– Я знал, что это он все подстроил. Вы, слишком мелкая мошкара, чтобы пройти через три линии защиты. Он, а не вы… Эта машина вообразила себя богом!

– Электронным Раем, – сказал Кусака, – и не только он.

Бутчер снова смотрел на него, но ярость ушла – глаза заледенели и смотрели теперь совсем холодно и расчетливо.

– Я никогда не был в нем уверен, – сказал Бутчер, – эта электронная тварь… я всегда предпочитал простые методы, надежные… – он снова прошелся вдоль шахты, а потом замер, – …и я к ним вернусь. А вас убьют прямо здесь. Вместе с ним. Сейчас.

Убийцы вскинули стволы единым слитным движением. Бутчер смотрел. Позади в шахте что-то гулко вздохнуло, словно заработало разом два десятка генераторов. Алекс закрыл глаза, а улыбка заледенела на лице Кусаки. Лампы чуть померкли – напряжение скакнуло.

– Аы… – сказали у двери.

Курки никто не нажал. Бутчер вскинул голову, моментально закипая.

– Аегэ… – сказал давешний охранник, он стоял в дверях, заметно пошатываясь. Глаза его были открыты и горели неземным бешеным светом, слюни сплошным потоком стекали по подбородку. Длинный черный провод тянулся от поцарапанного нейрошлема и исчезал в коридоре. Алекс внезапно понял, под чьим контролем находится сейчас человек.

– Пошел!!! – заорал вдруг Бутчер, размахивая руками, – Пошел отсюда!!!

В глазах охранника плясали цифры – мозги его стремительно выгорали, но тело все еще стояло и улыбалось.

Алексу внезапно стало легко и совсем нестрашно. Выход был рядом – они дошли, добрались до цели, а Бутчер – это изрыгающее проклятья убожество, просчитался!

Взломщик Алекс, по кличке Ткач, неудачник со стажем, глубоко вздохнул, дружески кивнул свету в глазах охранника, а потом как водолаз легко откинулся спиной назад – в черную шахту, в которой скрывался искин.

Наверху снова закричали, потом все звуки поглотил слитный рокот автоматных очередей, но и он становился все тише, тише и тише, сменяясь странной искаженной звуковой оцифровкой.

Звук выродился в редкие, насыщенные, щелчки, а потом вовсе ушел за передел диапазона, сменившись тихим гулом.

Электронный Рай встретил Александра Ткачева жестким ударом в правую скулу. Где-то наверху щелкнуло и мелодично звякнул колокольчик. Почта пришла.

Перед глазами пол с жестким синтетическим ковролином. Смятая кровать сверху – отсюда он падал, как сумасшедший лунатик!

Александр поднялся, тупо оглядываясь вокруг – взгляд его скользил по оклеенным постерами стенам, по полкам с разным компьютерным барахлом, по книжной полке с книжками Гибсона, по окну, за которым занимался рассвет.

Комп шуршал кулерами, похрустывал жестким диском, бесконечно что-то в себе оптимизируя. Сонно помаргивала лампочка, красная как глаза Бутчера.

Приснится же такое!

Ткачев подсел к компу – все равно теперь не уснуть. Экран пересекала сильно пикселизированная череда пулевых отверстий – еще одна скаченная из сети примочка.

Хмурый спросонья сетевик тупо глядел на виртуальные дырки, еще не замечая, что на стене позади него идет точно такая же полоса глубоких выщербин в хрупком бетоне.

С той стороны плоского стекла монитора стучался рисованный попугай, раз за разом повторяя с жутким синтезированным акцентом одну и ту же фразу. Слова вылетали у него из клюва и выстраивались в квадратном облаке у птицы над головой, выписанные стоящим по умолчанию шрифтом MS SansSerif8b:

«Проснись! Новый день ждет! Проснись! Новый день ждет! Проснись…»

Хозяин.

"…не всякий знает, что в Перу есть не только майя и пирамиды. Кроме этого, там есть и морские свинки. Перуанцы – сами бывалые свиноводы, знают двадцать и один способ избавления от всех болезней. Вот один из них: заболевший перуанец берет свинку к себе на ночь в постель, до самого рассвета бодрствуя, и не давая спать зверьку. Таким образом, свинка перенимает чужую болезнь.

Утром свинку убивают, ее разрезают и внимательно смотрят все внутренние органы.

Орган, который видоизменился у зверька больше всех и есть причина болезни хозяина.

