— Полагаю, остается третий вариант, — она закрывает глаза и вздыхает, — я не настолько важна, чтобы отказываться от политики.

Она не ошибается. Политика была в моей крови с того момента, как я сделал свой первый вдох... в буквальном смысле. Мой отец был сенатором, а старший брат поступил в Гарвард и был на том же политическом пути, что и я, когда они погибли. Даже моя мать, о которой я мало что помню, потому что она умерла, когда мне было три года, была успешным руководителем избирательных кампаний для правительственных чиновников.

В то время как все остальные мальчишки, с которыми я рос, интересовались спортом и вечеринками, я был поглощен студенческим советом и командой по дебатам, пытаясь изменить мир к лучшему и оставить в нем свой след.

Мой отец держал власть в ежовых рукавицах, как в переносном, так и в прямом смысле, он с самого детства планировал мою будущую политическую карьеру. И это было единственным, в чем мы всегда соглашались.

— Я не думаю, что отношения складываются хорошо, когда одному приходится жертвовать неотъемлемой частью своей сущности, чтобы осчастливить другого, — я поглаживаю ее щеки. — Кроме того, неужели ты хочешь, чтобы тебя всю жизнь хранили в секрете? Так жить нельзя, Иден.

— А что, если это именно то, чего я хочу?

— Ты хочешь этого только потому, что это все, что ты когда-либо знала, — я провожу большим пальцем по ее скуле, — есть целый огромный мир, который тебе предстоит открыть. Тебя ждет столько впечатлений.

— Мне не нужен мир, — шепчет она, и мышцы в моей груди напрягаются, — я хочу только тебя. Я всегда хотела только тебя.

Господи, эта девушка. Она смотрит на меня так, будто я лично отвечаю за то, чтобы солнце всходило и заходило каждый день. У нее есть способ заставить меня чувствовать себя так, будто я ее Бог. И, черт возьми, нет ни малейшей части меня, которая бы не радовалась этому.

— Ты никогда не поздравлял меня с днем рождения.

Смена темы выбивает меня из колеи, и я смотрю на часы.

— Технически твой день рождения только через десять минут, — я подмигиваю, — я не настолько стар. У меня есть еще несколько лет, прежде чем наступит дряхлость.

Она начинает смеяться, но хмурый взгляд искажает ее черты: — Жаль, что этот дурацкий бал-маскарад завтра вечером.

— Я знаю.

Он всегда в субботу перед Хэллоуином. Обычно я пропускаю его, потому что балы — не совсем мое, но до выборов еще одиннадцать дней. А значит, у меня нет другого варианта, кроме как там появиться. Две недели перед голосованием самые важные, и это лишь одно из многих моих выступлений.

Иден наклоняет голову в сторону, пристально изучая меня. Наверное, мне стоит рассказать ей о Маргарет, раз уж мы заговорили об этом... но у меня не хватает духу разбить ей сердце, когда до ее дня рождения остались считанные минуты, а она уже и так расстроена.

— Полагаю, нет никаких шансов, что ты пропустишь его? — она смотрит с такой надеждой, что это убивает меня, — мы могли бы посмотреть кино или...

— Я не могу, — когда ее лицо никнет, я добавляю: — Но ты могла бы тоже пойти.

Я знаю, что это маловероятно, учитывая все ее трудности, но я надеюсь, что она действительно подумает, прежде чем отказать мне.

Кроме того, у Иден нет причин не пойти, если она захочет. Я же не планирую трахаться с Маргарет на публике завтра вечером.

И даже если бы это было так, это не имело бы значения. Как только Иден войдет в эти двери, ее будут окружать парни. Парни ее возраста, которые, несомненно, готовы на все, чтобы заполучить ее внимание.

Ревность бьет под дых, но я отмахиваюсь ее, встряхнув плечи. У меня нет права ревновать. Она мой запретный плод.

Поэтому она заслуживает кого-то, кто сможет дать ей все то, чего не могу дать я.

Гордость переполняет меня, когда я смотрю на нее сверху вниз. Очаровательное выражение сосредоточенности на ее лице говорит мне о том, что она действительно обдумывает это. Это огромный шаг в правильном направлении.

— У меня нет платья.

— Воспользуйся моей кредиткой и купи его.

Она прикусывает нижнюю губу, размышляя: — Уже слишком поздно заказывать экспресс-доставку онлайн.

— Ты можешь пойти за платьем утром, — когда она морщится, я говорю: — Или я могу послать Клаудию в магазин, чтобы она выбрала его для тебя.

Клаудия руководитель моей предвыборной кампании и личный помощник.

— Клаудии семьдесят три, — ворчит Иден. — В итоге она выберет какое-нибудь психоделическое платье в цветочек, которое заставит людей говорить обо мне еще больше.

Иден права. Клаудия прекрасно справляется со своей работой, но она также самопровозглашенная хиппи с очень сомнительным выбором одежды.

— Запиши, что ты хочешь. Цвет, размер... девчачье дерьмо.

Уголки ее губ приподнимаются: — Девчачье дерьмо?

Я беспомощно пожимаю плечами, потому что нахожусь явно не в своей тарелке, и она хихикает: — Ладно, хорошо. Я запишу свое девчачье дерьмо.

На секунду мне кажется, что я ослышался, но, конечно, она берет ручку и блокнот с тумбочки.

Только чтобы положить их обратно через мгновение.

