Прошлое...

Прошлое...

— Ты говорил с детективом Трехо?

— Господи Иисусе, — мой пульс учащается при звуке голоса Каина в кромешной тьме комнаты, — предупреждай меня в следующий раз.

Мои глаза привыкают к темноте, и я вижу, что стул, на котором сидит Каин, слегка сдвигается, но он не поворачивается. Его взгляд по-прежнему прикован к аквариуму, что чертовски странно, учитывая, что неоновая подсветка выключена.

С другой стороны, Каин не совсем нормальный. Мы оба ненормальные.

Мы две испорченные горошины в одном прогнившем стручке. Именно поэтому я не могу винить его за то, что случилось с миссис Миллер. Если бы мы поменялись ролями, я бы пожертвовал кем-то, кто был Каину дорог, чтобы спасти себя. Спасти нас.

Как всегда говорил мой отец. В жизни есть два варианта: либо быть ягненком... либо забойщиком.

Каину, наконец, надоело быть ягненком.

Моя грудь сжимается, и я нащупываю сигареты. Я не виню Каина за то, что он постоял за себя, но это отстой, что миссис Миллер попала под перекрестный огонь.

«Каин не хотел этого» — напоминаю я себе. У него не было другого выбора. Или она, или мы... и он выбрал нас.

Как и я.

— Да, я поговорил с ним, — взяв зажигалку, я подношу пламя к концу сигареты и делаю долгую затяжку. — Слушай, не знаю, слышал ли ты, но...

— Миссис Миллер мертва, — его голос ровный, лишенный каких-либо эмоций... даже шока, — муж забил ее до смерти.

— Да, — произношу я, тяжесть случившегося оседает в моем нутре тяжелым грузом, — этот су...

— Как все прошло в участке?

Мгновенная смена темы вызывает во мне всплеск раздражения.

— Ты имеешь в виду, помимо того, что я узнал о смерти миссис Миллер? Отлично, я думаю.

Его тяжелый вздох говорит о том, что он раздражен примерно так же, как и я.

— Ты придерживался версии? Или выкинул что-то еще, как это обычно бывает?

Я скрещиваю руки.

— Ничего такого. Я сказал тебе, что прикрою тебя.

— Почему?

Мои глаза сужаются. Мне не нравится, что он подвергает сомнению мои мотивы, хотя уже знает, что я ему безоговорочно предан. Или то, что он ни секунды не жалеет о смерти миссис Миллер, хотя частично несет за это ответственность.

И я чувствую себя совершенно разбитым из-за этого.

Проводя рукой по голове, я бормочу проклятия.

— Ты уже знаешь почему, Каин.

— Потому что ты хуесос, который влюбился в меня.

В его голосе нет насмешки. Это звучит как обвинение.

— Ну да. Насколько я помню, наши чувства взаимны.

Судя по тому, как Каин в последнее время налегает на мой член, я думал, что он преодолел свои сомнения касательно нашей ситуации.

Я думал, он понял, как и я несколько недель назад, что то, что между нами есть — это жуткое притяжение — не является чем-то неправильным.

— Господи, — его смех раздражает, — ты либо слишком глуп, чтобы понять, либо слишком одержим мной, чтобы заметить.

Атмосфера в комнате становится зловещей, и мои мышцы инстинктивно напрягаются.

— Что понять?

— Что два человека могут испытывать одни и те же эмоции по двум совершенно разным причинам, — говорит он медленно, будто я маленький ребенок, не способный постичь нечто столь обширное.

И черт бы меня побрал, потому что я начинаю чувствовать себя таковым. Каин не откровенен со мной. Он говорит загадками, а потом обрывает меня неприятными замечаниями... как политик, ведущий дебаты со своим оппонентом.

Но я не соперник Каина. Я никогда не был его соперником. Мы одна команда.

Прежде чем я успеваю спросить, в чем его проблема, неоновая подсветка загорается в аквариуме. Обычно я разделяю обычных рыб и пиранью, пока она не будет готова съесть их.

Но здесь нет ни одной обычной рыбы. В основной части аквариума только моя пиранья... и, похоже, новая пиранья по другую сторону перегородки.

— Например, возьмем этих двух пираний, — говорит Каин, — твоя пиранья была сегодня накормлена. Она спокойна. Расслаблена. Контролирует себя. А другая? Она голодна, Дэмиен. Ее так давно не кормили, что она просто в отчаянии. Неважно, какую пищу она получит и откуда... она готова на все.

Еще больше загадок. Больше дымовых завес. Я изо всех сил стараюсь не протянуть руки и не вытрясти из него все дерьмо, пока он не скажет мне что-нибудь настоящее.

Что-нибудь, что не будет выворачивать мои внутренности наизнанку, как все предыдущие слова, вылетающие из его рта.

— Есть ли смысл...

Он нажимает кнопку на пульте, лежащем рядом с ним.

— Посмотри, что произойдет, когда две пираньи встретятся.

— Каин... — слишком поздно. Голодная пиранья уже пожирает другую.

Она не ожидала такого поворота событий.

Каин поворачивается ко мне лицом.

— Две голодные пираньи никогда не смогут ужиться в одном аквариуме, Дэмиен. Рано или поздно одна из них проиграет.

Выражение его лица искажается. От него исходит столько враждебности, что я едва не пошатываюсь на ногах.

