ГЛАВА 33

КИНСИ

Миллер прислал мне сообщение, чтобы я встретилась с ним дома. От этого слова по моему лицу все время расползалась улыбка. Дом. Мы жили вместе.

Он сказал, что любит меня.

И прислал мне смс со словом «дом».

Я широко улыбнулась и открыла дверь в пентхаус, потом чуть не побежала в противоположном направлении увидев, как мой брат встал с дивана и очень медленно направился ко мне. Но тут я внимательно на него посмотрела.

Никогда не видела его таким разбитым.

Таким уставшим.

— Кинс... — раздался его голос.

Я бросилась Джексу в объятия, слишком озабоченная тем, как ужасно он выглядел, чтобы сердиться. Я держалась за него, словно от этого зависела моя жизнь, а он снова и снова целовал меня в макушку.

Со вздохом он прикоснулся лбом к моему лбу и сжал руками мои плечи.

— Тебе было четыре в первый раз.

Мои глаза наполнились слезами.

— Джекс, тебе не нужно это делать.

— Четыре, — повторил он, игнорируя меня. — Я видел, как дерево упало на ваш дом. Я никогда не был так напуган в своей жизни. Мои родители ушли, и я знал, что ты там одна. Я бежал изо всех сил, благодарил Бога, что ваша входная дверь была открыта. И когда, наконец-то, тебя нашел… Ты... — его голос дрогнул, — …ты рыдала в углу, твои стопы были порезаны из-за разбитых окон.

Из-за воспоминаний у меня глаза наполнились слезами. Я так боялась. Так отчаянно хотела, чтобы кто-нибудь обнял меня и сказал, что все будет хорошо.

— Ты был похож на ангела, — прошептала я. — Я спросила тебя, поселил ли Бог тебя рядом, чтобы ты заботился обо мне.

— И я сказал «да». — Джекс закрыл глаза. — Что я буду твоим спасителем каждый день, каждую ночь, до того дня, пока не умру.

— Ты нес меня.

— Я нес тебя сквозь бурю, — добавил Джекс. — И отчетливо помню, как обещал себе, что не позволю, чтобы тебе причинили боль. И в течение нескольких лет, после окончания процедуры удочерения, когда ты действительно стала Ромонов… все было идеально. А потом ты заболела и была такой беспомощной. — Он вздрогнул. — Это глупо, но я помню, что ненавидел себя в то время, винил себя в том, что нес тебя сквозь бурю, думал, что, возможно, именно поэтому ты и заболела.

— О, Джекс. — Я покачала головой. — Человек не может заболеть из-за бури.

— Я был так напуган, и как только врачи сказали нам, что это не рак, а волчанка, и что с тобой все будет хорошо, снова пообещал себе, что позабочусь о том, что больше ничто не причинит тебе вред — ничто не тронет тебя. — Его голос прервался. — И мне казалось, что я каким-то образом снова помог тебя спасти, как и обещал. — Он сделал паузу. — Ты была, ты… ты мой лучший друг.

Слезы скользнули по моим щекам.

— Но я не смог защитить тебя от Андерсона, — он выругался. — Из-за его жестокого обращения твое тело начало нападать само на себя, и когда мы узнали, что у тебя снова началось обострение, я винил себя. Ты встретила его из-за меня. Ты мне доверяла, поэтому доверяла и ему. Я должен был заметить, как ужасно он к тебе относится. Я должен был бороться изо всех сил, чтобы забрать тебя от него. — Его кулаки сжались.

— Джекс. — Я обхватила его лицо. — Ты не можешь спасти весь мир.

— Я могу попробовать.

— Нет. — Я покачала головой. — Не можешь.

— Это очевидно. — Его улыбка была грустной. — Ведь, кажется, что каждый раз, когда я пытаюсь, то порчу все еще больше.

— Не хочу тебя расстраивать, брат, но ты — человек.

Он нахмурился.

— Херня, ты всегда говорила, что я похож на Капитана Америку.

— Это не означает, что у тебя есть суперспособности, хотя я тайно всегда верила, что есть. Это тоже было моей ошибкой, Джекс. Я поставила тебя в такое положение, не понимая, какое давление это на тебя оказывает. Ты спас меня от Андерсона, и когда отослал меня из страны, то снова пытался спасти, но на этот раз… — Я проглотила комок в горле. — На этот раз это не сработало, потому что я нашла того, кто обращался со мной не так, словно я вот-вот сломаюсь, а так, словно меня невозможно сломать.

