Элла следует за ним. Она не понимает, зачем он создал такую сильную связь с Ивонн Уикер — или, возможно, с Дэнни Кофлином, — но знает, что это оказало давление на какую-то фундаментальную трещину в его личности. То, что раньше было трещиной, теперь стало расщелиной.

Он открывает дверь. Она входит первой и останавливается, осматривая маленькую квадратную гостиную люкса.

— Что с этими складными стульями?

— Ничего. Я просто... ничего.

Он подходит к двум стульям в гостиной и складывает их. Уходит в спальню и возвращается с ещё двумя. Прислоняет их к стене рядом с телевизором.

— Мне нужно вернуть их в бизнес-центр. Всё собирался. Хочешь газировку? В мини-баре её полно.

— Нет, спасибо.

— Это про Кофлина? Он где-то проговорился?

— Я с ним не разговаривала.

Жальбер нахмуривается.

— Я специально попросил тебя снова допросить его, Элла. — Затем хмурость проходит. — Это была Бекки? Подружка? Или её дочь! Она...

— Послушай, Фрэнк. Мне трудно это говорить, но ты должен отойти от этого дела. Это для начала.

Он смотрит на неё с недоумевающей улыбкой. Он не понимает, о чём она говорит.

— Потом тебе пора на пенсию. У тебя за плечами двадцать лет. Двадцать с лишним.

— Я не...

— И тебе нужна профессиональная помощь.

Недоумевающая улыбка не сходит с его лица.

— Ты несёшь чепуху, Элла. Я не собираюсь на пенсию. Даже не думаю об этом. Что я собираюсь сделать, что мы собираемся сделать, так это схватить Дэнни Кофлина и посадить его за решётку на всю оставшуюся жизнь.

Её удивляет его ярость, но позже она поймет, что ярость была в нём всегда.

— Ты ставишь под угрозу любой наш шанс выдвинуть против него обвинение! Ты выдал его имя газете "Плейнс Трут", Фрэнк!

Улыбка погасает.

— С чего ты взяла эту безумную идею?

— Это не безумие, это факт. Ты выдал его и выдал себя своей привычкой считать. В конце сообщения, которое ты оставил, ты сказал пятнадцать. Это не имело никакого отношения ни к чему... кроме того, что если сложить количество вариантов в меню от одного до пяти, то получится пятнадцать.

Теперь улыбка окончательно пропадает.

— И на основании одного числа ты приходишь к выводу, что я...

— Иногда случайное число вылетает у тебя изо рта — в половине случаев ты даже не осознаешь, что делаешь это. Так было на записи, которую Питер Андерссон мне проиграл. Я это услышала. Ты тоже можешь это послушать, если хочешь. Запись у меня на телефоне.

Его губы растягиваются в ухмылке, обнажая полуразрушенные зубы. "Он ими скрежещет", — думает она. — "Никаких сомнений".

— Я бы не хотел доносить на тебя за эти ложные обвинения, Элла. Ты была хорошей напарницей, о лучшей я и не мечтал. Но если ты будешь упорствовать, мне придется. Никак нельзя распознать тот голос, потому что он был изменен каким-то устройством.

— Да. Был. Но ты откуда это знаешь?

Он моргает, и возникает краткое замешательство. Затем он говорит:

— Потому что я спросил его. Андерссона. Я его допросил.

— Явно не тогда, когда я была с тобой.

— Нет, отсюда. По телефону.

— Он подтвердит это?

— Я подтверждаю это тебе прямо сейчас.

— Тем не менее, я спрошу его. Если придется. И мы оба знаем, что он ответит, не так ли?

Жальбер молчит. Он смотрит на нее, как на незнакомку. И, вероятно, именно это сейчас он чувствует.

Она указывает на стулья.

— Ты их считаешь? Или, быть может, расставляешь и считаешь шаги между ними?

— Думаю, тебе лучше уйти.

— Я вижу, как иногда шевелятся твои губы, когда ты считаешь. Для этой болезни даже есть название. Арифмомания.

— Убирайся. Думай над тем, что ты несёшь, и мы поговорим, когда ты... когда ты придёшь в себя.

Внезапно Дэвис чувствует чудовищную усталость. Ноги перестали держать. Кто бы мог подумать, насколько выматывающими могут быть такие конфликты? Она садится и кладет свою открытую сумку на маленький стол. Внутри неё находится телефон, который записывает этот разговор.

— Ты также подбросил наркотики в пикап Кофлина. Когда был в средней школе.

Он отшатывается, как будто она ударила его кулаком.

— Это возмутительное обвинение!

— Возмутительно то, что это сделал ты. Кофлин заподозрил что-то, когда мальчишка, который с ним работает, увидел, как ты припарковался сзади, а не на парковке для сотрудников. Кофлин обыскал свою машину, нашел наркотики и передал их мне.

— Что? Когда?

— Я встретилась с ним в кофейне в Грейт-Бенде после совещания, на котором он бросил нам вызов арестовать его. Что мы тогда не могли сделать и не можем сейчас, как ты, уверена, сам выяснил в Уичито.

— Он лжёт! И ты действовала у меня за спиной! Спасибо, напарница!

Она заливается краской. Ничего не может с собой поделать.

Жальбер проводит руками по своей редеющей шевелюре.

— Если в его машине были наркотики, значит, он сам их туда подбросил. Он хитёр, о, ещё как хитёр. И ты в самом деле поверила в его россказни? — Жальбер качает головой. Его тон полон жалости, но в его глазах она видит неприкрытую ярость. "Будь осторожна с этим человеком", — думает она, — "Дэнни был прав на этот счёт".

