ГЛАВА 34

ЭМЕРИК

— Мне жаль, что у тебя такая татуировка, — голос Рионы доносится из двери свободной спальни, где за Новой сейчас ухаживает док. — Теперь у тебя будет шрам через всю татуировку.

Мой друг не поморщился и не вздрогнул, когда добрый доктор накладывал очередной шов на его кожу. Как всегда, он решил обойтись без анестезии, пока его пулевое ранение лечится. Если бы я не знал лучше, я бы сказал, что мой друг любит боль, но поскольку я знаю лучше, я точно знаю, что у него интересные отношения с болью. Отсюда и причина, по которой он покрыт татуировками с подбородка до пят.

— Все в порядке, — заверяет Нова, на мгновение отвлекаясь от своего чертова iPad, чтобы улыбнуться ей. Только Нова может продолжать работать, пока ему оказывают медицинскую помощь. — Это не первый мой шрам и уж точно не последний. Особенно пока меня нанимает вот этот, — он наклоняет подбородок в мою сторону.

Бросив на него безучастный взгляд, я отталкиваюсь от стены, к которой прислонился, наблюдая за работой дока, и встаю перед женой.

— Мне казалось, я сказал тебе идти спать.

Зеленые глаза, в которых все еще отражается толика пережитого ею ранее страдания, смотрят на меня.

— А потом я сказала себе, что я не ребенок и мой муж не имеет права диктовать мне, когда ложиться спать. Но если ты устал, я с большим удовольствием уложу тебя в постель.

Она демонстративно скрестила руки перед собой.

Когда мы вернулись домой, она переоделась в майку и хлопковые шорты. Синяки, которые начали темнеть, были выставлены на всеобщее обозрение. Я зацикливаюсь на них, и по мере того, как я это делаю, темное облако ярости, которое уже начало опускаться, возвращается. Оно нависает над моими плечами, как тяжелый плащ.

По дороге домой она рассказала мне, что Козлов и Тирнан запланировали для нее. Узнав, что они предоставили ей выбор: уехать с ними сейчас или быть наказанной, если она будет ждать, пока они придут за ней после того, как им удастся меня устранить, я чуть не приказал водителю ехать за фургоном, в котором сидят эти идиоты-близнецы. У меня есть план, как будут выглядеть их следующие три дня, но я был готов отклониться от него, если бы это означало, что я смогу пролить их кровь прямо здесь и сейчас. Только Риона отговорила меня, и я вернулся домой вместе с ней.

Заметив, что мое внимание рассеялось, Риона проводит ладонью по отметинам, украшающим обе верхние части ее рук.

— Я в порядке. Это просто синяки. Через пару дней они исчезнут. Ничего страшного. Это у Новы пуля прошла через плечо.

Я беру ее подбородок в руку и наклоняюсь так, что мой лоб оказывается почти прижатым к ее лбу.

— Ничего особенного? — эти два слова прозвучали как угрожающее ворчание. Используя свое более крупное тело, чтобы потеснить ее, я выталкиваю Риону в коридор, пока ее спина не коснется белой стены напротив палаты Новы. — Отлично. Если ты решила так беспечно относиться к своему благополучию, то я просто буду достаточно обеспокоен за нас обоих. Сегодня ночью двое мужчин лапали тебя, а один из них прижимал к твоему черепу чертов пистолет, пытаясь отнять тебя у меня. В моем понимании это очень серьезная проблема. Я не отношусь легкомысленно к угрозам в адрес моей недвижимости, но чтобы угрозы касались твоей жизни? Жизни моей жены? Я не приму его, — ядовитое сочетание страха и гнева, словно живая сущность, обретает внутри меня контроль. — Они годами называют меня монстром. Они и понятия не имеют, каким монстром я могу быть на самом деле, но если твоя жизнь снова окажется в опасности, как это было сегодня ночью, им придется усвоить самый смертельный урок в своей жизни. Я покажу им, что бывает, когда страдает моя жена. Мне все равно, будет ли это просто синяк или порез бумаги, никто не причинит тебе вреда и не останется в живих, — моя рука крепче прижимается к ее лицу, чтобы убедиться, что она действительно обращает внимание на то, что я говорю. — Ты понимаешь меня, Риона? Никто.

Она не вздрагивает и не дрожит от яда, которым пропитаны мои слова. Риона просто убирает мою руку с ее челюсти и зажимает ее между двумя своими, поменьше. И тут я понимаю, что это я дрожу. Моя рука дрожит в ее крепкой, успокаивающей хватке. Она подносит наши соединенные руки ко рту и прижимается губами к моим костяшкам.

— Ты не монстр, — шепчет моя жена. — Монстры не заботятся о здоровье и безопасности других людей. Есть разница между тем, чтобы быть монстром, и тем, чтобы быть готовым на чудовищные поступки, чтобы защитить тех, кто тебе дорог. Это делает тебя защитником, Эмерик, и в своей основе ты именно такой. Теперь я это вижу. Я знаю, кто ты.

Я знаю, каким человеком ты станешь, сын мой, и знаю, что ты и твои братья будете гордиться мной. Прошли десятилетия с тех пор, как голос матери звучал в моей голове. Ощущение холодка по позвоночнику, сопровождающее это чувство, сродни визиту призрака.

— Я нехороший человек, — говорю я жене и воспоминаниям о матери.

