ГЛАВА 30

МИЛЛЕР

Волчанка

Обострение.

Болезнь.

Кинс потеряла сознание. Я поймал ее, прежде чем ее тело упало на пол. Ссора между мной и Джексом давно забыта теперь, когда Кинси, самое дорогое, что было в моей жизни — и в его — лежала в обмороке.

Обрушились воспоминания о моей маме, которая сваливаясь безжизненной кучей на моих глазах.

И жгучая боль, раздирающая меня на двое, говорила, что я больше никогда не смогу стать целым, долбилась в мои виски, мешая видеть. Не снова. Только не снова.

— Кинс? — Я схватил ее за руку. — Очнись, детка.

Джекс шагал перед диваном, то вытирая свое лицо руками, то ругаясь на меня.

Наконец, через несколько секунд, хотя казалось, что прошло не меньше десяти минут, Кинс распахнула глаза, сфокусировавшись на моем лице. На ее лице расползлась легкая улыбка, но затем пропала. Она медленно приняла сидячее положение.

Джекс перестал шагать и встал перед ней на колени, сжав ее ладонь между своих.

Она отдернулась.

— Какое ты имеешь право?

Джекс покачал головой, потом так сильно прикусил нижнюю губу, что мне показалось, что вот-вот пойдет кровь.

— Я твой брат. Это моя работа. Моя.

— Твоя работа заключается в том, чтобы оповещать всем в этой комнате о моем прошлом? — закричала она.

Он вздрогнул.

— Нет. — Его лицо вспыхнуло от гнева. — Но какого хрена ты делаешь, Кинс? Если бы это было по-настоящему, если бы ты действительно любила этого парня... — Меня бесило, что они говорили обо мне. Они заслуживали приватности. У меня было такое чувство, что кто-то взял кувалду, чтобы разбить мое сердце. — Если бы ты его любила, то все бы ему рассказала. Если бы он тебя любил, если бы ты не была просто горячей телкой, удобной...

Я зарычал.

— Он пожелал бы узнать о тебе все… Ты так сильно заболела, когда была с Андерсоном, тебе было так больно, а меня не было рядом, чтобы все это остановить, ты не позволяла мне помочь, а теперь попала в другую безнадежную ситуацию.

— Но я никогда не просила тебя вызволять меня, — заметила она, ее голос был пронизан гневом и болью.

Вызволять? Какого черта? Зачем ее нужно вызволять? От меня? Почему вообще они про это говорят?

Я уронил ее руку.

Мне пришлось.

Моя слишком сильно дрожала, чтобы от меня была польза.

Джекс нахмурился.

— Это моя работа.

— Кто назначил тебя ее делать? — выпалила она в ответ.

— Я сам! — взревел он, вскакивая на ноги. — Кто был рядом, когда твои родители оставили тебя одну на грязном полу? Кто помог промыть порезы на твоих ногах? — В его глазах появились слезы. — Кто держал тебя за руку в больнице, когда врачи не могли понять, что с тобой случилось, и думали, что у тебя рак? Я! Там был я! — Джекс стукнул себя кулаком по груди. — Я заработал гребаное право защищать тебя — оберегать тебя от всего...

— Уходи, — прошептала она. — Сейчас же.

— Кинс. — Боль отразилась на его лице. — Прости, мне не следовало говорить о...

— Уйди.

— А что насчет него? — Джекс кивнул головой на меня. Да, видимо, я был «счастливым» сукиным сыном, которого он бросал под автобус. Мило.

Если он считает, что я ее брошу. То ему стоит подумать еще раз.

Она вздохнула и скосила на меня глаза.

— Тебе тоже нужно уйти.

Я сделал рваный вдох.

— Нет.

Извиняющееся выражение лица Джекса сменилось самой настоящей яростью.

Кинси опустила глаза, опустила плечи.

— Я остаюсь.

— Миллер… — Слеза скользнула по ее щеке. — Просто уйди.

— Нет.

Джекс подошел ко мне. Я приготовился к еще одному удару, но, как ни удивительно, Джекс просто положил руку мне на плечо и ушел. Харли последовала за ним.

За ними закрылась дверь.

Санчес и Эм в молчании пошли по коридору, держась за руки, зашли в спальню и закрыли за собой дверь.

Про цыпленка забыли.

Вафелька.

Забавно, что наши отношения начались с этих глупых прозвищ, и теперь казалось, что они разрываются, заканчиваются, точно так же.

— Ты была больна, — хрипло прошептал я.

— Не была, — поправила она. — Я и сейчас болею. У меня ремиссия, несколько лет не было обострений. Но я могу заболеть в любой момент, и буду госпитализирована. — Она наклонила на бок голову, возможно, оценивая мою реакцию.

Я потянулся к ее руке, она отстранилась.

— Кинс?

— Я не собиралась тебе рассказывать.

Это причиняло боль.

Сильнее, чем должно было.

Ведь в то время как я убеждал себя в том, что дорожу отношениями, что влюбился в нее, доверял ей, был готов подвергнуть опасности мою дружбу с Джексом и отношения с командой…

Она, что? Мне лгала?

Я должен был знать.

Должен был спросить.

— Ты вообще никогда не собиралась мне рассказывать?

Она молчала.

Молчала.

Когда одна секунда превратилась в пять минут, я понял, что получил ответ.

Я встал, не в силах встретиться с ней взглядом.

— Итак, все те моменты, когда я сбежал, а потом вернулся, сражаясь за тебя, моменты, когда обнимал тебя, и поцелуями убирал твои слезы. Я влюблялся, а ты… что? Просто занималась сексом? Просто пыталась разозлить своего брата? Кем я для тебя был, черт побери? Отвлечением от болезни твоего отца?

