Кусака обернулся к Алексу – в глазах у него сверкали искорки безумного веселья.

– Мы совсем рядом, – сказал Кусака.

– Ты думаешь, это и есть… – произнес Алекс и замолчал, потому что напарник уже вел крысу к провалу, лихо маскируя серую шерсть грызуна на металлическом фоне восьмиугольников.

Теперь Алекс понял, что сделаны они не из металла. Что-то намного прочнее и неизмеримо – дороже. Палладий, наверное.

Монитор демонстрировал приближающийся край провала, Алекс уже видел их цель – стоящий чуть в отдалении терминал с характерным сетевых входом и антенной, штекер в крысиной пасти вибрировал в предвкушении контакта, но тут крыса попалась.

Разведчик поневоле, бедная радиокрыса, возможно мечтала о совсем другой доле. Может быть, ей в немногие свободные от использования минуты грезилась темная, уютная норка, жесткий зерновой корм, о который так здорово стачивать растущие зубы и теплые, копошащиеся под боком комочки юных крысят и свобода, недостижимая свобода и миллионы мусорных баков с объедками, ждущие впереди… Увы, это был ее последний поход. В спину грызуна впились острые зубы и крыса напоследок смогла только что-то просипеть сквозь заткнувший пасть коннектор.

Камера работала еще некоторое время и успела только передать сигнал о прекратившейся сердечной деятельности радиозверя да резкие отчетливые щелчки счетчика Гейгера из спины удаляющейся кошки. Судя по всему, крыса при жизни была сильно радиоактивной, но раздасованый Кусака только пожал плечами в ответ на взгляд Алекса – мало ли где использовали грызуна раньше!

Алекс вздохнул, сидя в относительном тепле машины. Радиокрыса сдохла, но дело свое выполнила, как оказалось далее почти на сто процентов. А им бы стоило задуматься, что на секретном объекте Бутчера наверняка связанном с радиацией есть что-то помимо людей.

Улица пуста и безмятежна, но сетевик Алекс ощущал напряжение. Ему все сильнее хотелось завести мотор и убираться отсюда прочь, не дожидаясь Кусаки, кого бы он там не нанял на этот раз. Стоит вспомнить, на ЧТО они наткнулись во время второй фазы взлома, сразу пробирает дрожь.

Что ж, он закрыл глаза и расслабился, перебирая в памяти события двухдневной давности. Тогда они прямо лучились энтузиазмом – он и Кусака. Еще бы! Кто кроме них, да самых близких Бутчеровых прихвостней может сказать, что побывал в самом центре осиного гнезда, в царской камере муравейника!

Они, естественно, отпраздновали этот триумфальный момент сидя в загаженном электронно-бытовым мусором сквере и попивая газировку из бутылок с пиликающими однообразную восточную мелодию пробками. Над ними плыли сизые облака, через которые звезды не проглядывали уже с четверть века, сверху, как и сейчас, как и всегда, моросил дождик, а напарники были почти счастливы.

Алекс рассказал о своем желании выбраться из мегаполиса на живую еще природу, а Кусака в порыве откровенности признался, что первым делом, купив себе новый желудок, он напьется вдрызг.

– Чтоб потом вывернуло, – с блаженной улыбкой сказал хакер.

Его нынешний желудок таких слабостей был лишен и переваривал все с энтузиазмом термоядерного реактора.

Фазу два готовили обстоятельно. Провели налет на магазинчик подпольного софта и на последние деньги приобрели два тарана. Собственно им они нужны были, чтобы украсть третий – с красноречивым названием «семь казней» у одной тоталитарно-религиозной организации. Штука была сколь мощная, столь и негуманная.

Еще один вирус Кусака припас довольно давно – трудился, модифицировал и в конце концов создал программу-камикадзе, имеющую особенность заражать чужой софт, а потом гибнуть вместе с ним, распространяясь при этом как атомный взрыв или вирус бубонной чумы. Тут было, главное в момент действия тарана не находиться в сети.

И, наконец – о ирония судьбы – они арендовали на три с половиной минуты один из спутников-трансляторов Бутчера, которые должны были послужить препятствием для обнаружения налетчиков.

Старенькие нейрошлемы и просроченный выход в сеть составляли остальной их багаж.

Иногда Алекс сам себе казался плоскодонной моторкой, которая штурмует атомный авианосец. Впрочем, пресловутую атомную бомбу можно разместит и в моторке.

