Глава 4

Варгр

— Ты толкаешь, когда ты должен тянуть, — Лобо усмехается в конце своего предложения, но он расстроен из-за меня. — Это второе дерево, Варгр, а нас ждут еще десять, и уже темнеет.

Я рычу, набрасываясь на валочную пилу, выдергивая ее из его рук и протягивая ее через массивный ствол, самостоятельно врезая на дюйм глубже.

— Отвали, — Лобо потирает ладони.

— Повзрослей.

Я знаю, что подобные вещи не причинили ему вреда. Он волвен.

— Что, черт возьми, с тобой?

Я не могу ответить. Мой разум наполняется яростью, которая преследует меня с сегодняшнего дня.

Ярость каким-то образом связана с лицом женщины. Женщина — шериф. Лицо, которое я хочу обхватить руками, целовать до тех пор, пока оно и ее тело не запомнятся.

Холли Данлоп.

Она то, что со мной. Она отвлекает меня. Меня злит это. Я должен был убить тех четверых мужчин за то, что они сделали с ней… Нет, за то, что они сделали с Мёллерами. И с ней. Но я их отпустил, и потому что она мне сказала? Как будто я ее чертова собачка.

Прошедшие часы не помогли облегчить новую боль, пульсирующую внутри меня.

— Эта из-за женщины Мёллера, — рычу я. — Ее не должно быть здесь. Я не должен был позволять ей приезжать, и теперь…

— Доктор сказал, что с ней все в порядке, верно?

Я рычу, ожидая, пока он возьмётся за другой конец пилы, затем толкаю, когда он тянет. Звук зубов, разрывающих древесные волокна, заставляет меня напрячься.

— От врачебной тайны сплошная головная боль, — рычу я, думая о том, как доктор сказал, что ничего не может мне сказать. Он изменил свою мелодию, когда я загнал его в угол на стоянке. — Да, он сказал мне, что с ней все в порядке. Она будет дома завтра. Но как насчет следующего раза? А как насчет их дочери, Астрид? — я качаю головой. — Женщины — это опасность и отвлечение. Их не должно быть здесь.

Он колеблется.

— А как же Сестина? Ты же не хочешь сказать, что нам было бы лучше без нее?

Мои плечи напряглись, но не из-за того, что Лобо спросил о Сестине. Что-то другое…

Холли?

Ее запах все еще со мной, сжимая мое горло, и мои слова терпят неудачу. Но, это не все в моей голове. В воздухе снова свежо…

Она не может быть здесь. Я бы услышал ее машину. Я схожу с ума.

— Я именно это и говорю, — рычу я. — Нам здесь не нужны женщины.

Лобо зевает.

— Что с тобой? У тебя лихорадка? Каллэн и Роарк так же говорили.

Я ругаюсь, отпуская пилу.

— Да что б их и тебя, вдвойне. Закончу завтра. Один. Я сделаю это быстрее, без твоей непрекращающейся болтовни.

Я топаю прочь, игнорируя его протесты, направляясь в сторону своей хижины, но не собираясь заходить внутрь. Могу игнорировать что угодно, но только не ее. Я бегу по инстинкту. Как она посмела сделать это со мной?

Я должен…

Задушить ее. Обнять ее. Потянуть за волосы. Укусить. Заставь умолять. Отвлечение. Она чертовски отвлекает.

Мой член твердеет, напрягаясь в джинсах, точно так же, как и раньше. Как, черт возьми, это может быть? Она не может быть моей парой. Это невозможно. Если бы мне суждено было найти пару, волвену или человека, я бы нашел ее раньше. Она не была бы каким-то человеческим копом в двадцать первом веке.

Холли Данлоп должна держаться от меня подальше, иначе я уничтожу ее, как мой отец уничтожил мою мать. Рядом со мной она не в безопасности.

Инстинкт заставляет меня следовать за запахом. Ночью в лесу кипит жизнь, и я ловлю каждый звук, каждое дыхание, каждое изменение температуры, когда иду в темноте, мои волчьи глаза приспосабливаются, когда я всматриваюсь в детали деревьев, проходя мимо.

Сейчас запах сильнее. У меня течет слюна, мой член пульсирует, мой темп ускоряется. Я на грани безумия, когда бросаюсь бежать, а потом вижу темную кучу на земле.

— Блядь. Холли?

Я понятия не имею, как я зашел так далеко. Узнаю этот район недалеко от города. Примерно в двух милях от края земли Пакта. Откуда мне было знать, что она здесь? Единственная сила, которую я видел настолько сильной, это…

Низкое рычание разрывает меня. Моя пара. Она моя пара. Господи, черт возьми, она моя пара, и она ранена, лежит в траве, корчится, изо рта идет пена, когда я падаю рядом с ней.

— Держись подальше! — кричит она. — Не подходи ближе, или я…

Я игнорирую ее, обнимая. Она кричит, как раненое животное, всхлипывая, когда я прижимаю ее к себе, и каждый звук глубоко ранит мою душу. Видеть ее боль — больше, чем я могу вынести. Видя ее боль, я разрываюсь на части. Я хочу ее. Даже сейчас, даже здесь, я хочу взять ее, но не буду, потому что мой инстинкт защиты сильнее даже инстинкта обладания. Ее страх ощутим. Я не знаю, это из-за меня или из-за раны. Мой зверь чешется под моей кожей, чтобы получить ей помощь.

— Больница, — умоляет она. — Змеиный укус. Я нуждаюсь…

Я уже бегу к своей хижине. Видел это раньше. Больница слишком далеко. Если я побегу туда, будет слишком поздно. Если найду ее телефон и вызову скорую, будет слишком поздно. Если я хочу, чтобы она жила, у меня нет выбора.

