Он перестает писать.

— А что с ее мужем?

— Скажем так, миссис Миллер занималась грубым сексом со мной и Калебом, потому что ей нравилось превращать всю ту боль, которую причинял ей ублюдок-муж, в удовольствие.

— Ее муж бьет ее?

— Пинает. Бьет. Душит. Иногда все сразу.

— Ты когда-нибудь призывал ее сообщить о нем властям?

— Она двадцатидевятилетняя женщина с высшим образованием, детектив. Она знает, что может заявить на него, если захочет. Она, как и большинство людей, находящихся в подобной ситуации, боится последствий.

Он изучает меня.

— И все же она нашла время, чтобы регулярно изменять мужу. Большинство женщин, столкнувшихся с насилием, слишком напуганы, чтобы сделать что-то подобное, — в его тоне сквозит осуждение, — не говоря уже о том, что ее муж взял второй кредит и ссуду, чтобы оплатить ее залог в суде сегодня утром. Не похоже на человека, который бы хотел... — телефонный звонок прерывает его на полуслове. — Извини, мне нужно ответить.

Я начинаю вставать, но он указывает на стул и говорит: — Садись.

Неохотно я опускаюсь обратно.

— Что? — восклицает он, роняя ручку, — когда? — он бледнеет, — понятно. Я скоро буду.

Странное чувство пронзает меня, когда он кладет трубку и встает.

— Ты можешь идти.

Я не двигаюсь.

— Почему? Что случилось?

Его прежнее напыщенное выражение лица сменяется печалью.

— Похоже, ты был прав.

Мой желудок скручивается, а в груди, словно тяжелый груз.

Я уже знаю, какие слова слетят с его губ еще до того, как он их произносит.

— Вскоре после того, как они вернулись домой из здания суда, муж миссис Миллер избил ее до смерти, а затем застрелился.

— Поздравляю, детектив, — огрызаюсь я, направляясь к двери, — вы были так заняты, обвиняя ее в убийстве, которого она не совершала, и допрашивая меня о моей сексуальной жизни, что настоящему убийце все сошло с рук.