Глава 22 ДОМ

— Мяяяуууу!

Мои глаза открылись и уставились на гладкую, смуглую кожу.

Повернув голову, я поняла, что частично лежу на своей стороне, частично на стороне Вэнса. Я прижималась к боку и спине Вэнса, а он лежал на животе. Моя щека касалась его плеча, руки были согнуты, одна прижималась к его боку, другая лежала на его спине. Мои бедра и ноги вошли в полный контакт с его телом, а одна нога была закинута ему на бедра.

Полноценное объятие.

Хм.

Серьезное «ой».

Бу стоял на моем плече и смотрел на меня сверху вниз, его лапы прижималась ко мне так, будто каждая весила тонну, хотя сам Бу весил меньше двенадцати фунтов.

Он был сбит с толку своим беспрецедентным новым местоположением и считал, что он на четыре часа впереди, возможно, в Бостоне (хотя я сомневалась в его знании о существовании Бостона), а не за пределами Голдена и в том же часовом поясе, как и всегда. Поэтому решил, что хочет ранний завтрак.

— Мяяяяяяяяяяяяуууууууууууууу!

Господи.

Я постаралась осторожно отодвинуться от Вэнса, чтобы его не разбудить, если Бу еще в этом не преуспел.

— Тише, Бу, — прошептала я хриплым от сна голосом.

Спала я крепко. Понимала, что еще рано, и была недовольна прерванным сном и прерванными теплыми объятиями.

Вэнс пошевелился, приподнялся на локтях и посмотрел на меня.

— Я им займусь, — голос Вэнса тоже звучал сонно. Ласково-сонно. Сексуально-хрипло-сонно.

— Не беспокойся, я сама.

При взгляде на Вэнса я внезапно перестала говорить, перестала дышать, и трепет в моем животе подскочил к восьмому уровню, а затем резко упал, как на американских горках.

Сексуально-хрипло-сонным был не только его голос. Его глаза лучились нежностью, теплом и беззащитностью, он смотрел на меня своим собственническим взглядом «моя», но также с примесью чего-то еще. Того, чего я не могла прочитать, но знала, что оно мне знакомо. Этим ранним утром, даже без намека на рассвет, в темной комнате сила взгляда Вэнса увеличилась во сто крат.

И я, наконец, вспомнила, где видела этот взгляд раньше.

Никто никогда не смотрел так на меня.

Нет, я видела, как один человек смотрел на другого именно таким взглядом.

Ник всегда так смотрел на тетю Рэбу.

Будто она была его воздухом.

Будто она была его всем необходимым.

Будто она была его жизнью.

Именно так на меня смотрел Вэнс.

В данный момент, в темной комнате, его полусонные глаза так смотрели… на меня.

О… боже … боже.

— Я им займусь, — повторил Вэнс, не осознавая мой ступор.

Он наклонился, коснулся моих губ легким поцелуем и встал с кровати. Натянул джинсы, застегнул все пуговицы, кроме верхних двух, порылся в моей сумке, пока не нашел еду Бу, и вышел из спальни, Бу гарцевал за ним с поднятым хвостом.

Я рухнула на подушки и повернулась спиной к двери.

— Ох, дерьмо, ох, дерьмо, ох, дерьмо, — шептала я снова и снова, прижимая к себе подушку. Потом остановилась, забеспокоившись, что, возможно, Вэнс услышит.

Что-то пробиралось по мне, по моей коже, через мои внутренности. В обоих случаях это ощущалось как бархат. И он окутал меня коконом — теплым, нежным и безопасным.

Затем мне впервые за много лет послышался голос тети Рэбы.

После ее смерти я часто ее слышала, иногда в воспоминаниях, иногда, будто она разговаривала со мной. Раньше я думала, что немного схожу с ума, поэтому держала это при себе. Даже Нику не говорила. Это был мой секрет, и я не хотела, чтобы кто-нибудь отговаривал меня слышать ее голос. Прошли месяцы, и он исчез, но теперь вернулся. Я услышала ее голос, нежный и мудрый, такой же, как в тот день, когда она произнесла эти слова.

Ник находился в опасной близости перевода в Спрингфилд, штат Иллинойс. В Спрингфилд я ехать не хотела. Ник тоже. Как и тетя Рэба. Мы были на кухне, и я устроила подростковый припадок. Денвер — это все, что я знала. Это был дом.

А вот тетя Рэба, казалось, была совершенно спокойна.

«Как ты можешь быть такой спокойной?» — кричала я.

Она повернулась ко мне с легкой улыбкой на губах.

«Джулс, дорогая, дом — это не место. Дом может быть где угодно, лишь бы рядом были любимые люди.

Ника так и не перевели, а через несколько месяцев тетя Рэба умерла.

И нас вырвали из дома. С тех пор мы были бездомными.

Или мы так считали.

Слезы ударили в грудь с такой силой, что застряли в горле, и я ничего не могла с ними поделать. Сдерживать их было слишком больно, и они вылетели из глаз.

Наконец -то я вернулась домой.

Но живя рядом с Ником на протяжении всех этих лет, я поняла, что никогда и не уходила.

— Я такая глупая, — сказала я подушке.

— Джулс?

Перевернувшись на спину и обливаясь слезами, я посмотрела на стоящего в дверном проеме Вэнса.

— Я… я такая ч-чертовски глупая, — всхлипнула я.

— Иисусе, — прошептал он, сделал два широких шага, и я оказалась в его объятиях.

— Ее не стало и о-она была… до-до-домом, — сказала я ему в шею. Каким-то образом я оказалась у него на коленях и крепко за него держалась. — И Н-Н-Ник, а теперь вот это. Я такая глупая.