— Я спасу тебя. Ты должна мне доверять, — говорю я ей, перебегая на бег, моя скорость и зрение в темноте заставляют меня двигаться быстрее, чем любой человек или транспортное средство.

— Доверять тебе? — она вздрагивает от боли, подпрыгивая в моих руках. — Раньше ты не был на моей стороне. Если ты еще раз назовешь меня женщиной…

— Побереги дыхание, — рычу я. — Болтовня — твой враг. Не думай, что я не заткну тебе рот, потому что заткну.

Она смотрит на меня сквозь темноту, но делает так, как я говорю. Через несколько минут мы в моей хижине. Я выбиваю дверь одним толчком ботинка и вношу ее внутрь, бросая ее оружие на кухонный стол, и бегу по коридору к старой комнате Хорсы. Когда мы впервые приехали, мы построили эту хижину, чтобы жить вместе, но когда он начал говорить, что мы не такие, как эти люди, я больше не мог его видеть рядом со мной. Теперь комната используется для хранения заготовок мебели, в том числе прочного стола, который я убираю взмахом руки, инструменты и обрезки дерева, падают на пол.

Укладывая ее, я отворачиваюсь и медлю.

— С тобой все будет в порядке, — говорю я, пытаясь успокоить свой голос, когда мое сердце колотится о ребра. Если она умрет… Если я потеряю ее… Мой голос хрипит, когда я говорю. — Я исцелю тебя. Не шевелись. Кричи, если тебе что-нибудь понадобится, пока я не вернусь.

— Мой чертов герой, — бормочет она, и я напоминаю себе отшлепать ее за сарказм, когда она выздоровеет и поймет, кому теперь принадлежит. — Если я умру здесь из-за того, что ты отказался отвезти меня в больницу, я буду преследовать тебя.

Я прячу улыбку и бегу на кухню за тем, что мне нужно. Что-то, чтобы удалить яд. Что-то быстродействующее в качестве противоядия. Что-то, чтобы очистить и залечить рану.

Что-нибудь, чтобы занять ее умный рот.

Что-то вроде моего члена.

Концентрация на поставленной задаче отнимает все мое внимание. Работать над спасением ее жизни, пока мое тело отвечает собственными идеями, — это отвлечение. Мой член все время говорит мне, чего он хочет, особенно когда я отрезаю штанину ее брюк, чтобы добраться до раны.

Продолжай. Разрешь все. Возьми ее. Прямо здесь.

Я игнорирую эти мысли, осторожно извлекая яд, используя травы, чтобы успокоить и исцелить ее, пока они снижают температуру. Это нелегко, она кричит и вздрагивает и каждый раз убивает меня, но, в конце концов, худшее позади, и ее тело расслабляется, ее глаза закрываются на длинном выдохе.

— Я чувствую… — она обхватывает руками грудь, но не раньше, чем я замечаю, что на ее рубашке образуются двойные точки, заставляющие меня рычать и чувствовать вес моих яиц, свисающих низко. — Как ты это сделал? Я должна быть мертва, но я чувствую себя хорошо. Немного устала, но это все.

— Наша медицина не похожа на человеческую, — ворчу я, отворачиваясь, чтобы не смотреть на нее, чтобы не поддаться искушению.

— Так это правда?

— Что правда?

— Гейл сказала мне, что эта земля принадлежит Пакту, потому что двести лет назад они спасли город от болезней. Ты был там, да?

Я вспоминаю те ранние годы, когда мы прибыли на корабле и попытались найти место, которое мы могли бы назвать домом. Изгнанные охотниками с юга и востока, затем нашедшие землевладельца, достаточно жадного, чтобы продать его нам, и поселиться в Гавани Ульрика. Мы держались особняком, пока жители деревни не начали умирать.

Сначала нас обвиняли, пока мы не показали им настоящего хищника…

— Она сказала тебе, что это болезнь? — спрашиваю я, кладя руку на запястье Холли, щупая ее пульс, мягкие удары крови, текущей в ее венах, зажигают защитный огонь глубоко внутри.

— Да и нет. Она сказала, что в записи упоминается вампир, но даже с учетом того, что я видела, я не уверена, что могу поверить… — она замолкает, когда я поворачиваюсь, чтобы встретить ее взгляд. Читает ли она правду в моих глазах или чувствует потрескивающее электричество между нами, как и я?

Ее руки не двигаются с груди, и мне хочется сорвать с нее рубашку и уткнуться лицом в ее плоть. Отметить ее своим укусом, вбивая себя в ее тугую, спелую пизду.

— Тебе нужно отдохнуть. Я застелю постель свежими простынями. Ты будешь спать здесь, а я…

— Нет. Я не могу оставаться здесь… — ее голос становится паническим. Ее глаза бегают по комнате. — Я должна вернуться домой.

Я качаю головой.

— Я не выпущу тебя из виду.

— То, что ты хочешь, не является моим приоритетом, — она сверлит взглядом, опуская руки, давая мне возможность взглянуть на приз. — Ты не можешь держать меня здесь. У меня есть работа. Моя рация в моем крузере. Мой телефон тоже. Что, если я понадоблюсь моему дедушке?

Я прикусываю внутреннюю часть нижней губы. Мне нужно не спускать с нее глаз все время, с этого момента и до вечности.

— Это не тот риск, на который я могу пойти. Ты могла умереть. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то еще.

— Я большая девочка, — усмехается она. — Я могу позаботиться о себе. Мне не нужен массивный женоненавистнический неандерталец, присматривающий за мной, в любом случае спасибо.