— Совсем как та пиранья, которую ты держал по ту сторону перегородки... ты неделями преследовал меня и пускал слюни, дожидаясь подходящего случая, чтобы полакомиться, — он поднимается со стула. — Но когда он не наступил достаточно быстро, ты решил создать свой собственный, трахнув мою девушку, а затем, когда я был на самом дне, ты воспользовался полученным преимуществом, чтобы заманить меня на свою поганую арену, — его глаза превращаются в узкие щелочки. — Когда я сопротивлялся, ты соблазнял меня искушением и похотью... используя миссис Миллер в качестве приманки, пока я, наконец, не сдался, — он медленно подходит ко мне, оценивая меня. — Однако моего участия в твоих играх в спальне было недостаточно... потому что это было не то, чего ты действительно хотел. Наша притворная дружба была всего лишь ловушкой. Разделителем, который позволил тебе поближе рассмотреть блюдо... потому что ты не собирался прекращать преследовать меня, пока я не стану полностью твоим.

Каин не ошибается. Я должен был выяснить, что им движет... понять, действительно ли мы из одного теста, как я подозревал.

Но чтобы выяснить, мне пришлось пригласить его в свой мир, проникнуть ему под кожу, как и он проник под мою.

Я должен был выяснить, почему мой интерес к нему стал всепоглощающим. Невыносимым зудом, который убьет меня, если я не почешу его.

И как только я понял причину... у него не было ни единого шанса сбежать от меня. Он стал моим в тот момент, когда я решил, что хочу этого.

Как и все остальные, кого я когда-либо хотел. Только в отличие от них... Каин особенный.

Однако если бы Каин не хотел этого, он мог бы остановить это, пока все не вышло из-под контроля. Но вместо этого он продолжал возвращаться за добавкой.

Продолжал играть со мной. Продолжал нажимать на мои кнопки.

Потому что ему нравится мое внимание. И он жаждет того, что я делаю с его телом.

Он зависим от своего пьедестала. Так же, как я зависим от него.

— Ты можешь стоять здесь и тыкать в меня пальцем. Можешь даже заставить себя поверить, что тобой воспользовались, если это поможет тебе спать по ночам, — сделав шаг вперед, я сокращаю расстояние между нами. Я ухмыляюсь, когда чувствую растущую выпуклость в его штанах. Я еще даже не прикоснулся к нему, а он уже твердый. — Но мы оба знаем, что мой интерес не был односторонним. Тебе нравится быть моей добычей, — наклонившись, я облизываю его ушную раковину. — Единственное, что тебя не устраивало? Это идея разделить свой пьедестал с кем-то еще. Вот почему ты избавился от миссис Миллер.

— Ты прав, — мой член твердеет от звука расстегивающейся молнии, — не секрет, что у меня всегда были проблемы с тем, чтобы делиться своими игрушками и ладить с другими.

Горечь в его тоне очевидна. Я хочу напомнить ему, что это больше не соревнование, потому что миссис Миллер мертва, а я принадлежу ему, но он нажимает на мое плечо, побуждая меня опуститься на колени.

— А теперь, почему бы тебе не сделать что-нибудь, чтобы снять напряжение, пока я заканчиваю этот разговор?

Я качаю головой.

— Разговор уже закончен, — обхватив его за шею, я прислоняюсь лбом к его лбу, — и я не в настроении сосать твой член, — я впиваюсь зубами в его нижнюю губу и скольжу рукой по его заднице. — Я хочу связать тебя и трахнуть так сильно, что ты не сможешь ходить несколько недель.

Его ноздри раздуваются, когда я начинаю подготавливать его пальцем, и я вижу, какую внутреннюю войну он ведет с самим собой. Это почти мило, учитывая, что мы оба знаем, что в следующую минуту я буду по самые яйца в его заднице. Он не может сопротивляться мне так же, как я не могу сопротивляться ему.

— Дэмиен, — его голос звучит хрипло, почти умоляюще, — пожалуйста.

И вот так... я сдаюсь и падаю перед ним на колени.

Каин не в себе, и очевидно, он нуждается во мне. Я готов на время отбросить свои эгоистичные потребности и дать ему то, что он хочет.

Его рука тянется к моей голове, когда я вытаскиваю его член.

— Я знал, что ты поддашься, — он стонет, когда я продолжаю дразнить его, — ты настолько одержим, что готов на все ради меня, да?

Быть покорным никогда не было моей фишкой, но то, что происходит в этот момент, выходит за рамки этого. Речь идет о том, чтобы быть партнерами — один заботится о другом, когда кто-то из нас выходит из себя.

Если Каину нужно, чтобы я ослабил контроль, чтобы вернуть ему хотя бы часть его, чтобы он мог чувствовать себя лучше, я сделаю это.

Он выкрикивает мое имя, когда я беру его в рот.

— Держу пари, ты даже позволишь мне трахнуть тебя, если я захочу.

Я замираю. Мысль о том, что Каин трахает меня, никогда не привлекала меня раньше, и не привлекает сейчас.

Он гладит меня по щеке.

— Ты бы позволил, Дэмиен?

Я киваю в знак согласия.

Вот что происходит, когда ты встречаешь свою пару. Ты жертвуешь тем, чего хочешь... или, в данном случае, не хочешь... ради его желаний.

Уголки его губ изгибаются в ухмылке: — Интересно, что еще ты позволишь мне сделать?

— Все, что захочешь.

Я серьезно. Каин должен знать, что мы не соперники. Мы никогда ими не были. Мы равны. Нет... даже больше. Мы команда.