ГЛАВА 1

Мне нужен был маникюр. И, вероятно, педикюр, если то, как носки натягивались на пятках, хоть как-то указывало на состояние моих ног. А ещё мне нужно было вернуться в спортзал. Долгий сезон отпусков, наполненный вечеринками, выпивкой и семьёй, привел к эмоциональной выпечке и ещё большему количеству выпивки, что в свою очередь привело к большему количеству еды и ещё большему количеству выпивки... И теперь, когда мы находились в середине января, мне нужно было вернуться к некому подобию фитнеса.

Мне также нужна была лоботомия.

Или, может, Чарли нуждался в лоботомии.

Может быть, мы с Адой могли бы подарить ему что-нибудь вместе? Может быть, мы будем вынуждены подарить ему эту процедуру, если он не прекратит говорить.

— И вот поэтому я отказываюсь от сахара, — сказал Чарли со страдальческим вздохом. — Я думаю, он…

Он указал на свои волосы, которые были длиннее, чем обычно, и более громоздки. Ноябрь без бритья превратился для него в религию. Он не стригся с октября и выглядел наполовину очаровательным пещерным человеком, наполовину ужасающим снежным человеком. Бока его головы, которые обычно были выбриты вплотную к коже, отросли, и волосы торчали торчком. А макушка его головы, куда он обычно наносил средство, пытаясь укротить свои громоздкие локоны, была предоставлена самой себе.

— Он мешает моим мозговым волнам.

Ада оторвала взгляд от места, из которого она тщательно выковыривала грязь, скопившуюся под подставками, и бросила на него косой взгляд.

— Твоим мозговым волнам?

Ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Или, помоги нам Господь, он всерьёз верил в то, что говорил.

— Ты когда-нибудь замечала, что у меня проблемы с концентрацией внимания? Или как... мне трудно сосредоточиться на чём-то одном за раз?

Ада слегка приоткрыла рот, но не издала ни звука. Полная сарказма с изрядной долей цинизма, она была крепким орешком. И даже если вы были одним из немногих, кого допускали в её святая святых доверия, она всё равно не открывалась. От слова совсем никогда.

Она была похожа на самую красивую запертую шкатулку на земле. Немного ниже меня ростом, невероятно миниатюрная и подтянутая. Она не упала с тренажера. Она относилась к своим занятиям май-тай, как к терапии, и её накаченные бицепсы и шесть кубиков отражали это. Хотя вы, возможно, не смогли бы сразу сказать, что она была крутой по её тонким чертам лица. Она пыталась компенсировать свою красоту стрижкой "пикси", которую покрасила в павлиний синий цвет три месяца назад... но, честно говоря, она выглядела более похожей на модель и менее убийственной, чем когда-либо.

Тем не менее, как бы трудно ни было заставить её поделиться своими чувствами или мыслями или... чем угодно, кроме её очень стойких убеждений, ещё труднее было заставить её замолчать полностью. Но Чарли каким-то образом умудрился лишить её дара речи. Не было никакого небрежного замечания. Никакого резкого ответа. Для Чарли сказать что-то, что вызвало лишь остекленевший от замешательства взгляд, было настоящим достижением.

Я была менее склонна держать язык за зубами. Потому что как мы могли не заметить, что он изо всех сил старался оставаться сосредоточенным? Рассеянный был его типичный режим.

— Я заметила, — сказала я. — Мы все заметили.

Чарли агрессивно огрызнулся в мою сторону.

— Вот именно.

— И ты думаешь, это потому, что ты ешь рафинированный сахар? — медленно спросила Ада.

Либо она была удивлена его внезапным самосознанием, либо так же шокирована его, казалось бы, обоснованной гипотезой, как и я. Короче говоря, это был не типичный разговор для Чарли. Ему удалось застать нас обеих врасплох, когда он внезапно оторвал взгляд от стопок стаканов, которые он инвентаризировал, и разразился речью из трёх пунктов о новогодних решениях и жизненном выборе.

Всё, чего нам не хватало, это плохо отредактированной презентации PowerPoint.

— Я просто говорю, что это может быть, — сказал он, немного напуганный её язвительным тоном. — Мне кажется, что хотя бы стоит попробовать.

— Ладно, подожди, — сказала я, наконец-то найдя способ задавать вопросы, не оскорбляя его. — Ты собираешься отказаться полностью рафинированного сахара и посмотреть, поможет ли это тебе лучше сосредоточиться?

— По сути, да. Как очищение, — радостно сказал он.

— Надолго? — потребовала Ада.

Его голова раскачивалась взад-вперёд, а щёки раздувались от сильного дыхания. Затем внезапно дыхание со свистом вышло из него, и всё его тело, казалось, сдулось.

— Минимум, шесть месяцев, — мрачно ответил он. — Но, может быть, навсегда. Я к тому, что если это сработает, зачем мне вообще возвращаться?

Ада наклонилась вперед, положив локоть на теперь уже блестящую стойку и подперев подбородок рукой.

— Если это сработает, я лично позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не употреблял рафинированный сахар.

Чарли прищурил на неё свои зелёные глаза.

— О чём ты говоришь?

Почувствовав назревающую стычку, я попыталась перенаправить их.

— Ты же знаешь, что пиво делают с сахаром.

Он прочистил горло и попытался вернуть себе свою непритязательную натуру, которая была не такой реальной, какой он хотел её видеть.

— Ну, я имею в виду, я ещё не провёл тонну исследований о том, что я могу и чего не могу есть... но я предполагал это.

— Ты, правда, собираешься отказаться от пива, Чарли? — мой тон прозвучал резче, чем я хотела.

