Моя грудь болит за ребёнка, которым, должно быть, был Тагиз. Оставшись в полном одиночестве в том месте, где гарантированно прошла кровавая баня.

Он откашливается.

— Катай вложил мне в руку меч и приказал занять место моего отца.

— Сколько тебе было лет?

— Я встретил семь лет.

Я в шоке поднимаю голову.

— Ты был совсем ребенком. Зачем он это сделал?

Тагиз пожимает плечами.

— Мой отец ушёл, погиб в бою, и становилось очевидным, что у нас нет реальных шансов против этого племени. Если мы бы успешно отступили, я стал бы ещё одним ртом, за кормление которого он будет отвечать. Я предполагаю, он хотел, чтобы его враги позаботились об этой проблеме.

От ярости мои руки трясутся, и я сжимаю их в кулак, представляя крошечного Тагиза, сжимающего свой меч, с широко раскрытыми глазами, напуганными осознанием того, что он вот-вот умрёт.

— Вот сукин сын.

Тагиз смеётся, поднимая мой кулак и раскрывая мою ладонь, чтобы поцеловать её.

— Я едва смог поднять меч, который он дал мне, когда отправил меня на передовую. Каликс появился из ниоткуда, и я напал на него. Я знал, что умру, но мой отец хотел бы, чтобы я умер достойной смертью с мечом в руке.

Моё сердце стучит, как барабан.

— Что случилось?

Он смеётся.

— Каликс отбил мой меч, стукнул меня по голове и толкнул к одному из своих людей. Меня посадили в ташив катая. Я слышал звуки битвы, лязг мечей, грохот умирающих воинов. Но самое яркое моё воспоминание — это вкус мяса, которым меня кормили слуги. Я на тот момент, не ел уже три дня.

Я смотрю на его лицо, и он улыбается мне полуулыбкой, но его глаза полны боли. Его племя бросило его. Его отец погиб за короля своего племени, а ублюдок не стал защищать даже семилетнего ребенка.

Тагиз вздыхает, поглаживая меня по волосам.

— Ракизу разрешили посмотреть часть боя. Когда он вернулся и нашёл меня в ташиве своего отца, он сердито посмотрел на меня и сказал, что его отец собирается повесить меня в пример всем другим племенам, которые подумают напасть.

— Ой-ой.

Он смеётся.

— Я поверил ему. Поэтому я решил, что если мне суждено умереть, я заберу с собой будущего короля племени.

Я улыбаюсь.

— Естественно.

— Каликс зашёл и обнаружил, что мы катаемся по полу, каждый с ножом у горла другого. Он поднял нас обоих за рубашки и отхлестал так, что я помню до сих пор. Потом он предложил мне выбор. Он снабдит меня трёхдневным пайком с мечом и позволит мне покинуть племя. Или я мог остаться и вырасти, как его сын.

Меня это смутило.

— Ты сказал, что он был одержим… родословной?

— Да. Но он и его пара пытались завести собственного ребенка в течение четырёх оборотов. Его самка была выбрана его отцом из-за исключительных воинов в её роду, и мой отец начал понимать, что она бесплодна.

Мои зубы были сжаты, когда я села. Конечно, Каликс, возможно, спас Тагиза от верной смерти, но чем больше я о нём узнаю, тем меньше он мне нравится. Кроме того, готова поспорить на последнюю резинку для волос, которую я спрятала под мехом, что Каликс не усыновил бы Тагиза, если бы у него были собственные дети.

— Ты знаешь, что не только женщины ответственны за беременность. Твой отец может быть стерильным.

Он хмурится.

— Стерильным, — говорит он по-английски, и я понимаю, что на браксианском нет перевода.

Кто бы сомневался.

Я объясняю концепцию, хихикая над недоверчивым выражением его лица.

— Ты уверена?

Я киваю и смотрю на него.

— Я уверена.

— Хм. — Он долго думает об этом. — Мой отец не знает об этом.

— Я счастлива объяснить ему эту ситуацию, — ласково говорю я, и он смеётся, обнимая меня за плечи и притягивая обратно к себе.

— Итак, — говорю я. — Каликс предложил тебе выбор.

— Да. Он сказал, что был впечатлен храбростью, которую я проявил, когда попытался напасть на него. Он знал мужчин старше меня, которые не могли поднять меч, которым я замахнулся на него. Он объяснил, что его семья имеет давнюю традицию служить королю. Если бы он воспитал меня как своего сына, от меня ожидали бы, что я буду тренироваться усерднее, чем я когда-либо мог себе представить, и защищать будущего короля племени ценой своей жизни.

Я улыбаюсь при мысли, что Ракиз и Тагиз насмехаются друг над другом, когда Каликс произносит это заявление.

— Держу пари, тебе понравилось, как это звучит.

Он смеётся.

— Я не собирался отказываться от лучшего предложения, которое когда-либо слышал. Предложение, которое включало в себя присоединение к одному из самых больших и могущественных браксианских племён на Агроне. Ракиз запротестовал, но Каликс сказал ему, что будет счастлив сообщить отцу о том, как Ракиз пытался убить одного из своих «заключенных», прежде чем его допросили.

— Значит, тебя воспитывали как сына Каликса.

Он кивает, и я глажу пальцем по одной из его грудных мышц, обдумывая всё, что он мне сказал.

Тагиз может думать, что он всем обязан Каликсу, но я вижу этого парня таким, какой он есть. Мастер-манипулятор, который заботится только о себе и о том, кем, по его мнению, должен быть Тагиз.

