Тепло разливается по телу от звука, от самого подтекста этого слова. Потому что оно образовалось благодаря знакомству.

Прозвища расцветают между знакомством и чем-то большим. Хотя я не уверена, где мы находимся в этом спектре. Или, может быть, я совершенно абсурдна и все переосмысливаю.

Меня внезапно раскручивают крепкие руки, обхватившие мою талию. Моя поясница ударяется о деревянный стол, прижимая меня к его отвлекающей плотности.

Он смотрит на меня, а затем наклоняет голову, уныло кривя губы. — Надеюсь, это была твоя техника боя, о которой ты грезила.

Я наклоняю голову вверх, не в силах отвести взгляд от шрама, рассекающего его губы. — Что еще может быть у меня на уме? — Я улыбаюсь, каждое слово произношу с придыханием.

— Ты мне скажи. — Он наклоняется ко мне, упираясь руками в стол по обе стороны от меня. Я чувствую, как его руки касаются моих боков, и проклинаю себя за отсутствие сдержанности. — Ты выглядишь гораздо более суетливой, чем обычно. Не могу сказать, что мне это нравится.