Прошлое...
Прошлое...
Звук ломающейся снаружи ветки заставляет меня открыть глаза. Повернув голову в сторону звука, я наблюдаю, как Каин вползает в окно моей спальни. Не то чтобы я сразу понял, что это он. В отличие от его обычной рубашки-поло и хаки, он одет в безразмерную толстовку и спортивные штаны.
В моей спальне темно, если не считать неонового света аквариума. Но из того, что я могу разглядеть в силуэте Каина, видно, что его капюшон натянут, а лицо опущено в пол.
— Входная дверь работает отлично, чувак.
Он ничего не говорит.
Я бросаю взгляд на часы на прикроватной тумбочке. Уже за полночь. Каин несколько раз оставался на ночь, но никогда не приходил сюда так поздно.
И уж точно никогда не влезал в мое окно.
Не то чтобы я расстроился. Поскольку мой отец уезжает по делам на три недели в месяц, Каин знает, что может приходить, когда захочет, здесь ему рады всегда. Он единственный, ради кого я нарушаю правила.
Сев в кровати, я прислоняюсь к изголовью.
— Как дела?
Я помню, что Каин не в духе, просто знаю, что он охотнее заговорит, если я буду вести себя так, будто все в порядке.
— Как думаешь, ты сможешь позвать миссис Миллер? — он говорит так тихо, что я почти не слышу его.
Учитывая, что ее муж поставил ей синяк под глазом за то, что она вчера не ответила на звонок, я сомневаюсь в этом.
Я не испытываю романтических чувств к миссис Миллер, но она мне нравится. Можно сказать, что я считаю ее кем-то вроде матери. Что, наверное, не очень хорошо, учитывая, что я трахал ее больше раз, чем могу сосчитать.
Тем не менее, я сказал ей, что буду держать все дерьмо, которое происходит с ее мужем, при себе. И в отличие от большинства людей, которые узнали бы об этом, я не осуждаю ее за измену мужу или за то, что она трахается со старшеклассниками.
У нее есть свои демоны, как и у всех остальных.
Потянувшись за сигаретами, я подношу одну к губам и прикуриваю.
— Наверное, нет. Уже поздно.
Повернувшись ко мне спиной, он хватается за подоконник.
— Правда?
Не так уж много вещей выводят меня из себя. Но недавние перепады настроения Каина как раз относятся к таковым. Я знал, что он бомба замедленного действия, но теперь, когда я показал ему способ справляться с проблемами, он должен чувствовать себя лучше.
Но вместо этого он с каждым днем все больше разваливается на части. Единственное время, когда он этого не делает, — когда я связываю его и заставляю кончить.
После этого он доволен. Стабилен. Обычно он лежит со мной в кровати и смотрит на рыбок... болтает обо всем, что приходит ему в голову.
Пока не возвращается домой, не идет в школу... и цикл не повторяется снова.
— Сейчас почти час ночи.
— О, — он тяжело вздыхает, — может, есть кто-то еще, кому мы можем позвонить? Девушка, которая была бы не против потрахаться этой ночью?
Меня не волнует, что он хочет трахнуть девушку. Черт, да я готов трахнуть несколько девушек сегодняшней ночью. Но его эмоциональные качели меня не устраивают.
— Я знаю многих девушек, чувак. Но прежде чем мы назначим оргию... почему бы тебе не рассказать мне, что происходит?
Он перестает расхаживать.
— Ничего. Я просто... мне нужно... — его голос прерывается, и он склоняет голову.
Моя грудь сжимается, когда я продолжаю смотреть на него. Я всегда был проницателен, когда дело касалось эмоций других людей. Я вообще не сострадательный человек. Как раз наоборот — мне наплевать на большинство людей, пока они не дадут повода изменить это. Однако я чутко реагирую на малейшие изменения в их поведении.
Вероятно, это связано с тем, что моя мать игнорировала мое существование. Из-за этого мне приходилось проводить много времени, наблюдая за ней и ее друзьями-наркоманами, что, в свою очередь, сделало меня в некотором роде наблюдателем за людьми.
Каин единственный, кто по-настоящему очаровал меня. Впервые я увидел его — вернее, проявил к нему активный интерес — в преподавательской, когда он просовывал бюллетени в закрытую урну, чтобы одержать победу на выборах президента студенческого совета.
Но пожар вспыхнул не из-за этого... а из-за того, что он сделал после. Из своего укромного местечка за книжным шкафом, где за несколько минут до этого я заставил миссис Миллер отсосать мне, я с удовольствием наблюдал, как Каин расстегнул штаны, достал свой член и принялся дрочить.
До этого случая я не знал никого, кроме себя, кто бы получал стояк от того, что занимается хреновыми вещами. Но тут появился сам мистер Капитан команды по дебатам, яростно мастурбировавший и проклинающий Джеральда Дугласа — студента с особыми потребностями — до самого ада и обратно за то, что тот посмел выступить против него в гонке за пост президента студенческого совета.
Изюминкой на торте стало то, что он подошел к холодильнику и кончил в сэндвич миссис Дуглас — школьной учительницы музыки, а также матери его оппонента.
Мы можем быть противоположностями, но где-то глубоко внутри я знаю, что Каин моя родственная душа, если таковые вообще существуют.
К счастью, я нашел для него подходящий выход... тот, который не приведет к массовым убийствам, к которым он явно стремился. В конце концов, у парня есть мечты и амбиции.
К несчастью для него, это только заставляет его трещать по швам.