Во время взлома должны были пострадать несколько охранников. Что ж, чуть покореженные мозги гораздо лучше пули в голове – сказал Кусака и вздохнул от тяжелого воспоминания.

У него уже было и то и другое.

Время для налета выбрали в три тридцать утра. Мегаполис не спит никогда, но в предрассветные часы активность всегда затихает, действие стимуляторов слабеет и даже завзятые совы начинают сонно моргать.

Перед выходом в сеть Кусака вытянул большой палец в дарующем жизнь жесте римского патриция. Алекс ответил таким же жестом в глубине души уверенный, что поймай их сегодня Бутчер, жест будет прямо противоположный.

Кусака разместил дешевую сенсорную клавиатуру перед собой, пальцы мягко легли на черные клавиши с японо-латинской письменной мешаниной. Он набрал коннект и замкнул контакт в нейрошлемах.

Мир исчез, и вокруг распростерлась мутная черно-серая сеть с миллионом цветных огней.

Часть из них уже спешило сюда, в место нынешней дислокации напарников. Кусака был рядом – бесформенный, но ясно ощутимый сгусток нейро-цифровых импульсов. Кажется, он все еще показывал большой палец, оптимист неисправимый.

Знаете, как выглядит Бутчерово убежище в сети? Да также. Абсолютно неприметный домен, который непременно был бы обшит дешевым дерматином, буде таковой имелся в манере оформления дешевых серверов. И также, как и в реале за ним скрывались первая, вторая, третья линия обороны и, наконец, геенна огненная, или большой каньон, как больше нравилось называть его Алексу – отключенный от общего сетевого пространства кусок бункера. Маленький мостик имелся – но надо было знать, где он находится.

Первые два уровня Кусака взял таранами – по одному на каждый уровень защиты.

Сигнализация, вкупе с барьером сломалась, не успев подать весть о своей скоротечной гибели. Напарники проломились сквозь недерматиновую дверь, и двинулись вглубь, образую за собой широкую, сокращающуюся стенами червоточину. Потревоженный код вибрировал, но не рушился – тараны позаботились, удерживая несколько секунд стены туннеля для взломщиков. Третий уровень встретил их похожей на давешнюю бетонной стеной – гладкой и серой, с минимумом полигонов и совершенно смертельной при прикосновении.

Кусака послал на смерть третий таран, и пока программы защиты перемалывали вирус, успел вставить клин-блокиратор – многократно скопированный, закольцованный кусок файла, который при уничтожении имел неприятную привычку копировать себя под другим именем и с новым порядковым номером.

Стена поглотила клин и он тут же встал у нее поперек горла, задавив помимо защитных функций еще и охранно-сигнальный. Писк тревоги походил на пропущенный через скрипер предсмертный хрип.

Тоннель колебался и сжимался позади, и потому взломщики поспешили проникнуть в образовавшийся проход и выпали в малый системный сервер, полностью отданный под контроль трубопроводных коммуникаций. Хитросплетение труб было само по себе интересным – судя по всему, Бутчер что-то охлаждал в районе пролома. Реактор там у него что ли?

Но сейчас надо было просто ждать. Кусака завис подле труб, зачарованно следя за пульсирующей внутри статистикой напряжений. Скоро охранник на дальнем блокпосте подключится к сети и тогда их маленький, оставленный крысой запал активируется и сориентирует передающую антенну сюда. А обратно на пост пойдет «семь казней» – вещь крайне негуманная.

Охранник включился через полторы минуты, вошел в сеть не замечая жужжания разворачивающей антенны. Еще через три микросекунды после ориентации чуть в стороне от труб возник ярко-алый, похожий на кишку туннель и Кусака отправил туда «семь казней» поставив ее сразу после мозголомного блока.

Программка эта, разработанная для пущей внушаемости собственной паствы наносектантами проникала в сознание жертвы, пользуясь целым веером гипнотическо-зомбификационных эффектов и закладывала необходимую для истинной веры информацию, попутно уничтожая остатки воли неофита. Эффект был мощнее чем у сетевого рабства – секта имела особенность торговать своими аколитами по заоблачным ценам. Аколиты не боялись боли, не верили в смерть, и их невозможно было перевести под свой контроль – нейроны в головах сплавлялись в однородную, спаянную любовью к Гуру массу.