Риона убирает одну из своих рук с моей, чтобы положить ладонь на мое неровно бьющееся сердце.

— Но для меня ты хороший человек, и это главное. Каждая зазубрина и пятно крови делают тебя таким, какой ты есть, и я не стану ничего менять, потому что полюбила эти недостатки.

Масштаб того, что только что произошло, не остался для меня незамеченным. Девушка, которая всю жизнь ждала, что ее кто-то примет, поменялась с нами ролями и теперь стоит передо мной, заявляя о своем принятии меня и моих недостатков.

— Правда?

Она кивает.

— Да. Мы... подходим друг другу, как очень хреновый пазл, но, думаю, ты понял это раньше меня.

Если когда-либо и было лучшее время рассказать ей о той ночи, когда я нашел ее на крыше, так это сейчас. Она сказала, что мы - пазл, и, рассказав ей эту информацию, она получит тот самый краеугольный кусочек, которого ей так не хватало. Без этого она не сможет увидеть всю картину, которая рисует нас вместе.

Когда меня окликнули по имени из спальни, я оборвал слова, которые тяжело ложились на язык.

— Эй, Бэйнс, — начинает Нова. —Ты захочешь это увидеть. Мальчишек повесили в подвале.

Лицо Рионы скривилось.

— Он говорит о Богдане и моем брате? — она проводит нас в спальню, где добрый доктор уже почти закончил свою работу, а внимание Новы по-прежнему приковано к экрану на его коленях. — Что ты имеешь в виду?

Нова поднимает на меня бровь в немом вопросе. Ты хочешь, чтобы она это увидела?

Я наклоняю подбородок. Риона теперь постоянно присутствует в моей жизни, и важно, чтобы она ознакомилась с тем, что с этим связано. Значительная часть моего расписания состоит из участия в скучных заседаниях совета директоров корпорации "Бейнс" и посещения мероприятий, подобных сегодняшнему, чтобы убедиться, что мои интересы защищены. Не секрет, что вторую половину своего времени я провожу в глубинах разврата, и именно ее я предпочитаю.

Риона не издает ни звука удивления или беспокойства, когда Нова поворачивает экран. Она стоит, молча наблюдая за тем, что делают с ее братом и женихом, о котором она даже не подозревала. Когда она наконец заговорила, то лишь ворчливо заметила:

— Я могла бы всю жизнь не видеть своего брата голым. Большое спасибо за предупреждение.

Нова смеется так сильно, что док подпрыгивает на месте. Он бормочет быстрые извинения, а затем окидывает мою жену проницательным взглядом.

— И это все, что ты можешь сказать?

Ее плечи непринужденно поднимаются и опускаются.

— А что ты хочешь, чтобы я сказала? Они просто голые и подвешены к потолку за запястья. Или за запястья, в случае Тирнана. Они похожи на человеческие пиньяты.

Они не подвешены полностью к земле. Их босые пальцы ног все еще могут касаться бетонного пола. Риона наклоняется ближе к экрану и смотрит на меня.

— Это в хижине? Когда ты сказал «подвал», я думала, что ты говоришь о клубе. Почему ты не отвел их туда? Это гораздо ближе, — она долго рассматривает серьезное выражение моего лица, прежде чем до нее наконец доходит. — Ах, да... В хижину приводят людей, когда хотят растянуть их боль и наказание

Я не упускаю из виду, как взгляд Новы с арктическим оттенком переходит на мой в изумлении.

— Ты сказал ей?

Риона отвечает за меня.

— Я его жена, — вот и все, что она предлагает в качестве объяснения, но это все, что ей нужно сказать, чтобы он понял. Она моя жена, и я поклялся, что отвечу на любой ее вопрос, если только это знание не поставит ее под угрозу. Делать Риону соучастницей нашей незаконной деятельности не входит в мой список дел. Может, в душе она и невинна, но в глазах закона останется такой. — Каков план? Что вы собираетесь с ними сделать?

— В погребе, где они находятся, поддерживается необходимая температура. Я хранил там импортные вина и бутылки дорогого алкоголя, пока не решил, что помещение будет лучше использоваться, если я буду держать в нем таких хуесосов, как Богдан и Тирнан. Мы снизили температуру в комнате до минимально возможной. Они будут дрожать и трястись так сильно, что им покажется, что их обнаженные члены отмерзнут. Здесь достаточно тепло, чтобы ни у кого не развилась гипотермия, — я постучал по экрану, на котором в верхнем углу комнаты был установлен черный ящик. — В каждом углу есть колонки. Все четыре включены на максимальную громкость, и самые раздражающие песни, которые только можно придумать, играют на повторе. Это не позволит им уснуть. Следующие семьдесят два часа они будут висеть здесь без еды, воды, одежды, сна и тепла. Это будут…

— Пытки.

— Да, — и винить в этом они должны только себя.

Она отворачивается от видеозаписи, транслируемой на iPad Новы.

— Что произойдет через семьдесят два часа?

Риона говорит, что я не чудовище, но когда в моем сознании возникает образ моего клинка, многократно рассекающего их кожу, кровожадный зверь, живущий в моей душе, мурлычет от предвкушения.

— Вот тогда-то я и навещу их и преподам им тот урок, о котором говорил тебе минуту назад, — честно говорю я ей. — Я знаю, что Тирнан — твоя кровь…