И к несчастью для меня... похоже, у меня возникли серьезные чувства к этому ублюдку. Ну, чувства, отличные от любопытства узнать, что им движет... и желания трахнуть его в задницу, чтобы проверить, так ли она напряжена, как и все остальное в нем.
Затянувшись сигаретой, я изучаю его: — Слушай, ты явно переживаешь какое-то дерьмо.
Молчание.
Я не из тех, кто раздувает из мухи слона, но, как обычно, Каин — исключение из правил. По непонятной мне причине ему удалось забраться мне под кожу.
Поднявшись с кровати, я подхожу к нему, зная, что, когда мы будем бороться, все закончится одним из двух вариантов — мой кулак у него во рту, либо его член у меня во рту. Любой из них меня устроит. Благодаря дневному сну я хорошо отдохнул.
Я хватаю его за плечо: — Ка...
Он вздрагивает, и из его горла вырывается приглушенный звук, когда он оборачивается: — Не надо.
Ему больно, это очевидно. Но вот чего я не понимаю, так это его прикида.
— Почему на тебе маскарадная маска?
Судя по всему, это та же самая, которую я вручил ему две недели назад на танцах.
Когда он не отвечает, я снимаю ее.
Мой желудок наливается свинцом, когда вижу его опухший синяк под глазом и разбитую губу.
Мой гнев — изначально скрытая вещь. Он зарождается где-то в глубине моего нутра, но сейчас выплескивается наружу: — Я, блядь, убью его.
Я не бросаюсь такими словами. Я собираюсь вытрясти все дерьмо из его отца, точно так, как он поступал с Каином все эти годы.
Я собираюсь вылезти в окно, потому что это самый быстрый выход, но Каин хватает меня за руку.
— Нет.
— Да, — это уже не вопрос если. Это вопрос, как быстро я смогу туда добраться.
Он начинает открывать рот... и тут, к моему полному гребаному ужасу, его глаза стекленеют, и он начинает дрожать.
— Меня внесли в список ожидания, — он смотрит на меня как ребенок, который только что увидел, как Санта убивает щенка, о котором он мечтал, — они внесли меня в список ожидания, — он тычет себя в грудь, — меня.
Иисус. Я плохо разбираюсь в подобном дерьме. Вообще. Может, из-за того, что у меня нет опыта в утешении других. Дело в том, что я не настолько переживаю о людях, чтобы заботиться об их дерьме. Но с Каином все иначе. Потому что мне не все равно. Больше, чем просто не все равно... он... я не уверен. Мой невроз? Моя навязчивая идея? Моя одержимость? Возможно, все вместе.
Единственное, что я знаю, это то, что в последнее время девяносто девять процентов моих мыслей заняты именно им.
— Мне жаль, чувак, — это не ложь. Я знаю, что поступление в Гарвард было важным для него, — но попасть в список ожидания — это ведь не конец света, верно? Они же не отказали тебе.
— Попасть в список ожидания — это конец света. Ты знаешь, сколько заявлений от абитуриентов они получают каждый семестр? Тонны. Это их способ дрочить мне так сильно, чтобы воспламенить меня, но так и не позволить мне кончить.
— Интересная аналогия...
— Это, блядь, не шутка, хуесос, — он начинает расхаживать по комнате, — это моя чертова жизнь.
— Мне жаль, — я не знаю, что еще ответить. Не уверен, что можно добавить что-то еще, — это отстой.
Кивнув, он снова отворачивается к окну.
— С таким же успехом я мог бы вышибить себе мозги и покончить с этим прямо сейчас.
Я действую на автомате, хватаю его за плечо гораздо сильнее, чем раньше.
— Не говори ерунды...
— Черт, — он хватается за подоконник, его тело сотрясает дрожь, — не прикасайся ко мне.
Гарвард меня волнует меньше всего. Игнорируя его просьбу, я тянусь к подолу его толстовки.
Она застревает на середине его спины, и я понимаю, что это из-за запекшейся крови, прилипшей к материалу.
Если раньше моя реакция была инстинктивной, то теперь, когда я вижу следы от ремня, она не сравнится с той бурей, что бушует внутри меня.
Судя по ссадинам, этот ублюдок не использовал петлю. Только пряжку.
Несусь в ванную и беру несколько прохладных полотенец. Затем медленно снимаю с него толстовку. Каждый обнажающийся сантиметр — словно удар по лицу.
— Первая взбучка, которую, как мне кажется, я заслужил, — говорит Каин, и его голос срывается: — Что мне делать, Дэмиен?
Прежде чем я успеваю ответить, он хватает меня за рубашку, ткань пропитывается его слезами. И так мы стоим почти пять минут. Пока он не кладет мою руку на свой полутвердый член.
— Ты нужен мне...
Слова слетают с моих губ прежде, чем он успевает закончить предложение: — Ложись на кровать. Лицом вниз.
Я не умею утешать людей... но это? Взять под контроль того, кто чувствует себя не в своей тарелке, и размыть границы между болью и удовольствием? Это то, что я могу сделать.
— Он был так зол, — говорит Каин, когда я располагаюсь позади него и начинаю снимать с него штаны и боксеры, — злее я его в жизни не видел, — он закрывает глаза, — а потом мой брат... он просто рассмеялся и назвал меня неудачником, — он кривит лицо, — он не ошибся. Какой мужчина позволит своему отцу избивать его, в то время как его брат стоит рядом и смеется?