– Да вы не стойте, присаживайтесь. Все одно вам рассказать придется.
Александр помедлил, а потом присел. Его сосед опустился рядом. Оба с некоторым удивлением смотрели Валере за спину – только сейчас заметили, что дверь бывшего его жилья украшает массивная, отполированная до блеска золотая пластина, на которой черным буквами было вытравлено:
«СТРАДОПРИИМНЫЙ ДОМ» и чуть ниже: «Нет покоя без боли, ибо через страдание мы обретаем спасение. С.Книг» и еще ниже «самопожертвования, пожалуйста, опускайте в предназначенную для этого прорезь».
– Значит, хотите в подъезд попасть? – спросил Валера, помолчав, – вынужден вас огорчить, господа. Прохода больше нет.
– Как это нет?! – закричал Александр, – он же там был?!
– Был, да, но его постигла злая судьба. Его закрыли. Теперь там Стена.
– Что еще за стена? – вопросил старший, теперь припомнилось, что его фамилия Красноцветов и он часто ратовал за закрытие родного Валерова чердака.
– Не стена, а Стена, – сказал Золотников, – из каменных блоков. Различных. Из разных стен мира. Тяжелые каменные блоки.
– И что? – спросил Александр, – любую стену можно сломать, была бы решимость. Сломаем и эту! Все равно на ту сторону попадем!
– Сломать-то можно, – медленно проговорил Валерий, – да вот только там теперь страж. И он не допустим, что бы Стену сломали. Он страшен в гневе, он совершенно безумен, настоящее чудовище.
– Неужели он так свиреп? – удивился Красноцветов.
– К сожалению да, – со вздохом сказал Валера, – там Волчок.
Косые красноватые лучи вечернего солнца падали на пыльное пространство чердака сквозь мутное крошечное окошко у самой крыши. Где-то рядом однообразно ворковали голуби.
Валера, Ткачев и Алексей Красноцветов укрылись за грудой размокших картонных коробок из-под японской видеотехники, что находилась у самых дверей. Если наклониться немного в сторону, то открывался хороший вид на Стену и ее стража. Валера не смотрел – он, прикрыв глаза, вспоминал.
Волчок заявился этим утром, через два часа после того, как Валерий Золотников продрал глаза от самого странного сна, который только видел в своей нелегкой жизни. К счастью, за эти два часа, он сумел уяснить, что происходит нечто из ряда вон и слегка адаптироваться, а то бы визит Волчка в его нынешнем виде, безусловно, свел несчастного бездомного с ума. Впрочем, даже тогда Валера, едва увидев давешнего приятеля, тут же бежал с вытащенными глазами. Волчок не препятствовал и ничего не говорил, но четко дал понять Валере что его жилье отныне больше не принадлежите бывшему хозяину. Так что Валерий совершенно не удивился, увидев, что его пентхауз переименовали в страдоприимный дом. В конце концов, чердак всегда был обителью чьих-то страданий.
Красноцветов и сетевик, напротив, смотрели во все глаза.
Стена протянулась на всю длину помещения, аккуратно отделив четвертую часть чердака.
Блоки, из которых было сложено сие монументальное сооружение были абсолютно разнокалиберными и сделаны из разного материала. Судя по всему, здесь были желтые камни из Великой Китайской стены, рыжие из римской оборонительной, красные из Московского кремля и бетонные, с матерными надписями латиницей, из Берлинской. Все вместе создавало впечатление, что здесь некий гигантский ребенок позабавился с не менее гигантской версией конструктора «лего».
Под стеной обретался Волчок, которого ныне не опознала бы даже родная мать, буде у нее вообще бы возникло желание глядеть на своего непутевого отпрыска. Гора жирной, покрытой темными пятнами, наподобие лишайных, плоти, из которой торчали скрюченные крысиные лапки с длинными отманикюренными ногтями. При некотором рассмотрении оказалось, что этот вздрагивающий в натужных стонах бурдюк покрывает редкая засаленная шерсть, а из-под коротких и уродливых задних лап прихотливо вьется чешуйчатый хвост.
Жирдяй сопел, отдувался, булькал, непрерывно дрожал крупной дрожью, и производил впечатление в высшей степени тошнотворное. Впрочем, черные бегающие глазки утонувшие в складках жира остались прежними и только по ним можно было опознать старого психопата Волчка.
