— Всё нормально. Всё-таки чрезвычайная ситуация. Но ты права. Это уже длится достаточно долго. Нам нужен какой-то план, чтобы устранить эту угрозу раз и навсегда.

Несколько минут мы сидим в дружеской тишине, обе жуём, наблюдая, как члены племени занимаются своими делами.

— Как дела, Зои? — Бет нарушает тишину. — Ты выглядишь… грустной.

Мало того, что Бет прекрасна неземной красотой и грациозна от природы — даже с лёгкой хромотой, — она ещё и одна из самых добрых женщин, которых я знаю.

— Я в порядке. — Я улыбаюсь ей, но её брови хмурятся, говоря мне, что она видит мою чушь насквозь.

— Что-то произошло.

Я прочищаю горло, и слова вырываются прежде, чем я осознаю, что говорю их.

— Я спала с Тагизом. Много раз.

Её глаза расширяются, а затем она ухмыляется, но улыбка исчезает, когда она изучает моё лицо.

— Кажется, ты не очень довольна таким развитием событий, — бормочет она.

Я смеюсь, но у меня словно перехватывает горло, и звук больше похож на всхлип.

— Эй. — Она наклоняется ближе, обнимая меня за плечи. — Расскажи мне, что происходит. Я отличный слушатель, клянусь.

Всё выплескивается наружу. Как семья Тагиза ожидает, что он женится на ком-то другом. Как я пыталась держаться от него подальше, и как от его взгляда, моё сердце бьётся так сильно, что кажется, будто оно вылетит из груди.

Я вытираю слёзы с лица.

— Знаешь, каково это встречать Рождество в другой день, когда ты ребёнок? Знать, что ты не можешь отпраздновать настоящий праздник, потому что твой отец со своей настоящей семьей? Любовница и внебрачный ребёнок не получат двадцать пятое декабря — никогда. И даже не двадцать шестое. Они получают праздник двадцать седьмого или двадцать восьмого.

Ещё одна слеза скатывается по моей щеке, и Бет хватает меня за руку. Я всхлипнула.

— Почему ты плачешь?

Она вытирает лицо, сгорбившись.

— Ничего не могу поделать, — бормочет она. — Я разваливаюсь, когда мои друзья страдают.

Я улыбаюсь.

— Ты немного эмпат. — Я вздыхаю. — Моя мама была женщиной на стороне. Я не понимала этого, пока мне не исполнилось восемь или девять лет. Я услышала, как она разговаривает с моим отцом. Возможно, он любил мою мать. Может быть, даже любил меня. Но он никогда не собирался бросать свою жену. Никогда. К тому времени, как я стала подростком, мама наконец приняла такое положение дел, и я ненавидела его больше всего на свете.

— Не могу представить, как тебе было тяжело, — бормочет Бет. — Общалась ли ты с ним во взрослом возрасте?

Я качаю головой.

— Его жена захотела переехать в Калифорнию, когда я была подростком. Так они и сделали. Внезапно он исчез, и мне пришлось звонить в 911, когда моя мать проглотила пузырек с таблетками. Я должна была наблюдать, как она сломалась и восстанавливалась от этого. Ты знаешь, что она никогда не брала ни цента из его денег? Он ей, как минимум алименты должен. Но она была слишком горда, и вместо этого она работала на трёх работах и умерла по дороге на ночную смену в дрянной забегаловке у автостопа.

— Думаешь, то, что происходит между тобой и Тагизом, похоже на отношения твоих мамы с папой?

— Не называй его так, — рявкаю я и тут же жалею об этом. Я обнимаю Бет за плечи. — Прости.

— Нет, я понимаю. Я бы тоже не хотела считать такого человека своим отцом.

Я вздыхаю.

— Я наблюдала за ней, пока росла. Я видела, как несчастна она была, тоскуя по другому. Как она притворялась, что 25 декабря был просто обычным днём. Однажды я так разозлилась, что открыла все подарки под ёлкой на рождество. В настоящее рождество. Она плакала три часа.

При этом воспоминании, вина разгрызает мою грудь глубоко внутри.

— Ты была маленькой, — голос Бет был нежным.

— Ага. И он праздновал Рождество со своей настоящей семьей. Ты знаешь, что у меня есть три брата и сестра, которых я никогда не видела? — Я издала резкий смешок. — Думаю, я, наверное, теперь никогда не встречусь с ними.

— Ты знаешь, что я скажу, — бормочет Бет.

— Знаю. Мне нужно поговорить с Тагизом. Он разобьёт мне сердце, я знаю.

Челюсть Бет выпячивается, а глаза становятся стальными. Она может быть нежной и доброй, но она также и воин.

— Знаешь, я счастливее, чем когда-либо думала, что смогу стать. У меня есть друг и любовник, который заставляет меня смеяться до тех пор, пока у меня не начинает болеть живот, хотя он заставляет меня в отчаянии рвать на себе волосы — иногда в течение нескольких минут. Но я могу сказать вот что: если бы я когда-нибудь подумала, что Зарикс будет с другой женщиной, даже если бы он хотел быть со мной, я бы убежала так быстро, что у него закружилась бы голова.

Я киваю, сплетая пальцы на коленях.

— Я не должна была спать с ним. Я была слаба.

Бет вздыхает.

— Ты влюблена. Это другое. — Она смеётся над выражением моего лица. — Редко можно найти двух людей, которые подходят друг другу так же хорошо, как ты и Тагиз. Но он причиняет тебе боль, Зои. Ты должна рассказать ему всё, что рассказала мне. Тогда, он поймёт.

— Я хочу, чтобы он выбрал меня, Бет. Но если он этого не сделает, я не собираюсь торчать тут и смотреть, как он спаривается с кем-то ещё.

Она кивает.

— Я бы тоже не стала. Как сказала бы Невада: на хрен такое дерьмо не сдалось.

Я расхохоталась, когда она подняла меня на ноги, помогая собрать остатки обеда.

— Я уберу это, — говорит она. — Тебе нужно поговорить со своим мужчиной.