Он взял испуганного сироту и воспитал его, чтобы он верил, что у него есть только один вариант в жизни. Он вырастил его с верой в то, что он в долгу перед Каликсом, потому что он спас его от бойни на поле боя.

— Можно вопрос?

— Конечно.

— Как ты думаешь, кто-нибудь из других воинов в этом лагере убил бы тебя в тот день?

Он долго молчит.

— Нет. Честь — значит всё в этом племени, и в убийстве ребенка нет чести.

— Но ты не знал этого тогда.

— Нет. В моём племени мы сражались и убивали всех.

— Значит, ты автоматически чувствовал себя обязанным Каликсу за спасение твоей жизни.

Он напрягается.

— Он действительно спас мне жизнь. Ему не нужно было принимать меня как своего, Зои.

— Я знаю. Но как ты думаешь, отец Ракиза действительно позволил бы тебе покинуть его племя только с едой и мечом?

— Нет. Но тогда я этого не знал.

— Точно.

— О чём ты?

Я тщательно подбираю слова. Как бы я ни ненавидела Каликса, он всё ещё отец Тагиза.

— Я говорю, что, может быть, ты чувствуешь, что тебе нужно соответствовать идеалам Каликса, просто потому, что ты чувствуешь, что ты в долгу перед ним за то, что он принял тебя к себе в детстве. Но любой порядочный человек поступил бы точно так же.

Он обдумал это.

— Ты рассказала неплохой вариант сложившейся ситуации, но это ничего не меняет. Я единственный сын своего отца. Сын, которого он выбрал. Без него и моей матери я был бы очередным лагерным сиротой, возможно, отданным родителям, которые не следили бы за моим обучением. Родителям, которые не позаботились о том, чтобы я стал сильным воином.

Я киваю, делая вид, что я приняла его ответ. Но я ничего не отпущу на тормозах. Я не сомневаюсь, что Каликс любит своего сына. Как он мог его не полюбить? Но, предложив этому напуганному, одинокому семилетнему ребенку выбор в обмен на то, что он его воспитает, он дал понять, что дом, который он ему предложил, завязан на условиях. Делай, как сказал Каликс, живи так, как он хочет, и у Тагиза будет дом.

Тагиз целует меня в лоб. Потом мою щеку. Затем он нежно касается моих губ своими, прежде чем спуститься вниз по моей шее, заставляя меня извиваться от желания, когда его тёплое дыхание щекочет раковину моего уха.

Я вздрагиваю от этого, и он издает низкий смех, когда я выгибаюсь, мои руки тянутся к нему в попытке притянуть его ближе.

Он берёт оба моих запястья одной рукой, удерживая их между нами.

— Моя очередь, — бормочет он. Он наклоняется, и его губы требуют большего, пока его язык завоёвывает мой рот. Я снова пытаюсь поднять руки, но он мягко сжимает мои запястья, давая понять, что он главный.

Его глаза темнеют, когда он медленно отстраняется, и я облизываю губы. Он издает грубое проклятье, прежде чем снова поцеловать.

Внезапно он откидывает меха, его взгляд снова впивается в моё обнажённое тело.

Мои щеки горят, а он продолжает целовать, спускаясь вниз, останавливаясь, чтобы прикоснуться носом к моей груди, его язык скользит по каждому соску, пока они оба не напрягаются и не начинают болеть, отчаянно желая большего.

— Тагиз, — стону я, и он облизывает нижнюю часть живота, прямо над лобковой костью, а затем обдувает мою кожу прохладным воздухом.

Мои бедра сжимаются.

Его рука, наконец, отпускает мои запястья, и я сжимаю в кулак меха под собой, пока он переводит своё внимание дальше на юг.

Его рука сжимает меня так, будто он владеет мной, из его горла вырывается низкий рык, когда его пальцы скользят по моей мокроте, заставляя меня умолять.

— Тагиз, пожалуйста.

— Ты торопила меня прошлой ночью, маленькая целительница. Я был похож на неопытного воина, когда я потерялся в чудесах твоего тела. Теперь я могу изучить тебя как следует.

Я стону, когда он щипает мой клитор.

— Исследуй меня позже.

Он смеётся. А потом он устраивается между моих бедер, вдыхая мой запах, а мои щёки горят из-за этого. Он раздвигает мои бёдра шире, и его язык погружается в меня, заставляя меня вскрикнуть от внезапного удовольствия.

Я прижимаюсь к нему, и его руки поднимаются вверх, держа мои бедра. Он даёт понять, что всё контролирует, а я просто должна следовать за ним.

И Боже, это так сексуально.

Его язык скользит твердыми кругами по моему клитору, и я закрываю глаза, когда он вводит в меня большой палец.

— Открой глаза, — шепчет он мне. — Смотри, кто заставляет тебя чувствовать себя так, целительница.

Я приоткрываю глаза, и он вознаграждает меня ещё одной лаской, когда ещё один палец присоединяется к первому, и он поворачивает их под углом, пока не щелкнет по моей точке G.

У меня перехватывает дыхание, и я испускаю долгий стон, когда он станет проводит зубами по моему клитору, одновременно погружая в меня свои пальцы.

Я задыхаюсь.

Он ещё шире раздвигает мои бедра, двигаясь вверх по моему телу, его челюсть сжата. Я чувствую его твердость и пульсацию у себя на животе, и я мгновенно отчаянно нуждаюсь в том, чтобы он снова был внутри меня.