Теперь дело за самым главным – задача больного извлечь из других свинок здоровые органы и поедать их семь дней строго следуя указанной дозировке и не пренебрегая нормами гигиены.

Соблюдающий эти нормы перуанец будет всегда гарантированно здоров, бодр, весел, не иметь проблемы с личной жизнь и не страдать похудением кошелька.

Что же до морских свинок, то их мнения, не идут ни в какое сравнение с их нежным вкусом и к тому же…"

Вздрогнув, Валерий Валерьянович Золотникофф пробудился от зыбкого, неглубокого сна. К счастью никто не заметил – фуршет все еще шел, но уже вяло и сонно – только по инерции.

Граф Трышкин толкал речь – длительную, подробную и переполненную пафосом. С дикцией у графа никогда не ладилось, и потому все его спичи обращались в сильнодействующую колыбельную для имевших неосторожность его послушать. Чуть поодаль сидел мэр провинции в окружении свиты и благосклонно внимал графу. Свита ела, пила и тихо-мирно подремывала.

У самого входа примостилась поблескивающая брильянтами и золотом полномочная комиссия Вратари клуба, которая в составе шести человек, приехала сюда исключительно из-за Валерия Валериановича.

– И в заключение, не могу не поблагодарить отца-основателя пушной-мясной лиги, крупнейшего держателя свиноферм в провинции, и, наконец, нашего большого друга Валерия Валериановича Золотникова! – завершился Трышкин.

Все зааплодировали – мэр со свитой подобострастно, члены Вратари – с некоторым сарказмом.

Валерий Валерьянович приподнялся, дружелюбно и с легкой улыбкой кивнул присутствующим, в голове у него всплыл недавний сон – перуанцы, пирамиды, морские свинки…

– "Приснится же такое!" – подумал Золотников, и уселся на свое место.

Фуршет, так и не приобретя беззаботности, сильно прибавил в официальности и бодро катился к завершению. Звенел хрусталь, закуски расползались по серебряным блюдам, звенели приборы, велись напыщенные речи и поднимались тосты за благо провинции.

Золотые часы на стене, подаренные нынешнему мэру самим Зиц-Патрицием отмеряли время.

В какой то момент Золотников обнаружил, что рядом сидит Серьгюссон – глава Вратари клуба и сверлит его взглядом. Валерий Валерьянович вздохнул и обратил к главе снисходительный взгляд.

– Наши постоянные активисты обеспокоены, милейший Валерий Валерьянович, – молвил Серьгюссон.

– Ну?

– Они озабоченны перебоями в поставках меха.

– У меня небольшие технические трудности, – сказал Золотников, подавив раздражение, – временные трудности!

– Мы остановили три из четырех конвейеров по переработке меха, милейший, – холодно сказал Серьгюссон, – дальнейшие простои могут обернуться большими издержками.

– Я знаю основы торговли! – буркнул Золотников, – Издержек не будет, я в ближайшее время возобновлю поставки!

– Как скажете, Валерий Валерьянович, – улыбнулся глава Вратари тонко и по-змеиному улыбаясь, – Воля ваша.

– Вот именно!

Серьгюссон исчез, растворившись в вялой круговерти фуршета, оставив Золотникова в мрачной задумчивости.

Копают. Подкапываются уже. А ведь всего два месяца назад и не посмели бы так вот, в лицо заявить! Вот так пугать самого Валерия Валерьяновича Золотникова – самого богатого владельца пушных свиноферм в провинции!

А все тварь.

Золотников снова прикрыл глаза, вспоминая, как все было.

Тварь пришла непонятно откуда, просто из воздуха возникла, и окопалась у самой большой свинофермы – вольготно раскинувшегося на пяти гектарах сверхсовременного комплекса. До пятисот шкурок морских свинок в месяц – как вам такое?

Свинки жили в квадратных вольерах, маленькими колониями, отделенные одна от другой крупноячеистой сеткой. По периметру высокий бетонный забор – не подкопаться, не перелезть. Но тварь то смогла!

Когда управляющий Костик прибежал с вытаращенными глазами и сказал, что в одном из вольеров свинок кто-то перерезал, Золотников сразу заподозрил конкурентов – тех было двое, и их фермы располагались соответственно справа и слева от комплекса Валерий Валерьяновича. От них и раньше не приходилось ждать ничего хорошего, но нынешний случай был настоящим объявлением войны!