Анатомия Хендона по-прежнему была повреждена, каким-то образом, искажена по сравнению с ее собственной. Там была неразбериха из нейронов и сосудов, и хотя она пыталась разобраться в этом, она быстро потеряла контроль над его анатомией.

Она никогда не разбиралась в клетках мозга настолько тщательно, чтобы знать, как они должны выглядеть. Они не были такими же, как клетки, которые она находила в других частях тела, структурированные и скомпонованные. Это были направленные клетки, и она знала, что если бы она привязала свое влияние к ним, она могла бы преодолеть большое расстояние по телу. Но она всего лишь всадник на неукротимом жеребце, цепляющаяся за его гриву, чтобы избежать падения. Здесь, сейчас, хотя она видела его анатомию отраженной в себе, она мало представляла, как она могла бы начать ее исправлять.

С тяжелым вздохом Нхика отступила, ее разум вновь обратился в правильное тело после долгого изучения Хендона. Когда ее чувства вернулись к ней, она обнаружила, что Мими смотрит на нее с надеждой.

— Я понимаю проблему, — предложила Нхика, предвидя ее вопрос. — Но вывести человека из комы… Это… Это, возможно, было бы чем-то, что старые Целители сердца умели делать, но не я.

— Ты говоришь, что ты не можешь это сделать? — спросила Мими. Ее голос дрожал на гране слез

— Я говорю, что ты и Андао должны готовиться к реальности, где я не смогу это сделать, сказала Нхика, и она знала, что ее слова означали: готовься к еще одним похоронам, таким же как эти, которые Мими так ненавидела.

На мгновение Мими просто смотрела на нее, и Нхика опасалась, что, признавшись в поражении, она потеряет всю гостеприимность Конгми и окажется снова в Собачьем районе. Затем губы Мими дрогнули, брови сжались от непреодолимой скорби. Вскоре потекли слезы, и девушка спрятала лицо в грудь Хендона, прежде чем издала заглушенный вопль. Ее плечи тряслись от всхлипов, и каждая мышца Нхики напряглась.

Она была слишком ошеломлена, чтобы двигаться. Она была единственным человеком в комнате; стоило ли ей утешать Мими? Или она должна была оставить Мими в покое?

— Он не может уйти! — кричала Мими. — Как это возможно, что его сердце бьется, его легкие дышат, и он жив, но не просыпается? Если он выжил там, где отец не выжил, только чтобы умереть через две недели, после всей той надежды, всей этой скорби, я…

Остальные ее слова были потеряны из-за всхлипов и Нхика нахмурилась, тянув руку к плечу Мими. Она знала, что душевное исцеление предназначено для такой ситуации, но она задавалась вопросом, примет ли Мими касание Гравера крови, или это могло бы вызвать только возмущение.

Когда она сидела у постели умирающей матери, ее касание было просто касанием. В конце концов, ни утешения, ни лекарства не могли излечить такую болезнь, поэтому руки Нхики не были руками Целителя сердца. Когда она переплела свои пальцы с пальцами матери, ее рука была холодной, а у матери — липкой, это было всего лишь касание дочери, слишком испуганной, чтобы отпустить.

Вспоминая это, Нхика осмелилась протянуть руку и сжать плечо Мими. Мими не напряглась и не оттолкнула ее. Она прижалась к прикосновению, и ее рыдания, медленно, утихли до поверхностных всхлипов. Сидя у кровати, сопровождаемая только мягким жужжанием медицинского аппарата и тихими дыханиями Хендона, Мими напомнила Нхике о самой себе, лет десять назад — все еще борющейся с новым понятием смерти, чувствуя себя такой преданной, потому что она всегда считала себя невосприимчивой.

Она вспомнила их подозрения о убийстве. Нхика тоже оказалась в таком положении, выдумывая заговор из смерти, потому что потеряла так многих — разве это было справедливо, когда она была Целителем сердца? Но, наконец, когда у нее никого не осталось, она пришла к пониманию, что Смерть не создает заговоров. Смерть просто берет, и берет, и иногда в этом вообще нет справедливости. Иногда Смерть ограничивается тем, чтобы случайно унести последнее умирающее поколение, урезая семью, которой уже больше не нужно существовать.

Наверное, это была та же несправедливость, которую чувствовала Мими сейчас — самый технологически развитий человек города, погибший в аварии? Целительство сердец никогда не делало разницы для Нхики, и казалось, что, несмотря на всю его влиятельность, мистер Конгми все равно встретил смертную участь.

Когда слезы Мими перестали течь, Нхика отошла от нее, взгляд ее скользил по замазанным макияжем и покрасневшим глазам. Нос Мими дернулся, но она сумела сдержать рыдания достаточно, чтобы сказать: — Станет ли легче?

Нхика повернула голову.

— Ты говорила, что твоя семья тоже ушла, — пояснила Мими. — Становится ли боль меньше?

— Да, — ответила Нхика, лишь потому, что это было нужно Мими. На самом деле, и да и нет. Большую часть времени Нхика могла забыть, что когда-то кого-то потеряла, так как была занята приготовлением настоек и обманом клиентов.

Но были дни, моменты, мелочи, напоминающие ей обо всем заново — анатомический учебник, семейный ужин, треснувшее кольцо — и казалось бы, будто она вовсе не успокоилась. Горе возвращалось со всеми своими когтями и зубами, и раны, которых не моги залечить Целители сердца, раскрывались снова.

Вместо всего этого она просто сказала: — Все станет лучше.

Что-то сменилось в выражении Мими. — Мне нужно тебе рассказать что-то. Мы любим Хендона, но это не единственная причина, по которой нам нужно, чтобы он проснулся. Также потому что -

— Ты веришь, что твоего отца убили, и Хендон знает правду.

Мими медленно моргнула в удивлении, медленно осознавая это через вино. — Ты… знаешь?

— Я случайно услышала, — сказала Нхика. — Ты должна была сказать мне с самого начала.

С глазами полными стыда Мими опустила взгляд, и Нхика увидела, как что-то зрелое и серьезное мелькнуло за ее глазами. — Я просто … Ты права. Пожалуйста, не считай меня эгоистичной. Просто отчаянной. Если это слишком для тебя, мы можем отказаться от условий нашего соглашения. Считай, что ты освобождена со Скотобойни в рамках благотворительного акта Конгми. Особенно если … особенно если для Хендона ничего не возможно сделать.

— Я не говорила, что ничего нельзя сделать, — поправила Нхика. Она не была уверена, почему так быстро исправила Мими, почему продолжала путаться в жизни этих аристократов за небольшую сумму хемов. Сдаться казалось больше, чем просто отказаться от умирающего человека; это казалось признанием того, что, даже получив все эти ресурсы, она все равно не смогла научиться залечивать раны, как у ее матери. Как будто она даже не была Целителем сердец.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мими, и подростковая надежда мелькнула словно свеча, в ее нежном голосе.

Нхика говорила, что хочет остаться, потому что болезненное чувство утраты нельзя было снять, но травма мозга — да. Для ее собственной матери уже было слишком поздно, но для Конгмис еще была надежда. И вот что всегда говорила ей ее бабушка, верно? Что задача Целителя сердец — исцелять. Если она сможет осуществить хотя бы этот один акт исцеления и остаться верной памяти о своей семье лишь один раз в жизни, судьбе своей матери и учению своей бабушки, то, возможно, сможет заработать неизгладимое место на своем костяном кольце, даже если никто не будет помнить об этом.

— Я говорю, что ты еще не должна сдаваться, — сказала Нхика и поняла, что ее губы обманут ее обещанием. — Я могу его исцелить.