Мои слова не имели смысла. Я это понимала, но ничего не могла поделать.

Вэнс крепко обнимал меня за талию, другой рукой гладя по спине.

— Она умерла двенадцать лет назад. Когда перестанет быть больно? — кричала я ему через плечо.

— Не знаю, принцесса, — пробормотал Вэнс мне в шею.

Я выпрямилась у него на коленях, держась за него, а затем внезапно прокричала:

— Я ненормальная !

Я перескакивала с темы на тему, мой разум не мог удержать ни одной мысли.

Он отстранился и посмотрел на меня.

— Что?

— Мне двадцать семь, и у меня никогда не было парня. Я полностью чертовски ненормальная. Не знаю, что с тобой делать. Несмотря на то, что я уже почти освоила всю историю с Вэнсом Кроу, суперкрутым мачо, искателем опасностей, это все равно выводит меня из себя, и я не знаю, как быть нормальной. Я не знаю, что делать. Тетя Рэба подсказала бы мне.

Вэнс смотрел на меня так, будто тоже не знал, что со мной делать, но склонялся к вызову врача.

— Мне нужно позвонить Нику, — объявила я, — я должна сказать ему, что люблю его.

— Еще и шести нет.

— Он рано встает.

— Джулс, полагаю, он знает, что ты его любишь.

Я посмотрела на него и прищурилась.

— Ты уверен?

Он ухмыльнулся мне.

— Очень даже.

Я решительно кивнула.

— Тогда, ладно.

Вэнс продолжал пристально наблюдать за мной.

Наконец, спросил:

— С тобой все в порядке?

— Нет, со мной не все в порядке. Я глупая. Совершенно невежественная. Я не в себе. Я ненормальная. Кажется, мы с этим уже определились.

Его улыбка исчезла, и атмосфера в комнате наэлектризовалась. Я была расслаблена, хоть и плакала, используя тело Вэнса для восполнения сил и тепла. При изменении атмосферы я напряглась, потому что он напрягся. На самом деле, стал твердым, как скала.

Разжав объятия, он сдернул с моего растрепавшегося пучка резинку, повернулся и бросил ее на тумбочку.

Потом вернулся ко мне.

Даже в тусклом свете я увидела в его глазах напряжение, сильнее, чем обычно, — оно прожигало меня. Его пальцы скользнули по моим волосам от висков и по всей длине. Обхватив ладонями мою голову, он держал ее так, чтобы я не отводила от него глаз, пока он большими пальцами стирал слезы с моих щек.

У меня сложилось впечатление, что все это делалось в попытке контролировать ситуацию. Что он пытался контролировать, я не знала, но собиралась выяснить.

— Ты — женщина, потерявшая свою семью, всю свою семью, и ты делала то, что должна была, чтобы продолжать жить. В этом нет ничего глупого или невежественного.

— Кроу…

— Еще раз услышу, — прервал он меня, — как ты так себя называешь, рассержусь.

Хм.

Ой.

В его голосе уже звучало раздражение.

— Ты сердишься на меня? — прошептала я.

Он проигнорировал мой вопрос и продолжил:

— Если бы ты отдалась другому, то не стала бы моей. И это бы меня очень рассердило.

Ладно, теперь он звучал очень сердито.

— Кроу… — попробовала я снова.

— Насколько я понимаю, за то время, что у нее было, твоя тетя проделала с тобой чертовски отличную работу и оставила тебя в руках человека, который обращался с тобой бережно. Я понимаю, что ты скучаешь по ней, но если бы она была жива, то гордилась бы тем, кем ты стала.

О, боже.

Бархатный кокон вернулся, окутав не только меня, но и Вэнса.

— Кроу, замолчи, — прошептала я.

— Хочешь узнать обо мне больше? — предложил он, и в тот момент я этого не хотела. Большего мне не вынести.

Но выбора мне не предоставили.

— Жизнь у меня была дерьмовой. Меня никогда не касалась нежность, я никогда ее не знал, пока не увидел, как ты обращаешься с Роумом в «Фортнуме». А потом, в тот вечер, когда мы с Ником смотрели футбол, ты показала мне ее, проведя пальцами по моей челюсти после того, как я рассказал тебе самое худшее о себе. Когда-то я был Роумом, Джулс. Может, ты так не считаешь, но больше всего повезло не детям, у которых есть оба родителя и дом. Эти дети знают вкус дерьма, потому что ели его всю свою жизнь, а потом кто-то находит их и предлагает попробовать нечто сладкое, и они понимают, что жизнь может быть хорошей. Они учатся доверять. Они узнают, что о них могут заботиться, рисковать ради них своей задницей, чтобы обеспечить их безопасность. Они узнают, что любовь не предполагает условий. Роум и Снифф — самые счастливые дети на свете. У меня никогда такого не было. Всем было насрать на то, через что я прохожу. Никто никогда не обращал на меня внимания, кроме тебя.

Настала моя очередь обхватить его лицо обеими ладонями.

— Вэнс… — начала я, но он снова меня прервал.

— Я вел себя очень сдержанно, чтобы не напугать тебя до чертиков, потому что ты пугливая, как гребаный кролик, но теперь я с этим покончил. Я не собираюсь слушать, как ты называешь себя ненормальной, и скажу больше, даже если это выведет тебя из себя. Если ты когда-нибудь подумаешь о том, чтобы уйти, если когда-нибудь так испугаешься того, чем я зарабатываю на жизнь, что решишь, что не сможешь с этим справиться, тогда тебе лучше подумать дважды, потому что, если то, что у нас есть, не превратится в дерьмо, как все остальное в моей жизни, я никогда тебя не отпущу.