Глава 4 Лицом к лицу

Постепенно сквозь бархатистую, комфортную черноту просочилась мысль о том, что он — Джеймс Форрест Кэрролл. Это было установлено, остальное пришло быстрым потоком фактов и подтверждений в хронологическом порядке, которые привели его к настоящему моменту.

Возвращение к реальности казалось почти мгновенным. Однако в своём одурманенном состоянии, или, скорее, в состоянии борьбы с последними остатками зелья, Кэрролл не замечал длительных периодов дремоты. На самом деле ему потребовалось шесть часов, чтобы полностью прийти в себя. Он не осознавал периодов дремоты, и они были вычтены из его восприятия времени.

Когда, наконец, он полностью проснулся, то увидел лица двух мужчин, которые его похитили.

— В чём? — прохрипел он, полагая, что произнёс законченное предложение, спрашивая, в чём дело.

— Вы слишком много знаете, — сказал мужчина слева.

Сначала он не совсем понял смысл сказанного. Очень медленно до него дошло, что тот, кто знает слишком много, часто не может рассказать об этом нужным людям.

Затем он спросил:

— Что вы собираетесь со мной сделать?

— Устранить вас, — последовал холодный ответ.

Второй мужчина медленно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Не сразу.

Первый резко повернулся.

— Послушай, Кингаллис, — прорычал он, — этот человек представляет определённую угрозу.

— А могут быть и другие, — улыбнулся Кингаллис. — Мы можем легко устранить его. И мы это сделаем, но только после того, как выясним, что именно в нём такого, что позволяет ему представлять для нас угрозу. Могут быть и другие. Мы должны остановить их.

Саргенути сардонически кивнул.

— Даже перед лицом угрозы великому доктору Кингаллису нужны эксперименты!

— Я не потерплю вашего сарказма! — отрезал Кингаллис. — Вы не равны мне по четырём группам. Вы мой подчинённый и поэтому будете выполнять мои приказы без возражений.

— Да, господин, — усмехнулся Саргенути.

Кингаллис шагнул вперёд и ударил помощника по лицу тыльной стороной ладони. Саргенути был на четыре дюйма выше доктора и весил по меньшей мере на тридцать фунтов больше. Он мог бы разорвать Кингаллиса пополам голыми руками, но принял удар по лицу, не шелохнувшись и не попытавшись ответить.

— Из-за того, что мы здесь в изоляции, вдали от привычного окружения, вы стали неряшливы в своём поведении, — огрызнулся Кингаллис. — Вы не умеете планировать, Саргенути. В некоторых случаях ваш метод приемлем, но у вас недостаточно интеллектуального потенциала, чтобы справиться с такой сложной ситуацией, как эта.

Будете ли вы продолжать в том же духе, продвигаясь в своей работе, или покинете группу, зависит от будущего. Предположим, есть несколько человек, обладающих его силой.

— Этого не может быть, — возразил Саргенути.

— Дурак! Если есть один, могут быть и другие. А теперь делайте, как я говорю, без возражений!

Кэрролл с интересом слушал эту дискуссию. Из неё он узнал, что, очевидно, существует какой-то заговор против Солнечной системы и что он, Кэрролл, обладает каким-то фактором, который делает его дальнейшее существование опасным для их заговора.

Он слегка улыбнулся и сказал:

— Таких, как я, много.

Кингаллис повернулся к своему пленнику и покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Нет! У Саргенути не было проблем, пока он не столкнулся с Джеймсом Форрестом Кэрроллом. Вот почему у него мания величия. Он думает, что, поскольку у него не было конкурентов, он превосходен.

Он забывает банальную фразу: «Острым ножом режут только сыр!» Примечательно, однако, что, когда он впервые встретил Джеймса Форреста Кэрролла, ему пришлось звать на помощь.

— Я был озадачен, — признался Саргенути.

— Чуть более сообразительный идиот понял бы, что этот человек способен обойти ваш блок, — огрызнулся Кингаллис. — Когда он в первый раз полез вперёд, чтобы вмешаться. Вот тогда-то вы и должны были его поймать. Вместо этого вы слишком долго его игнорировали. Идиот!

— Ладно, — проворчал Саргенути. — Но это всего лишь рассказ Кэрроллу о том, что он хочет знать.

Кингаллис кисло улыбнулся:

— Возможно, так будет лучше, — сказал он. Когда он увидит, с чем столкнулся, он, возможно, будет менее буйным.

— А если он снова сбежит?

— Он не сбежит.

Саргенути грубо рассмеялся.

— Было бы невероятно забавно обнаружить, что Джеймс Форрест Кэрролл умнее великого доктора Кингаллиса.

— Заткнитесь! — сердито рявкнул Кингаллис.

Он повернулся к Кэрроллу.

— Вы слишком много знаете, — сказал он. — И всё же я без колебаний расскажу вам больше. Наша работа заключается в том, чтобы предотвратить распространение знаний об излучении Лоусона, препятствовать исследованиям и снизить значимость этого излучения.

Мы используем массовый гипноз, чтобы перехватывать отчёты, читать их, вносить незначительные изменения, которые препятствуют сопоставлению определённых данных, которые могли бы привести к некому важному открытию. Это происходит только раз в несколько месяцев.