— Я никогда не собирался так к тебе относиться.

— Я знаю. — Я его обняла. — Знаю, что ты делал это не специально, Джекс.

— Этот ублюдок тебя любит, и я не могу заставить его остановиться.

Я рассмеялась, уткнувшись ему в грудь.

— Дай угадаю, ты попытался, а он сказал «нет»?

— Что-то вроде того. — Его смех присоединился к моему. — Прости, Кинс. Прости. За то, что рассказал всем о твоей болезни, что был таким чрезмерно опекающим, за…. все.

— Не нужно. — Я пожала плечами. — Ты не был бы собой, если бы не был чрезмерно опекающим мудаком с комплексом бога.

Он ущипнул меня за бок.

— Очень смешно.

— Папа сказал, что ты придешь в себя.

Глаза Джекса наполнились слезами.

— Он хорошо меня знает.

— Потому что ты — это он. — Я улыбнулась. — Ты разве не видишь? Ты такой же, как и он, защищаешь всех и все вокруг себя, сражаешься за то, что хорошо, что правильно. Ты — его сын, и я знаю, что он никогда не гордился тобой больше.

— Он умирает, — прошептал Джекс. — И мы не можем это остановить.

— Нет. — Я крепче его обняла, когда у меня в груди сжалось сердце. — Но мы можем жить…

— Ты все еще помнишь, да?

— Ты сказал, что это моя единственная работа.

— Жить.

— И посмотри на меня сейчас. — Я отстранилась от него. — Миллер сказал то, что мне помогло. Он сказал, что все не будет хорошо, ни сегодня, ни завтра, ни во время похорон… сказал, что не может врать мне в лицо, что будет больно, но еще Миллер сказал, что, в конце концов, боль уменьшится, и однажды станет не такой интенсивной. Так что, несмотря на то, что сейчас больно, я уверена, что будет намного хуже… Я с нетерпением жду того дня, когда боль немного притупится.

— Вау. — Джекс сунул руки в карманы. — Неудивительно, что ты влюбилась в этого парня. Беспощадная честность.

— Мне нужно было это услышать.

— Думаю, мне тоже.

Дверь в квартиру открылась. Медленно вошел Миллер, посмотрел на меня, затем на Джекса, словно не был уверен, что тут происходит – ссора или перемирие.

— Ты сегодня отстойно играл, — сказала я, разрушая момент. — Вы оба. В следующий раз постарайтесь не ввязываться в драки и думайте лишь об игре. — Я указала на Миллера. — Ты хорошо блокировал, но можешь еще лучше, и знаешь это. — Затем повернулась к Джексу. — И я даже не стану начинать говорить о твоих бросках. Почти каждый раз, у тебя уходило не менее четырех секунд, и ты едва успевал вытащить руки из карманов. Ты намного быстрее, перестань танцевать вокруг мяча и выиграй на следующей неделе!

— Люблю, когда она говорит пошлости. — Миллер подмигнул мне.

Джекс застонал и заткнул уши руками, затем подошел к Миллеру, ударил его в живот и похлопал по спине.

— Добро пожаловать в семью. Помни, что я сижу во главе стола во время семейного ужина, когда мы смотрим игры —кожаное кресло мое, и если ты даже подумаешь о том, чтобы стащить последнее печенье с шоколадной крошкой, я тебя прикончу.

— Обожаю печеньки твоей мамы.

Я застонала.

Джекс с Миллером усмехнулись, обнялись, и мой брат ушел.

Миллер улыбнулся мне.

— Итак, как все прошло?

Я протянула руки.

— Было хорошо говорить обо всем, включая все то, о чем мне, вероятно, нужно поговорить и с тобой, но я еще не поговорила.

Миллер кивнул.

— Я всегда думал, что ты заговоришь, когда будешь готова, и знаю, что это нелегко.

— Нет, не правда. — Я все еще чувствовала стекло на стопах, трубки, торчащие из моего тела, когда мне переливали кровь. — Но…

Дверь распахнулась, появился Джекс, его лицо было ужасно бледным.

— Кинс, только что звонила мама, нам нужно идти.

— Что?

— Папа.