Ее голова дернулась.

— Нет! Ты же знаешь, что это неправда!

— Знаю? — я широко развел руки. — Ведь я не слышу, что ты отрицаешь это! Если ты даже не рассказываешь мне о своем прошлом, как, черт возьми, у нас может быть будущее?

У нее задрожала нижняя губа.

— Отлично, — выругался я себе под нос. — Еще больше молчания от девушки, в которую я влюблен, от той, которая даже не смогла мне доверять настолько, чтобы рассказать, что она больна! Как я должен позаботиться о тебе, если что-то...

— Заткнись, просто заткнись! — Кинси вскочила на ноги и ударила меня кулаком в грудь. — Ты когда-нибудь думал, что, возможно, лишь однажды в своей жизни я не хотела, чтобы меня защищали?

Я попятился назад.

— Ты не Джекс! Мне не нужен еще один Джекс! Или отец, который звонит врачу каждый раз, когда у меня болит голова, или я чувствую сонливость! Я не хотела, чтобы точно так же было и с тобой! Разве ты не понимаешь! Не хочу, чтобы ты смотрел на меня и считал меня слабой! Больной!

— О, Кинс… — Я покачал головой. — «Слабая» это последнее, что приходит мне на ум, когда я смотрю в твои глаза.

Слеза соскользнула с ее подбородка.

— Ты одна из самых сильных людей, которых знаю. Ты боец. Еще ты угрожающая. Ошеломляюще агрессивная… — Я потянулся к ее руке. — У меня никогда не было и шанса устоять перед тобой.

— Хотя, это все меняет. — Она вытерла щеки.

— Только если ты позволишь. — Я пожал плечами. — И это твой выбор, Кинси, а не мой, и не Джекса. Твой. — Я бросил ее руку. — Но мне нужно, чтобы ты кое-что знала. — Она опустила глаза. — Я сделал свой выбор.

Ее голова дернулась вверх.

— И я выбрал тебя. — Сделал шаг вперед. — Я ненавижу то, что ты больна, но еще больше ненавижу, что на одну гребанную секунду ты подумала, что я удеру или хуже, превращусь в контролирующего придурка, из-за которого ты будешь чувствовать себя в ловушке. Да, я хочу тебя защитить. Ведь именно это делают, когда кого-то любят. И кто-то похожий на тебя, кто-то такой же особенный, как и ты, заслуживает всего, что может получить. Поэтому, хотя и чертовски сильно злюсь на Джекса, я его понимаю. Понимаю, почему он расстроен, понимаю, почему сделал то, что сделал. И я заслуживаю его гнева, потому что действовал у него за спиной и отобрал что-то драгоценное. Я отнял у него тебя. Он считает своей обязанностью заботу о тебе, твою защиту. В глазах Джекса я вышвырнул тебя в дикий лес и приказал выжить… и, хотя ничего плохого и не произошло, но могло бы произойти. И вот это «могло бы» чертовски сильно пугает Джекса. — Я вздохнул. — Я выбираю тебя, мне просто нужно, чтобы и ты выбрала меня.

Снова молчание.

Отлично.

Кинси взяла меня за руку.

— Ты действительно меня любишь?

Я облегченно вздохнул.

— Больше, чем следовало, если я не хочу, чтобы Джекс меня убил. Опять же, возможно, это единственный способ остаться в живых… любить тебя так сильно, что у него не останется выбора, кроме как признать поражение.

Она улыбнулась впервые после ссоры.

— У него хорошие намерения.

Я указал на свое лицо.

— Хорошие, но кое в чем он заблуждается.

Мы с Кинси обнялись, и она положила голову мне на грудь.

— Ты никуда не уйдешь?

— Нет. — Я сильнее ее сжал. — Не уйду, если ты не пойдешь со мной.

— Так что это правда по-настоящему.

— Это было по-настоящему еще с Вегаса, просто я был слишком испуган, чтобы признать это, Кинс. Надеюсь, ты простишь меня за это.

— Вот почему я назвала тебя Цыпленком.

— А почему тогда ты Вафелька?

Она усмехнулась мне.

— Потому что я действительно сладкая.

Я завладел ее губами.

— Это уж точно.

Она отступила от меня и вошла в кухню.

— Знаешь, у нас есть вся эта еда...

— Прикоснешься к еде, и ты мертвец. — Санчес ринулся к нам. — Ох, и хорошо поговорили, ребята, я действительно почувствовал ваши эмоции.

Эмерсон дала ему подзатыльник и одарила нас знающей улыбкой.

— На самом деле он слышал только последнюю часть, потому что до этого я сделала громкость на телевизоре слишком большой, но счастлива, что вы, ребята, поговорили.

— Я тоже. — Поцеловав Кинси в макушку, выдавил улыбку, хотя мне и не хотелось улыбаться. Не потому что я не был счастлив, что Кинс действительно меня выслушала. А потому, что это был не тот конец, которого я хотел. Мне хотелось, чтобы Джекс одобрил наши отношения, чтобы он сказал мне, что принял меня, принял то, что было между нами, и прямо сейчас, вина съедала меня заживо и заставляла меня дерьмово себя чувствовать.

Джексу нужно время, чтобы остыть.

А значит, мне придется подождать, прежде чем с ним разговаривать.

Я лишь надеялся, что наша дружба не будет разрушена и не достигнет точки не возврата, ведь помимо Эм лишь Джекс и Санчес были моей единственной настоящей семьей. И мне не хотелось ее разрушать.

Даже если это было по уважительной причине.

Кинс просунула руку в мою ладонь.

— Ты в порядке?

— Это я должен тебя об этом спрашивать.

— Твое лицо выглядит хуже моего.

Моя щека очень сильно болела.