Я просто была удивлена. Чарли любил пиво. И не только лёгкие сорта. Он обожал молочные стауты и айпи с дымком. Он был одержим всеми сортами и труднодоступным пивом "единорог". Он сам отправлялся в дорожные поездки ради некоторых релизов. Однажды он даже прилетел в Калифорнию и всю ночь простоял на улице в ожидании специального выпуска, но только для того, чтобы купить его за тройную цену из вторых рук.

Он пожал плечами, как будто в этом не было ничего особенного. Это была настолько типичная реакция Чарли, что в моём мозгу мгновенно запульсировала головная боль.

— Ты недооцениваешь меня, сестрёнка. Кроме того, есть пиво без глютена. Я могу его пить. Мне просто придётся отказаться от чего-то из этого.

Я точно знала, что они не готовили пиво без глютена с особыми вкусами, похожими на вкус банана или дымка. Но он был прав. Я сильно недооценивала его. И это было несправедливо.

Даже если бы мы с Адой знали, насколько он обречён на неудачу, мы не должны были заставлять его чувствовать себя дерьмово из-за этого. По крайней мере, мы могли бы приберечь наши "я же тебе говорила" до того момента, когда он неизбежно откажется от этой безумной идеи и вернётся к своей обычной жизни с дорогим, но хорошим пивом, забыв, что он делал, пока был в процессе, и будучи таким же ненадёжным, как мы знали, и любили его за это в любом случае, таким, каким он был.

У Ады, казалось, были две мысли.

— Звучит сложно, Чарли. Но я думаю, это здорово, что ты хочешь попробовать.

— Ты справишься, Чарли, — эхом отозвалась я. — И если тебе нужно, чтобы я спрятала всё твоё хорошее пиво, чтобы оно не было искушением, я могу. И я, вероятно, не выпью больше... половины.

Он ухмыльнулся моему предложению.

— Как насчёт этого, Элиза? Мы можем поменять виски на пиво? Ты отдаёшь мне весь свой хороший виски, потому что я очень даже могу его пить. И я отдам тебе всё свое пиво. Мы назовём это равноправной сделкой.

Настала моя очередь сощурить глаза до узких щёлочек.

— Прежде всего, доллар за доллар, это ужасная сделка. Моя коллекция виски стоит, по меньшей мере, в четыре раза больше, чем всё твое пиво.

Это было правдой не только потому, что мои бутылки виски намного дороже его бутылок и баночек пива, но и потому, что у него почти не было коллекции. Было трудно создать коллекцию, когда ты выпивал его почти сразу, как только получал.

— Во-вторых, чёрт возьми, нет. Никогда. Ты даже не получишь его после того, как я умру. Я попрошу быть похороненной вместе с ним. В гигантском мавзолее. Как египетская богиня со всеми её драгоценностями.

Ада фыркнула.

— Ты сумасшедшая.

Чарли повернулся к ней лицом.

— Она чертовски серьёзна.

Входная дверь открылась, впустив холодный январский воздух. Для открытия ещё было слишком рано, но это был не клиент. Джона Мейсон вошёл с бутылкой в руках и улыбкой на губах.

— Кто чертовски серьёзен? — спросил он, не теряя времени, вмешиваясь в наш разговор.

Что было очень похоже на Джону.

Румянец смущения залил мои щёки. Это было так глупо и так неуместно. Я знала Джону всю свою жизнь, и он был хорошо знаком с моей одержимостью виски. Тем не менее, мне потребовалось всё мое самообладание, чтобы не зажать рот Чарли в ту секунду, когда он начал вводить Джону в курс разговора.

— Элиза с её коллекцией виски стоимостью в миллион долларов.

— Она не стоит миллиона долларов, — добавила я строго.

Все, кто знал меня и получал аналогичную зарплату в нашем процветающем, но маленьком баре, знали это.

— Пока нет, — поддразнила Ада, подмигнув.

Её комментарий заставил меня улыбнуться и забыть о временном помешательстве, которое я всегда испытывала, когда Джона входил в комнату. В свою защиту скажу, что он был несправедливо красив с тёмными, длинноватыми волосами, которых было ровно столько, чтобы они вились местами. И он постоянно и очень раздражающе заправлял их за уши таким застенчивым образом, что у большинства женщин подкашивались колени. Как будто он знал, что у него великолепные волосы, но в то же время был смущён тем, насколько великолепны его волосы. Видите? Одиозно.

Скромное высокомерие было почему-то милым и очаровательным одновременно. И как бы он меня ни раздражал, я всегда была одинаково очарована.

А потом его лицо. Его долбаное лицо. Его нос был слегка искривлён из-за того, что мой старший брат Уилл ударил его локтем и сломал во время баскетбольного матча в средней школе. И шрам через левую бровь от того, что Чарли бросил в него метательной звездой в старшей школе. Шутка вышла очень неудачной. А ещё был кривой резец, который ему так и не исправили, потому что его мама никогда не могла позволить себе стоматологическую помощь. Он прятал его за улыбками с плотно сжатыми губами и за тем, как его язык подёргивался в каком-то нервном тике. Но всё это было лишь частью его обаяния. Кривой зуб был самым далёким от несовершенства. Во всяком случае, это только подчеркивало, насколько совершенна остальная часть его лица. А потом были его глаза. Мутный сине-серый цвет, который иногда был более серо-голубым, иногда полностью серо-стальным, а иногда ничего, кроме синей голубизны. Такого синего цвета, который намекал на грозы и плохую погоду. Голубое небо, затянутое туманом. Они были настолько переменчивы, насколько он мог быть, постоянно меняющаяся температура, которая заставляла меня гипнотизировать и гадать, о чём он думает.