— Это ничего не меняет, — произносит он. — Контракт остаётся в силе. По крайней мере, теперь нам не нужно носить маски. Мы можем видеть милое личико Хонор, и она может наблюдать за нами каждую минуту и каждое взаимодействие.

— Нет — я быстро выдыхаю, прежде чем успеваю обдумать своё сопротивление и то, что это может значить для меня. Контракт полон пунктов, и пока я не изучу его в деталях, я понятия не имею, есть ли у меня способ выйти из него, не ввязываясь в юридические разборки с людьми, достаточно богатыми, чтобы уничтожить меня. Я начинала с долгов, надеясь заработать на этом обмене достаточно, чтобы начать новую жизнь, но вместо этого моя старая жизнь снова тянет меня вниз.

Я думала, что возненавижу то, что они сделали со мной. Я думала, что буду презирать мужчин, которые считают морально оправданным покупать что-то ценное и незаменимое только потому, что у них достаточно денег. Я боялась боли и страшилась удовольствия, которое они могли мне причинить. Но они играли с моим телом, пока я не сломалась. Они заставили меня наслаждаться тем, что делали, хотя сама мысль об оргазме от рук грубых незнакомцев должна была казаться невозможной.

Килиан наклоняется вперёд и кладёт ладонь мне на горло. Он не сжимает меня, но угроза чувствуется. Сердце в моей груди бьётся в быстром, беспорядочном ритме, когда я смотрю в его ледяные голубые глаза, ожидая.

— Я думаю, ты забываешь, что ты принадлежишь нам, Хонор. Условия контракта ясны. Если ты не хочешь, чтобы всё это было напрасно, я предлагаю тебе очень тщательно продумать, что ты скажешь дальше.

Слёзы обжигают мне горло, и я невольно сглатываю. Я знаю, что Килиан чувствует это, потому что на его губах снова появляется тень улыбки.

— Мы не можем, — говорю я тихо, надеясь, что, если я буду менее категорична, он поймёт, в чём дело. Я не вижу Лайла или Нейта, но их реакции на то, что узнали, что я Маленький Воробышек, было достаточно, чтобы я почувствовала уверенность в том, что они захотят расторгнуть со мной контракт. — Это неправильно.

Килиан смеётся, а у меня такое чувство, будто моё сердце упало с десятого этажа.

— Почему? Потому что мы жили в одном доме более десяти лет назад? Ты действительно думаешь, что это имеет значение для моих братьев или для меня?

— Килиан, — в голосе Лайла слышится нотка предупреждения, и этого достаточно, чтобы вывести меня из оцепенения.

Перехватив руку Килиана, я отталкиваю его и быстро встаю, наклоняясь, чтобы поднять своё платье, брошенное в кучу. Прижимая его к груди, я выпрямляюсь во весь рост и смотрю на троих мужчин, стоящих передо мной, со всей уверенностью, на которую только способна.

— Я дала вам то, что вы хотели, не так ли? Я дала вам то, за что вы заплатили. Но теперь, когда мы это знаем, мы не можем продолжать. Ты, конечно, понимаешь это? — я не жду ответа, прежде чем натянуть платье через голову.

— В контракте всё чётко прописано, — говорит Килиан. — Если ты не выполнишь свои обязательства, деньги выплачены не будут. Всё это будет напрасно.

— Как ты можешь этого хотеть? — спрашиваю я, повышая голос, потому что, несмотря на панику, которую я испытываю по поводу того, что может произойти дальше, я могу думать только о том, какими мы были, когда были молодыми и невинными, и о том, как все невероятно хреново.

— Тебе это не обязательно должно нравиться, — продолжает Килиан. — На самом деле, я думаю, мне бы больше понравилось, если бы ты притворилась, что ненавидишь то, что мы с тобой делаем. Потому что это было бы притворством, не так ли, Хонор?

— Нет, — повторяю я. — Мы не можем.

У Килиана сводит челюсти, и Нейт с Лайлом поворачиваются к брату. Я жду, что они вмешаются, но они этого не делают.

— Не знаю, почему я ожидал от тебя большего, — произносит Килиан сквозь стиснутые зубы. — Конечно, ты откажешься от своих обязательств, как это сделала твоя мать.

От боли, которую я испытываю от его слов, у меня перехватывает дыхание, потому что, несмотря на то, что они произнесены с таким гневом и предназначены для того, чтобы ранить, они раскрывают что-то фундаментальное в Килиане. Всё это — маска, скрывающая его раны. Злоба в его тоне и резкость во взгляде — это потому, что он понятия не имеет, как ослабить бдительность. Я могла бы наорать на него за многое. Как моя мама плакала от чувства вины за то, что бросила их. Как я слышала, как она отчитывала Дика за то, как он обращался со своими сыновьями, и как она была опустошена, узнав, что ему удалось скрыться от следствия, воспользовавшись своим кошельком. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, и это преследовало её. Но в данный момент ничто из этого не изменит Килиана, и я не позволю ему сделать из меня игрушку, чтобы ранить в извращенной игре мести.

— Просто забудь о деньгах, — говорю я. — Забудь, что ты когда-либо видел меня снова. Всё это было ошибкой.

Когда я направляюсь к двери, Лайл протягивает руку и берёт меня за запястье. Наши взгляды встречаются, и он открывает рот, чтобы заговорить, но не произносит ни слова. Одним легким рывком я освобождаюсь и выхожу за дверь так быстро, как только могут мои неуклюжие руки.

«Этого не может быть», — думаю я, поднося руку ко рту, и шок, наконец, овладевает моим телом. Я спешу по коридору, хотя всё болит: челюсть, соски, бёдра и между ног. Но, по большей части, моё сердце разбито.

Мои сводные братья купили меня и использовали. Они лишили меня удовольствия и боли.

Но хуже всего то, что они совсем не похожи на тех милых мальчиков, которыми были раньше.

Дик сломал их, как сломал мою маму, и осознание этого заставляет меня плакать.