Наверное, это единственное, что он по настоящему боялся. Крах был невидим, неуязвим, потому что не материален. С ним трудно было бороться – и он всегда, всегда мог прийти, независимо от твоих тщетных усилий.

– "Потерять все деньги?" – думал Золотников бессонными долгими ночами, – "Обеднеть?

Продать дом, машину, все! Стать бездомным? Побираться, мерзнуть холодными ночами, медленно спиваться, бояться всех и вся. Нет! Не бывать этому! Лучше умереть как лев, чем жить как дворняжка!" – и только тут он засыпал, слегка успокоенным. Рожденный в небедной семье, Золотников не знал, почему страх бедноты так настойчиво преследует его. Словно он знает, каково это – побираться. Это знание пугало и настораживало.

Потому с юности Золотников только и делал, что пытался избавиться от этого призрака бедности – он зарабатывал, зарабатывал и снова и снова умножал заработанное, и когда тяжкие мысли лезли в голову он просто шел и покупал себе новую машину, яхту или дом на побережье. И крах отступал, бессильно скрежеща зубами.

«Что есть ад?» – думал Золотников, – «Если не беднота?»

От всех попрошаек он шарахался как от чумных, проявляя худшие из возможных суеверий.

И Валерий делал деньги – больше, больше и больше, надеясь создать в будущем такую империю, которая будет работать на него, и которая уже не сможет потерпеть крушение.

Его личная империя, и если бедность была адом, то богатство, несомненно, раем – обетованной землей, куда всю жизнь стремился Валерий Золотников.

В свой личный Денежный Рай.

А теперь на пути в золотые кущи стояла тварь – и угрожала свергнуть в тартар.

Ферма манила ее как огонь мотылька, вот только огонь этот не обжигал. Почему так вообще получилось? В провинции множество свиноферм, почему же тварь повадилась именно сюда, к Золотникову? Или эта кара – жестокая, и бьющая в самое больное место, как и положено личному проклятью.

Страшно, когда детские страхи обретают лицо. И крушение надежд вдруг облеклось шерстью и оскалило острые клыки.

Дорога снова сделала поворот и маленькое скопище огней, мигнув, скрылось за склоном.

Валерий радовался как ребенок вестям старика. В тот же день он нанял двух бывалых охотников из ближайшего села, заплатив им деньги, на которые они могли оставить опасный свой промысел и до конца жизни разводить маргаритки. Охотники выслушали его, степенно кивнули, и, подобрав свои берданки, к вечеру вышли. Вся ферма провожала их, им махали руками и подбадривали выкриками. Ловцы скрылись в лесу и головы их на следующее утро обнаружили в вольере номер десять. Берданок не было, равно как и свинок. После этого случая, половина из оставшихся верным хозяину работников позорно бежало с фермы, а все остальные дружно ударились в мистицизм, густо мешая его с религией.

Поражение охотников, на счету которых был не один десяток медведей, подтолкнуло новый виток слухов. По округе шли разговоры, главным в которых был вопрос «на кого же мы охотимся?!» и «кто же там?!»

Крестьяне запирали на ночь окна и двери, скотину не выгоняли дальше плетня, а невысокие зеленые горы, красующиеся на открытках провинции как символ тепла и удачи, стали преисполнены вдруг некоей мрачной угрозы и ветер по ночам гудел в кронах деревьев с сумрачной тоской.

Надо заметить, что экономический спад был все-таки не только у одного Валерия Валерьяновича – туристские компании потеряли часть пугливых клиентов, что спаковали вещички и отправились домой сразу после второго убийства. Но это продолжалось недолго, потому что в провинцию неожиданно хлынул совсем другой люд – охочий до рискованных сафари, хорошо вооруженный тяжелыми ружьями и безрассудной храбростью.

Эти рыскали по лесам, в надежде отыскать знаменитого Ночного Черта, убить его, а после повесить шкуру в каминном зале своего особняка. Скоро провинция зашевелилась как растревоженный муравейник. Неприятным было то, что в суете этой немалое место уделялось Валерию Валерьяновичу и его странной с тварью связи. Цены на шкурки падали как осенние листья. Предупреждения, приходящие из Вратари клуба становились все менее вежливыми и все более конкретизированными – между черных строк чувствовалась почти неприкрытая угроза.

