Глава тридцать девятая

Блетчли-Парк, Лето 1943

Сильвия

Я носила ребенка Чарли, созданного с любовью, отчаянием и надеждой. С безмерной надеждой. Маленький мальчик с черными волосами Чарли или маленькая девочка с моими кудряшками и смешным маленьким носиком. Мы заживем в нашем коттедже у озера, вместе построим ранчо, вместе построим жизнь. Не могу объяснить ту чистую радость, что бурлила во мне.

Конечно, житейские аспекты моего состояния были непреодолимы. Я являлась незамужней матерью ребенка смешанного происхождения, отец которого находился за много тысяч миль от меня и был женат. Работала на одной из самых секретных военных баз Британии, выполняя важнейшую военную работу, которой были обучены немногие люди, и была беременна без разрешения.

Было очевидно, что, как только я сообщу о ситуации своему руководителю, тут же уволят с позором. Страшно было рассказывать ему об этом, и я откладывала этот ужасный день как можно дольше. В конце концов, это был Блетчли. К чему еще одна тайна?

Как только начну рассказывать, не останется другого выбора, кроме как вернуться к родителям, и я с ужасом думала о том, что придется отвечать на вопросы, которые они обязательно зададут. И как я смогу посмотреть в лицо матери Гарри? Она узнает, конечно, узнает, потому что люди говорят, и не все они добры.

Или имелся другой выбор? Могла ли я уехать и жить рядом с Барбарой? У меня имелись кое-какие сбережения, и Чарли помог бы, как только узнал б, что у него будет сыночек или дочурка.

При этой мысли стало легче, поэтому начала планировать.

Я не решалась обратиться к врачу в БП, поскольку тот был бы обязан сообщить обо мне, но боялась, что сделаю что-то не так, а врач должен был знать о ребенке. Мне тоже полагался дополнительный паек, чтобы помочь будущему малышу расти. Может, я могла бы тайно посетить своего семейного врача? Я знала доктора Симмонса с детства, и хотя мужчина вышел на пенсию в тридцать восьмом, вернулся в Годалминг, чтобы внести свой вклад в военное дело. Конечно, он помог бы.

Я находилась на четвертом месяце беременности. Как долго еще смогу скрывать свой маленький бугорок? Возможно, еще два месяца, если буду осторожна. Я поглаживала живот, переполненная любовью к новой жизни, зарождающейся внутри.

Я написала Чарли и рассказала о ребенке. Если это будет мальчик, хотела назвать его Эрнестом, потому что я так искренне любила Чарли. Глупо, я знаю. А если бы это была девочка, мы могли бы назвать ее Амелией Соканон в честь обеих наших матерей. Прошло три недели, прежде чем получила ответ. Дрожащими пальцами я вскрывала конверт.

Моя драгоценная Сильвия,

Твое письмо стало лучшим даром в моей жизни. Искренне жаль, что я не буду с тобой, когда родится наш сынок или дочка. Ух ты, не могу поверить, что пишу это! Наш сынок или дочка! Я буду с тобой душой и буду молиться Творцу, чтобы он позаботился о вас обоих. И поверь: обычно я не очень часто молюсь. Очень надеюсь, что Он услышит эту молитву!

Твои предложения касательно имен замечательны. Мне нравится имя «Эрнест» для мальчика. Как насчет «Ачак» в качестве второго имени? Это имя моего отца, оно означает «дух».

Предполагаю, ребенок родится в конце января. Рад, что у тебя есть Барбара, но, может, ты могла бы поехать к своим родным? Женщина должна быть с мамой в такое время. Напишу твоему отцу и расскажу, какие чувства испытываю к тебе и что женюсь, как можно скорее. Они должны знать, верно? Это их первый внук, думаю, им стоит знать. Ответь, по какому адресу могу им написать, и по возвращении отправлю им письмо.

Одине я тоже напишу. Попрошу скорейшего развода.

Его жена. У нее было имя, отчего она стала правдой. Я избегала мыслей о ней, избегала осознания того, что эта просьба разрушит ее жизнь, хотя и придаст моей целостности. Чувство вины, которое так хорошо умела затаивать, высунуло свою голову гидры. «Одина» — до чего имя красивое.

Как она выглядела? У женщины были густые черные волосы, как у Чарли? Кожа была золотисто-бронзовой, как у него? Любила ли лошадей, походы и плавание? Были ли мы похожи или совершенно разные? Заплачет ли она, прочитав письмо Чарли, или обрадуется?

Хотелось, чтобы она вздохнула с облегчением, ведь тогда мне не придется чувствовать себя виноватой. Я осознавала, как подавлена буду, если потеряю такого мужчину, как он.

Нет, я не могла потерять Чарли. Сделаю все возможное, чтобы он стал моим, целиком и полностью моим.

Я знала, что мужчина был прав, когда писал, что стоит рассказать родителям. Им стоит знать, что скоро на свет родится их внук. Но так ли это? Будут ли они рады этому ребенку, ведь я была незамужней, вдовой всего несколько коротких месяцев? Они не смогли бы, не смогли бы понять. Я любила своих родителей, однако боялась их осуждения.

Поэтому, когда я написала ответ Чарли, то не дала ему адрес родителей. Мужчина был умным, о причине догадается.

Барбара вновь уговаривала приехать в Йоркшир. Подруга работала на ферме в крошечной деревушке Бакден в Дейлсе. Жила в фермерском доме, и сообщила, что неподалеку расположен крошечный коттедж, который мы могли бы делить вместе.

