Мать Гарри крепко обняла меня. Улыбка застыла на моем лице. Увы, но она была последним человеком, которого я хотела видеть.

Ее улыбка дрогнула, а уголки рта опустились. Я ужаснулась, когда женщина разрыдалась и рухнула на стул, прижимая ко рту носовой платок.

Чувство вины захлестнуло с новой силой, и я испытала отчаяние, когда мать и отец дипломатично оставили нас вдвоем.

Я присела рядом со свекровью и взяла за руку, пока рыданья медленно утихали.

— Извини, — прошептала женщина. — Ты только с порога, а я уже устраиваю представление. — Она слабо улыбнулась. — Просто когда я видела тебя в последний раз, после того как мы узнали вести о Гарри... я… думала только о себе и собственной потере; а ты, ты стала молодой вдовой. — Она деликатно фыркнула, промокнув глаза. — Я вела себя эгоистично, за что прошу прощения. Понимаю каково это — терять супруга; понимаю, как велико и всепоглощающе это горе. Но ты должна знать, дорогая, за то короткое время, что вы были женаты, ты сделала моего Гарри таким счастливым — ты стала идеальной женой, вы были замечательной парой, и мой мальчик очень, очень сильно любил тебя. — Свекровь крепко сжала мою ладонь. — Я и мечтать не могла о лучшей и преданной невестке, и надеюсь, что ты и дальше будешь считать меня частью своей семьи, потому что именно так я думаю о тебе, дорогая Сильвия. Давно хотела сказать тебе это. Спасибо, что любишь моего мальчика.

Я была худшим человеком в целом мире, просто ничтожеством, и была совершенно несчастна. Не хватило духу признать, что я легла в постель другого мужчины и ношу его ребенка меньше чем через год после смерти Гарри. Я была трусихой, ужасной двуличной лгуньей.

Я сидела, улыбалась и пила чай, пока жизнь кружилась невыносимыми, неумолимыми кругами. Миссис Вудс попросила называть ее по имени — Одри, — и когда женщина поинтересовалась, как долго пробуду дома, я снова солгала и заявила, что отправляют дальше, и дала им адрес Барбары в Йоркшире.

Не знаю, что бы я делала без подруги. Не знаю, почему она дарила мне свою любовь и непоколебимую преданность, хотя я мало что сделала, чтобы заслужить ее. Лишь могу сказать, что девушка была хорошей: добрым и отзывчивым человечком, верной подругой.

Я осталась с родителями всего на одну ночь, все это время принужденно улыбаясь. Так отчаянно хотелось рассказать им; так хотелось ощутить их поддержку, но попросту не заслуживала ее. Может, со временем я стану смелее. И втайне надеялась, что расскажу правду только тогда, когда смогу предстать перед ними замужней женщиной с Чарли под руку.

Я уехала на следующее утро, совершив медленное и утомительное путешествие на север. Пока глядела в окно поезда, набитого солдатами, пейзаж сменился пышными зелеными полями на суровые ландшафты Йоркширских далей, что как нельзя лучше соответствовало настроению.

Барбара встретила меня в красивом местечке Хортон-ин-Риблсдейл и крепко обняла.

— Теперь все будет хорошо, Вудс, — прошептала подруга.

В этот момент стал поразителен факт того, что кто-то еще несет на себе груз моей тайны.

С вокзала мы сели на местный автобус, который помчался через маленькие причудливые деревушки, над которыми постоянно возвышались голые холмы. Если бы Хитклифф прискакал на лошади, я бы не удивилась.

Деревня Бакден, где предстояло провести следующие несколько месяцев, была небольшой: менее пятидесяти домов, один общественный дом и ни одной церкви. Бакден приютился в крошечной долине, где маленький ручеек, или «жабры», как называли в этих краях, стекал к реке Уорф. А позади всех возвышалась поросшая вереском гора Бакден-Пайк.

Оттуда мы прошагали более мили по длинной грязной дорожке до фермы.

— В непогоду здесь совсем по-свински, — бодро прощебетала Барбара. — Если уж совсем плохо, одна из девчонок подвозит к главной дороге на заднем сиденье трактора, что очень весело. Но, Господи, чего бы я только не отдала, чтобы хоть раз надеть платье, туфельки на каблуках и нанести помаду. Говорю тебе, я воспринимала все эти вечеринки в БП как должное. Если раз в месяц мы попадаем на танцы в Скиптоне, это особый праздник. Неважно, мы будем жить в маленьком коттедже, как у Христа за пазухой. — Она сделала паузу, бросив на меня взгляд. — Я сделала его настолько уютным, насколько это возможно — девочки помогали, — но он все равно довольно простой.

Я перекинула свою руку через ее.

— В нем есть ты, так что все будет как нельзя лучше.

Коттедж был небольшим, построенный из местного камня, с одной большой комнатой внизу, которая была и кухней, и гостиной, и двумя крошечными спальнями наверху. Ванной не было, а уборная располагалась в сарае за коттеджем. Как бы ни примитивно это было, но я чувствовала, что нашла безопасную гавань. По крайней мере, на некоторое время.

— Спасибо, — тихо поблагодарила. — За все.

Тем не менее, дни казались долгими и одинокими, пока Барбара трудилась на ферме в качестве рабочей, одни из великих нераскрытых героинь войны Дружинницы, засучив рукава, выполняли любую работу, которую раньше делали мужчины.