По названию эксперимента мы можем определить, содержит ли он подсказку или нет. Когда кто-то натыкается на настоящую находку, мы стираем его память.

— И я на что-то наткнулся?

— Да.

— Что это было?

Кингаллис снисходительно улыбнулся.

— Вы же не ожидаете, что я вам всё расскажу?

Кэрролл пожал плечами.

— Полагаю, что нет, — сказал он. — Но почему вы считаете, что я представляю серьёзную угрозу вашим планам?

— Это очевидно. Из всех, вы первый, к кому вернулся полный контроль над своими способностями после того, как мы стёрли вам разум. У других возникают болевые синдромы каждый раз, когда они задумываются о проведении исследований. У вас — нет.

И не только это, вы смогли обойти блок. Мы применили массовый гипноз к людям, находившимся в радиусе видимости от этого угла. Из них вы один можете видеть чёрный седан и, как следствие, перехват.

— Но когда я пошёл с Салли, вы и меня перехватили.

— Конечно. Но тогда вы оказались прямо в фокусе контрольного луча.

Кингаллис повернулся к Саргенути.

— Я благодарю вас за то, что вы не убили его под лучом, — сказал он. — Ваш лишённый воображения ум мог бы это сделать. Это, конечно, устранило бы опасность, но помешало бы нам изучить её воочию.

Затем он снова повернулся к Кэрроллу.

— Возможно, мы и не смогли бы вас убить, — сказал он. — Не знаю. Кажется, вы становитесь сильнее каждый раз, как подвергаетесь контролю, а не слабеете, как обычные люди, подвергнутые гипнозу.

— Но?..

Кингаллис пожал плечами.

— Очень интересно, — задумчиво произнёс он. — Очень интересно.

— Что же здесь такого интересного? — проворчал Саргенути.

— Подумайте, — сказал Кингаллис. — В конце концов, он получил прямой контроль в одиночку. Он был в центре внимания. Вам удалось контролировать его до определённого момента, но Джеймс Форрест Кэрролл, мысленно живший в идеальном сне, осознал, что это не так.

Он разрушил сон, мощь нашего луча. Его сила воли, Саргенути, без посторонней помощи поднялась из-под сенсорного наваждения и заставила признать истину вопреки доказательствам, представленным его физическими органами чувств.

— И что?

— Итак, — заключил Кингаллис, — мы выясним, что же такого есть в разуме этого человека, что способно преодолеть силу нашего луча. Ибо, Саргенути, мы можем столкнуться и с другими.

В последующие дни, проходившие один за другим в неизменном однообразии, Джеймс Форрест Кэрролл пополнял свой запас знаний и суждений. Говорят, что богатый опыт — это состояние, при котором его обладатель может опираться на какой-либо личный прецедент в любой возникающей ситуации.

У Кэрролла, однако, не могло быть такого прецедента, и маловероятно, что какой-либо человек или все люди вместе взятые смогли бы принять разумное решение, основываясь на разрозненных прецедентах. Поэтому Кэрролл столкнулся с ситуацией при полном отсутствии опыта.

Он понял, что принятие любого решения сейчас было бы равносильно подбрасыванию монеты. Не имея полной информации, причин, понимания мотивов другой расы, он не мог строить никаких планов.

Тем не менее, он знал по опыту, что лучший способ заложить краеугольный камень, на котором можно построить план — это подождать, изучить, а затем, когда поступят окончательные результаты, принять решение.

Кингаллис подтвердил подозрения Кэрролла о том, что Внеземное агентство делает всё возможное, чтобы предотвратить распространение информации об излучении Лоусона.

Кингаллис не упомянул, почему.

Факты, которыми располагал Кэрролл, были отрывочными. Он знал только то, о чём уже подозревал. Его похитили. Он знал почему. Последняя причина была логичной, а также прекрасным ответом на параноидальный вопрос.

Он уклонялся от ответа и осознавал своё нежелание смотреть правде в глаза. Это само по себе беспокоило Кэрролла, потому что ему не нравилось считать себя сумасшедшим, хотя он часто сомневался в своём здравомыслии.

Кэрролл обнаружил, что всё это не вселяет в него уверенности. Не было никакого справедливого критерия, который разум мог бы применить к самому себе. Часто говорят, что душевнобольные не могут сомневаться в собственном здравомыслии — что сомневаться в своём здравомыслии — признак стабильности.

И всё же вполне возможно, что умный параноик может регулярно сомневаться в собственном здравомыслии, чтобы доказать самому себе, что он в своём уме. Кэрролл часто играл с этой безумной спиралью и обнаружил, что она представляет собой порочный круг.

Поэтому в перерывах между занятиями Джеймс Форрест Кэрролл пытался разобраться в себе. Он пришёл к единственному выводу: пока Кингаллис изучает его, он может изучать и Кингаллиса.

Вопрос «почему» беспокоил Кэрролла.

Человечество никогда не прекращало изучать то, что может оказаться опасным. Почти любое сделанное открытие в той или иной степени опасно. Просто человечество научилось бережно относиться к своим открытиям, когда они стали полезными. Или же…