— Я и не предполагал, что ты такая доверчивая, Элла. Неужели он убедил тебя в своей истории со сном? Ты на чьей стороне сейчас? На его?

— Я говорила с патрульным Кальтеном.

Жальбер застывает.

— Кофлин увидел его бейдж. Я позвонила Кальтену и сказала, что знаю, кто подбросил наркотики и подстроил обыск. Сказала, что сохраню его участие в тайне, если он расскажет, какую роль в этом спектакле он играл. Он всё рассказал.

Жальбер отходит к окну, смотрит на улицу, затем возвращается к ней.

— Я не хотел засадить его за наркотики. Я хотел засадить его за мисс Ивонн. Я хотел его запереть, чтобы закрутить гайки. Где сейчас наркотики?

— В надежном месте. — Последний его вопрос немного пугает её. Она не верит, что Фрэнк убьёт её, но он определенно не в порядке. В этом нет сомнений.

Он снова подходит к окну и снова возвращается. Его губы шевелятся. Он считает. Осознаёт ли он, что делает? Она так не думает.

— Он убил её. Изнасиловал и убил. Кофлин. Ты знаешь, что он это сделал.

Она вспоминает, как Кофлин спрашивал её о крестике — носит ли она его для показухи или действительно верит в Бога? Потом он спросил её, может ли она верить в Бога, но не верить в его сон.

— Фрэнк, выслушай внимательно. К данной теме это не имеет отношения, убил он её или нет. Здесь, в этой комнате, важно лишь то, что ты напишешь письмо Дону Тишману, где укажешь, что тебе нужно взять отпуск по личным причинам и что ты планируешь уйти на пенсию.

— Никогда! — Его кулаки сжимаются и разжимаются.

— Либо так, либо я иду к Тишману и рассказываю ему о том, что ты сделал. Звонок Андерссону, возможно, и не приведет к твоему увольнению, но история с наркотиками точно приведет. Более того, это так запятнает наше дело против Дэнни Кофлина, что даже тот провинциальный адвокат Болл сможет его отмазать.

— Ты так поступишь?

— Ты это сделал! — кричит Дэвис, вставая. — Ты погубил дело, ты подставил себя и меня тоже! Посмотри, что ты натворил!

— Мы не можем дать ему уйти безнаказанным, — говорит Жальбер. Он обводит взглядом комнату, его глаза ни на чем не останавливаются. — Он это сделал.

— Если ты в это веришь, не угробь наш шанс прижать его. Я ухожу. Это важное решение, я знаю. Поспи и обдумай.

— Поспи? — говорит он и смеется. — Поспи!

— Я позвоню тебе завтра утром. Узнаю о твоем решении. Но, как мне кажется, выбор довольно очевиден. Уходи в отставку, и у нас ещё будет шанс против Кофлина. Не будет никакого скандала с подброшенными уликами, и ты сохранишь свою пенсию.

— Ты думаешь, мне важна моя пенсия? — кричит он. На его шее проступают жилы. Элла не отводит от него глаз. Она боится отвести глаза.

— Сейчас, в пылу момента, возможно, тебе на неё наплевать, но потом твое мнение изменится. Я знаю, что ты всё еще переживаешь за дело Ивонн Уикер. Подумай хорошенько, Фрэнк. Я забуду обо всём, если ты отойдешь, но если нет, то всё выйдет наружу, и, о Боже, какой будет смрад.

Она идет к двери. Это одна из самых длинных прогулок в её жизни, потому что она всё время ожидает, что он последует за ней. Он не следует. В коридоре, за закрытой дверью, она выдыхает, не осознавая, что задерживала дыхание. Она начинает застёгивать сумку, когда за её спиной раздается грохот. Что-то только что разбилось. Хочет ли она знать что? Нет. Элла медленно, но верно идёт по коридору.

В своей машине она опускает голову и плачет. Был момент, всего лишь момент, когда она действительно поверила, что он может её убить.

За свою карьеру следователя Франклин Жальбер останавливался в сотнях мотелях, объездив Канзас с севера на юг и с востока на запад. Почти во всех номерах, где он жил, были пластиковые стаканчики в маленьких пакетах с надписями вроде "ДЛЯ ВАШЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ ДЕЗИНФИЦИРОВАНО". Стаканы в мини-баре его маленького номера в "Селебрейшн Сента" оказались стеклянными. Он почувствовал их вес в тот момент, когда уже было слишком поздно останавливаться, хотя он, вероятно, в любом случае бы и не остановился. Он швыряет стакан в дверь, которую только что закрыла Дэвис, и тот разбивается вдребезги.

"Лучше стакан, чем она", — думает он. — "Я бы никогда не поднял на неё руку".

Конечно, нет. Может, она и предательница, но они провели вместе немало хороших часов. Поймали немало плохих мальчиков и плохих девочек. Он учил Эллу, и она охотно училась. Только, видимо, она у него научилась не всему. Она не понимает, насколько опасен Кофлин. Интересно, а не могли ли они после их предательской встречи в кофейне отправиться куда-нибудь еще. Например, в мотель?

Нет, нет, она бы никогда. Не с главным подозреваемым в убийстве.

Никогда? Правда? Никогда?

Кофлин выглядит неплохо, и у него есть этот искренний взгляд "я-говорю-правду". Некоторые даже находят такие взгляды привлекательными. Действительно ли за гранью возможного, что она... и он... может быть, это что-то вроде странного варианта Стокгольмского синдрома...?