Пока она доила до рассвета, кормила свиней, чистила стойла и конюшни и работала до сумерек каждый день, я сидела в маленьком коттедже, не более чем в трех футах от огня со свистящим в дымоходе ветром, и вязала шапочки, пинетки и одеяльца, а внутри меня рос малыш.

Имелось много еды, много молока, сыра и вкуснейшего сбитого масла. Имелись также несколько дополнительных кусков бекона и, что самое приятное, большой запас яиц от фермерских кур, желтки которых были самыми яркими из всех, что когда-либо видела.

Но было скучно, а в голове туман. Привыкшая к столу, заваленному сверхсекретными кодами, которые нужно было расшифровывать, теперь я читала газеты и узнавала о войне из вторых уст, как и все остальные. Я прочитала все книги, которые были в небольшой библиотеке в двух деревнях отсюда, однако по мере того как осень переходила в зиму, становилось все труднее передвигаться по скользким дорогам или ждать на холоде автобуса, который всегда запаздывал. Я писала Чарли длинные письма и получала короткие, но восторженные. Обычно они приходили по три-четыре за раз. Мужчина сообщал, что написал жене, но ответа не получил. Не терпелось, чтобы он поскорее развелся с нею, чтобы стал целиком моим.

Для местных жителей я была объектом жалости — молодая вдова с ребеночком на подходе, что делало меня романтичной фигурой, и я позволяла им продолжать верить в свои выдумки, пока они приносили в мой дом дары: капусту здесь, мешок картошки там, однажды даже — связку кроликов.

Лгать родителям было сложнее всего, и я просто не могла продолжать уклоняться от истины. Я тосковала по маме, а когда Рождество было не за горами и до вероятной даты рождения малыша оставалось меньше месяца, я снова пожелала оказаться в доме родителей в Годалминге. Некоторые скажут: собственными руками вырыла себе яму, вот и пожинай плоды. Но даже если я не поехала бы домой на Рождество, надеялась, что в следующем году смогу взять ребенка в гости к родителям.

— Думаю, тебе стоит им рассказать, душка, — вздохнула Барбара, потирая спину, ее ручки покраснели и огрубели от тяжелой работы и холода. — Как мне кажется, они отнесутся к этому с большим пониманием, чем ты представляешь.

— Возможно и расскажу, — задумчиво произнесла я. — Ненавижу чувствовать себя бесстыдницей. Я не сделала ничего плохого! Просто... такое чувство, будто подвела всех. И как только я посмотрю в глаза свекрови?

— Послушай, — начала она, взяв меня за ладонь, — никто не ожидает, что ты будешь вечно оплакивать Гарри. Вы были молоды и влюблены, но его больше нет. Помнишь его последние слова и твое последующее обещание — прожить насыщенную жизнь. Я была там, помнишь? Так вот, именно это ты и делаешь, и в этом нет ничего постыдного. А что касается того, что ты мать-одиночка, так что с того? Таких девушек, как ты, тысячи. Когда вы уедете в Америку, чтобы быть со своими возлюбленными, им понадобится с десяток океанских лайнеров.

Я неуверенно рассмеялась.

— Уверена, ты права. Наверняка отправят нас на Корабле Его Величества «Королева Мэри» — беременные девушки, новый британский экспорт!

— Вот это дух, — подруга усмехнулась.

— А что насчет тебя? — полюбопытствовала я. — Насколько мне известно, тебе писал некий капитан Миллингтон. — Она засияла от гордости при упоминании о недавнем повышении Скипа. — Как считаешь, ты тоже поедешь в Америку?

— Знаешь что, думаю, что поеду, — отозвалась она. — Даже если нас не вывезут, потому что наши мужчины все еще ждут развода, мы вместе запрыгнем на корабль. Что скажешь?

— Скажу, что это блестящая идея! О, Барбара! Мы будем в Америке вместе. Будет так захватывающе! Неужели Скип действительно надумывает разводиться с супругой?

Она пожала плечами.

— Если ему удастся. Но мне все равно. Все равно поеду. Куда-нибудь в жаркое и солнечное место, где нет свиней! — ее улыбка померкла. — Но родителям... скажи им, Вудс. Чарли хочет, чтобы они знали о нем и о том, что он будет заботиться о тебе. Чем дольше ты будешь скрывать, тем хуже будет и для него. Если только не планируешь однажды приехать в Годалминг и воскликнуть: «Божечки, нашла малыша в капусте!»

Я заулыбалась, а Барбара сжала мою ладонь.

— Ты права, действительно нужно рассказать. Я была такой трусихой, но наш ребенок заслуживает большего. Будь то мальчик или девочка отнюдь не позор, что нужно прятать. Нужно перестать быть тряпкой. Завтра поеду в город и позвоню через телефон на почте.

— Поедем вместе, — сказала Барбара. — После того как подою коров и вычищу стойло свиней. Боже, нет ничего хуже, чем провонять навозом!

Зима в тот год выдалась очень холодной, дефицит усилился, а полки в магазинах опустели. Правительство призывало есть конину и китовое мясо, и нас предупреждали, что Рождество пройдет скудно. Чтобы согреться ночью, каждый клал в печь кирпич, заворачивал его в чайные полотенца и брал с собой в постель, чтобы согреть остывшие простыни. Это немного помогало.