Какой ни будь не очень брезгливый юный натуралист, доведись ему изучить это произведение природы после долгих изысканий пришел бы к выводу, что видит перед собой разросшуюся до неприличия морскую свинку, с некоторыми, однако, антропофорными чертами. Но свинку, откормленную настолько, что партия зеленых с дальнего запада, несомненно, подала бы в суд на его владельца за жестокое обращение с животным. Но Волчок владел собою сам.
С тяжким стоном он наклонился и поднял с земли округлый белый предмет, после чего поднес его к глазам и звучно откашлялся.
– Бедный Жорик… – хорошо поставленным голосом произнес он в пустоту чердака, – я знал тебя еще ребенком…
Он замолк и минуту тупо изучал предмет, оказавшийся свежим человеческим черепом, а потом с гневом зашвырнул его в дальний угол. Валера содрогнулся – он прекрасно знал ЧЕЙ это череп.
Волчок вздохнул. Передернулся жирной тушей и устремил печальный взгляд в сторону двери.
– Такой убогий и хромой… ничтожество… я так отвратен, что собаки, когда пред ними ковыляю, лают…
Он оборвал монолог и театрально завздыхал. Тяжело походил из стороны в сторону под стеной, потом снова уселся на место. Взгляд его был полон печали.
– Зачем я живу? – патетично спросил он, в эффектном жесте вытягивая руку, – Для какой цели я родился? И ведь была же цель, имелась и…
Волчок вновь оборвал себя. В дальнем углу подвала Валера разглядел тело невинно убиенного Слюнявчика, чье вместилище сознания только что использовалось в любительской постановке. Воцарилась тишина.
– Good bye, сruel world, – наконец сказал Волчок, после долгой паузы, – I`m leaving you today…
– Вот так все время, – прошептал Валерий.
– Он не выглядит очень опасным, – сказал Ткачев, – может нам попробовать пройти мимо?
– Я бы не стал этого делать, – произнес Золотников, – Волчок по-прежнему опасен, в каком бы виде он не находился.
Но Александр уже поднимался из-за коробки, вытягивая перед собой руки в интернациональном миролюбивом жесте. Полусвин перестал трястись и жестко уставился на него. Ткачев нервно ухмыльнулся и сказал:
– Уважаемый… эээ… Волчок. Мы, конечно, понимаем всю важность занимаемого вами поста, но нам очень надо пройти. Нам надо попасть в соседний подъезд…
Слова, канувшие в пыльное нутро чердака, звучали потрясающе глупо. Теперь Волчок смотрел на Александра с явным презрением.
– Сломать Стену… – сказал Ткачев.
Волчок вскинулся. Рыхлое его тело в едином порыве покрыло два метра, когтистые лапы работали как поршни, пасть распахнулась и оттуда в облаке кошмарного зловония вывалились два исполинских резца, заточенных до бритвенной остроты. Набегая на Александра как товарный состав со сорванным тормозом, Волчок глухо ревел. Ткачев стояли на пути не более секунды – в следующий момент, он, как и его соседи с искаженным страхом лицами бежали прочь с чердака, преследуемые ревущим и изрыгающим однообразные проклятья полусвином. Толкая друг друга в спины, они выскочили в проем и в следующую секунду дверь страдоприимного дома захлопнулась за ними.
Тяжело дыша, соседи привалились к стенам и уставились друг на друга.
– Ну, признаю, – сказал, наконец, Ткачев, – это было ошибкой.
– Волчок никогда не отличался дружелюбием, – произнес Валера с ухмылкой, – в конце концов, это же он съел Чука.
– Я все хотел спросить, – сказал Красноцветов, – что это у тебя за создание на плече?
Валера тепло улыбнулся и, сняв крошечное мохнатое существо с плеча, аккуратно разместил на сложенных ковшиком ладонях. Свинка сонно уставилась на людей крупными фиолетовыми глазами.
– Это Чука, – сказал Валера, – когда я подобрал ее, мне казалось, что это инкарнация моей прежней свинки. Той, которую съел Волчок. Но оказалось, что это девочка. Стало быть, Чука. Вот, смотрите, какая у нее масть!
– Как насчет, Волчка? – спросил Красноцветов, – он тоже похож на морскую свинку.