Золотников снова пошел в атаку – сцепив зубы и почти вслепую. Шестеро охотников и трое спецназовцев с табельным оружием оценили предложенные им суммы и согласились отловить тварь. Эти люди были высокие, крепкие, с неподвижными лицами и прицельно стреляющими глазами. Они казались неуязвимыми и от них явственно разило чужими смертями. Они знали и любили свое дело.

Их не провожали с почестями, но народ с фермы нет-нет, да и посматривал вслед уходящим с тоскливой надеждой. Также смотрел и Золотников – идущие прочь люди уносили его судьбу в своих больших, покрытых шрамами и мозолями руках.

Всех убили. Назад не вернулся ни один. Тварь пришла в полночь и унесла жизни свинок из вольера номер три. Костик нашел своего хозяина, сидящим на веранде и плачущим как малый ребенок. Выглядело это столь необычно, что управляющий растерялся. Босс выглядел абсолютно раздавленным.

Люди продолжали бежать. Весть об убийцах быстро разнеслась по округе и часть толстосумов с ружьями отбыло из провинции. У остальных это лишь прибавило азарту.

Мистические слухи набрали силу и стали почти каноном. В том, что на ферму наведывается потусторонняя тварь не сомневался уже никто.

Впрочем, в эти дни бесповоротного падения в пропасть случались и хорошие новости. В вольере номер семьдесят семь у самой обычной пары зверьков родилась свинка удивительной перламутровой масти. Даже у новорожденной шерстка отливала замечательным розоватым отблеском, дымчатым и одновременно глянцево поблескивающим. Валерий Валерьянович полчаса провел, держа это чудо в руках, любуясь красивым оттенком, а свинка пригрелась у него в ладонях, перебирала розовыми лапками и жмурила фиолетовые глаза. Это могло быть началом новой, редкой, а значит дорогой породы, и потому, глядя на свинку, Золотников на время забывал о своих бедах.

Увы, беды не забывали о Валерии Валерьяновиче. Он нанял новых стрелков, и проводил их, стараясь не глядеть в лица. Естественно никто не вернулся. Из Вратари клуба пришло предложение встретиться с глазу на глаз на приеме у мэра, что тут устраивал в очередную годовщину провинции. Золотников подумал, и принял предложение, прекрасно зная, что если он не сможет убедить Серьгюссона в своей кредитоспособности, то этот прием может стать для него последним. В бизнесе всегда так – не ты так тебя. Ты сидишь высоко, но стоит ослабнуть – и вот ты падаешь вниз, в гущу таких же как ты, и тебя терзают и рвут на части. Самая длительная ролевая игра – «царь горы». В нее играют всю жизнь.

В последующие три дня перед приемом производство окончательно стало. Свинок осталось меньше половины. В продажу поступали некондиционные шкурки, но даже эти убогие меха не могли полностью покрыть дыры в поставках. Завод остановился, империя Золотникова вошла в последнее пике.

Но терпение хозяина фермы лопнуло лишь предыдущей ночью, когда была похищена перламутровая свинка. Нет, тварь не убила ее, как это делал с остальными. Просто ночью свинка исчезла, не успев издать не звука, а с утра Валерий ждал лишь осиротевший вольер. Это лишний раз доказывало, что тварь в своем роде тоже была ценителем, планомерно отнимая у хозяина самое дорогое. У Золотникова потемнело в глазах и отчаяние вдруг покинуло его, уступив место мертвенному покою камикадзе. Он постоял перед пустым вольером, а потом собрал работников фермы и произнес перед ними речь, столь страстную, что конец ее потерял в бурной овации. Так, наверное, приветствуют командира бойцы попавшей в окружении дивизии, что три недели скиталась по болотам, а потом решила дать последний, отчаянный, и наверняка, самоубийственный бой. И только Костик, глядя в мертвенно-бледное лицо шефа чувствовал озноб. С таким лицом люди и идут на таран.

Весь день Золотников провел в лихорадочной деятельности, собирая самых лучших бойцов, расходуя на это оставшиеся деньги. Истратил так много, что наверное, ферму уже нельзя было поднять с колен. Но он не думал о завтрашнем дне – того словно не существовало.