ГЛАВА ПЯТАЯ

БРАЯР

Сейнт настаивает, чтобы я осталась, чтобы кое-что написать, пока он сбегает в город за едой. Жест продуманный, но я не могу избавиться от образа человека, наблюдающего за тем, как мы трахаемся, через его окно. Я была параноиком несколько дней. Не более чем реакция на страх после многих лет привыкания к просмотру слишком большого количества документальных фильмов о настоящих преступлениях и фильмов ужасов, но теперь, когда я одна в гигантском - по общему признанию, жутком - поместье Сейнта, я не могу сосредоточиться на написании.

Я тянусь за телефоном. Осталось всего десять процентов заряда, но я все равно звоню маме.

— Браяр! Как ты, солнышко? — Ее голос мгновенно успокаивает меня, как будто я дома, а не совсем одна в поместье, взятом прямо из готического романа ужасов С.Т. Николсона.

— Привет, мам. Я просто хотела проверить, как дела.

— Как продвигается твоя писательская деятельность?

— Отлично, — признаю я. Я уже много лет не писала так много и так быстро. Даже во время моей программы МИД. Я была слишком занята работой, чтобы вот так погрузиться в писательство после летних каникул в школе. Я забыла, как сильно любила писать, убеждая себя в какой-то момент, что работа моей мечты - стать профессором и учить других людей писать, потому что эта карьера, по крайней мере, обеспечивала финансовую стабильность и оплачиваемые выходные.

Но чему научил меня этот ретрит, так это тому, что моя истинная страсть заключается в книгах. Поглощать их и создавать. Хотя мне по-прежнему нравится преподавать и мне нравится видеть прогресс, которого добиваются мои ученики, ничто другое не наполняет меня такой страстью.

Кроме, может быть, Сейнта де Хааса. Причина, по которой я здесь в первую очередь. Причина, по которой я занимаюсь этим самораскрытием.

Не то чтобы я когда-нибудь признаюсь ему в этом.

— Я так рада, милая, — восхищается мама. — Тебе нужно было уделить немного времени себе. Этот Сейнт, похоже, определенно знает, что для тебя лучше.

Меня охватывает паника.

— Какое это имеет отношение к Сэйнту? — Я сказала ей, что приехала на этот писательский ретрит одна.

— Сейнт дал мне знать, что предложил уединение. Он хотел убедиться, что я знаю, что ты остановилась в безопасном месте. Эти подарки, которые он мне присылает, такие милые!

— Какие подарки?

— О, они такие сладкие! Помнишь те цветы с шоколадной крошкой, которые мы всегда готовим на твой день рождения? Он прислал мне целую партию таких. Потом он прислал мне те самые шоколадные конфеты и букет желтых гвоздик, которые ты даришь мне каждый год на День матери. И он прислал мне этот красивый шарф! Ты знаешь, как я люблю шарфы. Мне придется прислать тебе фотографию.

— Нет, мам...

Но она уже убрала телефон от уха, возясь с различными кнопками и опциями на экране, чтобы понять, как сделать снимок и отправить его мне. Когда она купила свой телефон, я посвятила не менее трех часов тому, чтобы научить ее им пользоваться, прежде чем отступить.

Я проверяю процент заряда батареи на своем. Пять процентов.

— Мам, мой телефон вот-вот разрядится...

— Вот! Я отправила это, — победоносно кричит она.

Ей действительно удалось сфотографировать - хотя и размыто - белый шарф, свисающий с воротника ее пальто. Это не тот шарф, который я бы надела, но он в точности в ее вкусе.

Сейнт прислал ей все эти подарки, чтобы напоминать ей обо мне в мое отсутствие. Маленькие, продуманные подарки, чтобы сделать мою маму счастливой. И он никогда ни словом не обмолвился мне о них.

Неважно, сколько раз я пытаюсь убедить себя, что я должна ненавидеть этого человека, что меня должно отталкивать его навязчивое и собственническое поведение, отталкивать необузданное насилие, которое он может развязать по прихоти, он делает это невозможным.

За все годы брака моих родителей, мой отец ни разу не подарил моей матери ни единого подарка, кроме обязательных дней рождения и праздников, редко отмечая это событие чем-то большим, чем обычная открытка, на внутренней стороне которой не было написано ничего личного, кроме его имени.

Сейнт установил стандарт, которого не может достичь ни один другой мужчина. Стандарт, который я никогда не считала возможным, пока не встретила его.

— Значит ли это, что вы с Сейнтом наконец-то стали парой? — спрашивает моя мама. Мне не нужно ее видеть, чтобы понять, что она ухмыляется, скрестив пальцы.

— Мы не пара, — выпаливаю я. — Но ... я не знаю. Может быть ... мы могли бы быть. Когда-нибудь.

Слова труднее вырвать из моего рта, чем зуб. Мы с Сейнтом, безусловно, ведем себя как пара на этом ретрите. Проводить каждый день вместе, писать бок о бок и трахаться утром, днем и ночью. Как бы мне ни было неприятно признаваться в этом самой себе, я влюбляюсь в него.

И это ужасно. Не потому, что он сталкер или серийный убийца, а потому, что я знаю: если я разрушу стены, охраняющие мое сердце, он может забрать его.

