Его зубы впились в мои губы, и я застонала от острой вспышки боли. Ещё до того, как звук замер у меня в горле, руки Виктора обхватили меня за талию, и в долю секунды я оказалась на стойке, а он оказался у меня между ног. А потом его руки были повсюду. На моих бедрах, в моих волосах, движутся по моим бокам и обхватывают моё лицо, оставляя обжигающие горячие следы на моей коже, даже не касаясь. И несмотря на все разрушения, которые он причинил мне, я могла думать только о большем.

Я потянула его за рубашку. Я вцепилась ему в шею. Я потянула его за волосы. Отчаянно желая большего.

Вместо того, чтобы дать мне то, чего я жаждала, Виктор прервал поцелуй.

Я ахнула, прохладный воздух хлынул мне в грудь.

– Корделия. – Голос Виктора стал низким и хриплым, и моё имя никогда не звучало так хорошо.

– Ещё, – прошептала я, снова сокращая расстояние между нашими губами.

Его рука сжала мою челюсть. Крепко. В его прикосновении не осталось противоречия, когда он оттолкнул меня.

– Жизнь моя, тебе не нужно просить большего. Ты можешь получить меня всего. В своё время. Я не трахну тебя в первый раз на кухонном столе.

Его слова вызвали жар внизу моего живота, и всё же они окатили меня, как ледяной душ. Мои руки опустились по бокам. К чему это? Он бы…Он думал, что я хочу...

Внезапно на меня обрушилась вся полнота того, кем я была, потому что у меня никогда, ни разу, не было нормального опыта. Всё было неправильно. Я была неправа. Виктор думал, что я хочу заняться с ним сексом прямо здесь, потому что он был обычным 34-летним мужчиной, который, так уж получилось, подолгу работал в этом доме. Он, вероятно, со многими встречался. Много целовался. Спал с...А я – нет. У меня не было такого опыта. Я была всё той же девочкой, которая должна была пойти на школьные танцы с Кларком Андерсоном в 9-м классе и так туда и не попала, потому что я была заперта, голодна и напугана, и моя мама повела меня покупать платье, а вместо этого я оказалась вся в её крови. Они забрали мою куртку, но не туфли. Туфли. Всё всегда сводилось к обуви. Темно-красные пятна на белых кроссовках врезались мне в память. Когда другие люди закрывали глаза, они видели цвета и звезды, а я видела точно такой же узор из пятен крови снова, и снова, и снова. Долбаный тест Роршаха с единственным ответом.

Что-то холодное и гладкое коснулось моих губ, и я моргнула.

– Пей, – сказал Виктор, наклоняя передо мной стакан с водой.

Я смотрела в его яркие зеленые глаза, сглатывая, позволяя ему лить мне в горло холодную воду, в то время как мои собственные конечности были потеряны для моей нервной системы. Я не смогла бы пошевелиться, даже если бы хотела.

– Что спровоцировало это? – спросил он и поставил стакан на стойку. Его большой палец провел по моей губе, поймав случайную капельку. – Я слишком сильно схватил тебя за подбородок?

– Нет, – мой голос прозвучал хрипло. – Ты не сделал ничего плохого.

– Я что-то не то сказал?

Я покачала головой, мой взгляд опустился на мои колени, всё ещё обрамляющие его бедра.

– Я просто была ошеломлена на мгновение. Мне понравился поцелуй. Но когда мы остановились, и я подумала обо всех других вещах, которые мы могли бы сделать, мои мысли неслись со скоростью миллион миль в час, – я вздохнула. – Очевидно, решение заключается в том, что ты никогда не должен переставать целовать меня.

В ответ он нежно поцеловал меня в щеку и на одном дыхании поднял со стойки.

Не тот поцелуй, который я имела в виду. Я хотела, чтобы это было больше, чем одноразовый сеанс поцелуев, который мы могли бы повторить через шесть лет.

– Я не могу ждать, пока мне исполнится 35.

Его веки дрогнули, как всегда, когда он пытался уловить ход моих мыслей. Я только открыла рот, чтобы объяснить, когда его губы снова накрыли мои. На этот раз медленно. Обдуманно. Ровно настолько, чтобы моё дыхание сбилось, а волосы на руках встали дыбом.

– Мы сделаем это. Как следует. Ты должна дать мне немного времени, чтобы разобраться с моей семьей, но я обещаю, что это не займет ещё шесть лет. Но Корделия…

– Да?

– Я знаю тебя. Я хочу тебя. Когда мы займемся этим, я буду полностью с тобой. Я не собираюсь вести себя с тобой непринужденно. Мы не будем медлить.

Моя грудная клетка внезапно показалась мне слишком маленькой для большого, яркого, трепещущего чувства в груди, и единственный способ выпустить его наружу – это улыбнуться. Так широко, что у меня мгновенно заболели щеки.

Я могла бы дать ему время. У него может быть всё время в мире, если, в конце концов, у нас будет больше такого.

– Хорошо, – прошептала я, кивая и прижимаясь носом к его носу.

– Хорошо, – сказал Виктор.