— Я не думаю, что смогу это сделать. Мне так жаль.

Ее дрожащие руки и щеки, залитые слезами, разрушают стены, которые я воздвиг между нами.

Переступив границу, которую, как знаю, переступать не следует, я притягиваю ее к себе.

— Не извиняйся. Это ежегодное мероприятие, — я приподнимаю ее подбородок. — Ты посетишь его, когда будешь готова.

Она фыркает: — А если я не смогу?

— Сможешь.

— Почему ты так уверен?

— Потому что в этом мире есть два типа людей: те, кто способен на величие, но не пытаются, и те, кто все равно пытается, даже если не способны на него.

Ее лицо искажается: — Я...

— Ты ни то, ни другое, — я вытираю ее слезы большими пальцами. — Ты из тех девушек, которые могут сделать все, что задумают, и добьются успеха.

Она прислоняется лбом к моей груди.

— Ты, правда, так думаешь?

— Я так думаю. Тебе даже не нужно пытаться. Все, чего ты хочешь в этом мире, уже твое, — она вздрагивает, и я провожу костяшками пальцев по ее шее, наблюдая, как по ее нежной коже пробегают мурашки. — Все, что тебе нужно сделать, — протянуть руку и взять это.

Она смотрит на меня, ее голубые глаза темнеют от вожделения.

— А что, если все, чего я хочу, стоит прямо передо мной?

Мой член дергается, и я бормочу проклятия. Я не уверен, что у меня хватит силы воли, чтобы продолжать отказывать ей. Не тогда, когда она прижимается ко мне своим горячим маленьким телом.

Но я должен. Границы между нами снова становятся размытыми.

— Иден...

Она прижимает палец к моим губам, когда другой рукой опускается к моей молнии.

— Я знаю, — просунув руку в отверстие брюк, она проводит пальцем по моей растущей эрекции, — но, судя по часам на стене, сегодня официально мой день рождения, — я ворчу, когда она обхватывает меня рукой и сжимает. — И я очень хочу поцелуй в день рождения, — она застенчиво улыбается и опускается на колени, — или, лучше сказать, задуть праздничные свечи.

Я больной человек, потому что от этих невинных слов, пронизанных грязными намерениями, моя решимость улетучивается, а член становится твердым.

Я уверен, что именно так должен чувствовать себя человек, стоящий перед вратами ада.

— Иден, — ее имя вырывается с низким стоном, когда она берет меня в рот.

Это неправильно. Так неправильно.

Неправильно. Неправильно. Неправильно.

— Соси быстрее.

Я так чертовски болен.

Больной. Больной. Больной.

— Хорошая девочка, — я наматываю ее волосы на кулак, и по моему телу проносятся разряды удовольствия, вызванные ее горячим язычком, — отсоси мне вот так.

В комнате раздаются рвотные звуки, когда она набрасывается на мой член, принимая меня в себя быстрыми длинными движениями.

Опираясь рукой на стул, я наблюдаю за тем, как она ублажает меня, выглядя при этом даже лучше, чем во всех моих фантазиях о ней за последний год.

Розовые полные губы растягиваются вокруг моего ствола. Щеки вваливаются от сосания. Голубые глаза стекленеют от того, что мой член постоянно задевает ее горло.

Другими словами — абсолютное совершенство.

И помоги мне Бог, потому что мне хочется узнать, как бы она выглядела, если бы я был погружен в нее по самые яйца.

Она ускоряет темп, и я вколачиваюсь в ее рот.

— Блядь.

Мне пора заканчивать с этим, но дьявол на моем плече шепчет, что раз уж я уже попал в ад, то могу насладиться этим и взять все, что она предлагает.

И, несмотря на то, что я взрослый мужчина и знаю, что лучше, я прислушиваюсь к нему.

Подняв ее на ноги, я толкаю ее на кровать.

Ее глаза расширяются от удивления. Она выглядит так невинно, что это посылает еще один разряд желания прямо к моему члену.

Я нависаю над ее стройной фигурой.

— Ты сводишь меня с ума, — проводя носом по ее виску, я вдыхаю ее цветочный аромат, — что мне с тобой делать?

Ее грудь вздымается, привлекая мое внимание к ее идеальным сиськам.

— Все, что захочешь.

— Вот так? — ухмыляясь, я просовываю руку под ее футболку и сжимаю ладонью ее сиськи. Они такие же упругие и объемные, как я и предполагал. — Сними это и дай мне посмотреть на них.

Она быстро скидывает топик, и я прокладываю путь вниз, начиная с ее груди, делая паузы, чтобы облизать и обсосать каждый сантиметр ее подтянутого живота.

Обводя языком пирсинг на ее животе, я смотрю на нее сверху. Я снова чувствую себя чертовым подростком, потому что все, что могу делать, — это пялиться на ее полную грудь и персикового цвета соски.

Ее щеки розовеют, и она начинает прикрываться, но я качаю головой.

— Не смей, — ухмыляясь, я слегка сдвигаю ее джинсы вниз, обнажая очерченные бедра, — мы еще не закончили, — мой член пульсирует, когда я вижу ее гладкую голую киску, — даже близко нет, — я расстегиваю пуговицу на ее джинсах и провожу пальцем по ее складкам, — такая мокрая, — я раскрываю их пальцами, — такая красивая.

Я целую ее чувствительный клитор, и она издает горловой стон, который ударяет меня прямо в яйца.