— Ты даже не представляешь, как я счастлива от этого, милая. Честно говоря, Сейнт, кажется, относится к тебе лучше, чем твой отец, когда-либо относился ко мне, даже в наши хорошие дни.

Их хорошие дни. Странно думать, что у моих матери и отца, когда-либо были хорошие дни. Что, если это просто хорошие дни для меня и Сейнта? Возможно, это не более чем этап медового месяца. Он ведет себя наилучшим образом, делает все возможное, чтобы добиться моего расположения, и как только я впущу его, как только увязну слишком глубоко, он покажет свое истинное лицо. Его чувства ко мне уменьшатся, и он больше не будет осыпать меня щедрыми подарками и жестами, потому что он больше не преследует меня. Я ему надоем, и он найдет себе другую женщину. Точно так же, как всегда делал мой отец. Он не гонялся за женщинами - он гонялся за призом. И как только он попал к нему в руки, он оставил его на своей полке для трофеев вместе со всеми остальными, чтобы тот пылился, забытый.

Я не стану каким-то забытым трофеем.

— Мой отец ответил на приглашение на свадьбу?

Мама вздыхает.

— Да, Джулия дала мне знать, что он будет там. Но не беспокойся обо мне. У меня не возникнет проблем с тем, чтобы избежать встречи с твоим отцом в присутствии двухсот гостей.

Батарея моего телефона разряжается до одного процента.

— Кстати, о твоем отце, я собиралась спросить тебя...

— Мам, мне нужно идти. Мой телефон действительно вот-вот разрядится.

— Ладно, милая, я люблю тебя. Отлично проведи остаток своего писательского ретрита. Передай Сейнту от меня привет!

— Я тоже тебя люблю, — быстро говорю я, прежде чем повесить трубку.

Я хватаюсь за зарядное устройство для телефона, но лампочка над моей головой гаснет. Когда я подключаю телефон к сети, он не заряжается.

Дерьмо. Электричество отключилось. Я пытаюсь включить фонарик на своем телефоне, но он гаснет.

Конечно, черт возьми. Я понятия не имею, где находится выключатель в этом гигантском доме, и теперь я не могу позвонить Сейнту, чтобы сказать ему, чтобы он тащил свою задницу домой и снова включал электричество.

Я даже не знаю, где он хранит свои принадлежности на случай непредвиденных обстоятельств. Но я точно знаю, что в ванне все еще есть свечи и, надеюсь, зажигалка.

Я на ощупь пробираюсь в ванную, держась рукой за стену, чтобы ориентироваться. В ванной мне удается схватить зажигалку возле раковины и наполовину сгоревшую свечу на ванне. Мерцающий фитиль дает мало света, но это лучше, чем ничего.

Глухой удар снизу заставляет мою спину напрячься.

— Сейнт?

Маленький огонек танцует возле моей сложенной чашей руки, и волосы на затылке встают дыбом в наступившей тишине. Голос Сейнта не доносится.

Возможно, что-то упало. Возможно, это был снег, упавший с ветки снаружи, или грызун в стенах. А еще лучше, может быть, этот звук был не более чем моим воображением.

Кого я обманываю? Это гребаный убийца, который здесь, чтобы убить меня сейчас, когда я одна.

И я просто сообщаю им, где именно меня найти.

Мое сердце бешено колотится, и я мчусь обратно в спальню, чтобы схватить пистолет, который Сейнт держит в ящике прикроватной тумбочки. Не то чтобы я имела хоть малейшее гребаное представление, как им пользоваться. Как мне вообще зарядить эту штуку?

Когда я выдвигаю ящик стола, мое сердце останавливается.

Пистолет пропал. Черт. Сейнт, должно быть, забрал его с собой.

Блядь. Блядь, блядь, блядь.

Я не знаю, где он хранит здесь другое свое секретное оружие. Насколько я знаю, он пошутил насчет того, что на каждого из его врагов есть пистолет, а в этом доме остался только один пистолет - тот, что у входной двери.

Незваный гость стоит между мной и моей единственной надеждой на выживание.

В темноте раздаются шаги, медленно поднимающиеся по винтовой лестнице. Я перестаю дышать, бесшумно задвигая ящик. Что, черт возьми, мне делать? У меня нет оружия, чтобы отбиться от тех, кто находится со мной в доме, и они, черт возьми, уж точно не ворвались в Николсон - Мэнор безоружными.

Я в меньшинстве. В особняке, с которым я совершенно незнакома. Но если это незнакомец, то он, скорее всего, вообще никогда не был в Николсон-Мэнор. По крайней мере, у меня есть небольшое преимущество, особенно в темноте.

Я ставлю мерцающую свечу на прикроватный столик и крадусь через широкий холл к кабинету Сейнта, шаги незваного гостя доносятся до верха лестницы.

Делая глубокий, беззвучный вдох и задерживая его, я внимательно прислушиваюсь, когда незваный гость осмеливается прошаркать по коридору. Мои ногти сжимаются в кулаки, когда я прижимаюсь спиной к стене рядом с дверью.

Половицы скрипят под весом незваного гостя, становясь немного тише по мере того, как он следует за моей свечой в спальню Сейнта. Я не могу сказать, принадлежат ли эти шаги мужчине или женщине.

Я осмеливаюсь выглянуть в открытый дверной проем, надеясь увидеть возвышающуюся фигуру Сейнта.