Звучало это замечательно, однако я написала, что буду держаться за свою работу в БП как можно дольше, после чего вернусь домой в Годалминг. Но планы разрушила Джоан.

Униформа уже давно была тесной, и, хотя несколько раз перешивала пуговицы, избежать отрыв не удалось.

Я взяла за правило одеваться и раздеваться только тогда, когда Джоан не было в комнате; в то утро девушка отправилась на завтрак, но кое-что забыла.

Как только увидела меня, то сделала шаг назад.

— Ты что, беременна?

Выражение моего лица говорило само за себя.

— Кошмар! Рассказала кому?

— Отцу малыша и подруге, Барбаре. Умоляю, не говори никому. Мне нужно время.

Она тут же покачала головой.

— Извини, но не стоит просить о таком. Ты мне нравишься, Сильвия, однако я не собираюсь нарываться на неприятности из-за тебя.

Я в отчаянии развела руками.

— Нет, конечно, нет. Не следовало просить тебя лгать ради меня. Я все понимаю.

Она коротко кивнула и вышла из комнаты.

В последний раз продела пуговицу на пиджаке в петлицу. Я чувствовала онемение и слабость, и странное облегчение от того, что решение было принято за меня.

Я, как обычно, села на автобус до БП, отработала восьмичасовую смену, затем попросила разрешения поговорить с бригадиром Тилтманом.

— Слушаю, Вудс. Чем могу быть полезен?

— Мне ужасно жаль, сэр, но... у меня будет ребенок.

Он выглядел испуганным, словно я собиралась родить на свет ребенка в эту же минуту.

— Беременна?

— Да, сэр. Простите, сэр.

— Но Вы же вдова!

Я ничего не ответила, лишь уставилась на влажное пятно на стене через его плечо.

— Боже правый! — резко воскликнул мужчина.

— Я бы хотела остаться работать здесь, если позволите, сэр.

Он покачал головой.

— Не может быть и речи, Вудс. Этого не будет, понимаете. Просто не получится.

— Понимаю, сэр. Мне чрезвычайно жаль, что я подвела группу.

Он потер виски и тяжело вздохнул.

— Будет досадно, если уйдете, Вудс. Ваша работа достойна подражания. Вас будет непросто заменить.

Меня снова охватило чувство вины, но что я могла поделать?

— Быть может, я могла бы вернуться в качестве гражданского лица, сэр, когда родится малыш?

Казалось, он обдумывает это предложение.

— Кто будет присматривать за ребенком? Ваша мать?

— Я.. я не знаю, сэр.

— Ну-ну, дадите знать, как пойдут дела, Вудс. Желаю удачи.

Мы пожали друг другу руки, к своему столу вернуться не разрешили. Все личные вещи, которые там оставила, будут отправлены ко мне. Я должна была явиться к старшему офицеру Женской вспомогательной службы военно-воздушных сил в БП, грозной женщине, офицеру группы Розалинде Лайонс, достопочтенной, где меня вкратце уволили.

Я была вынуждена вернуть военный билет, ли́тер и пропуск в Блетчли-Парк, а форму велели оставить в Кроули-Грейндж. Жалованье было выдано в коричневом конверте вместе с документами об увольнении.

Я не получила ни помощи, ни совета, ни доброты, ни благодарности за те два с половиной года, что здесь проработала. Я сидела в кабинете Лайонс, чувствуя себя грязной, пристыженной, и была готова расплакаться. Но именно ее угроза позвонить моим родителям в тот же день и закалила.

— Уже поговорила с ними, — солгала. — Они горят желанием познакомиться со своим внуком.

Женщина недоверчиво и неодобрительно вскинула брови.

— Понятно. Не могу сказать, что не разочарована в Вас, Вудс. Однако Вы сделали свой выбор, — и посмотрела на меня через стол. — Свободны.

Я встала и отдала честь, хотя позже пожалела, что не сдержалась.

Я села на первый попавшийся поезд до Годалминга, молясь, чтобы родители приняли новость. Слыхала истории о девушках, семьи которых выставляли вон и которые попадали в ужасные центры для матерей-одиночек. Я знала, что Чарли не допустит, чтобы это случилось со мной, но могли пройти недели, прежде чем получу деньги, которые он обещал прислать.

Я позвонила заранее, и отец встретил на вокзале. В душе разлилось облегчение от того, что он был рядом и нес тяжелый чемодан вверх по холму к дому. Если его и интересовало, зачем я взяла с собой столько вещей, он не спрашивал.

Мама открыла дверь с широкой улыбкой на лице.

— Так рада видеть тебя, солнце. Выглядишь гораздо лучше, чем перед Пасхой.

— Здравствуй, мама. Да, мне уже гораздо лучше.

Она крепко обняла и поцеловала в щеку. Я ощутила слабый запах раствора для химической завивки и поняла, что она посетила парикмахера, уложив волосы в привычную марсельскую волну.

— Снимай пальто и проходи в гостиную. У нас для тебя сюрприз.

Я бросила взгляд на отца, но он лишь слабо улыбнулся и жестом пригласил пройти внутрь.

— Сильвия, дорогая! Так счастлива тебя видеть. Когда Амелия позвонила и сказала, что ты возвращаешься домой, просто не могла не прийти, чтобы поприветствовать тебя.