Хонор ахает, и акушер-гинеколог говорит ей тужиться. Лицо Килиана бледнеет, в то время как лицо Лайла начинает зеленеть. Но это то, ради чего мы тренировались.

— Встань с другой стороны от неё, — рявкаю я на Лайла. Через мгновение он это делает. Он убирает волосы с её лица и целует её в лоб. К счастью, медицинский персонал занят, потому что они думают, что он её шурин.

— Держите ее ноги, — говорю я. Кил и Лайл должны это знать. Мы потратили бесчисленное количество часов, готовясь к этому моменту. Несмотря на серьёзность ситуации, Килиан ухмыляется.

«Держи ее за ноги», — это то, что мы часто говорим друг другу в разных ситуациях.

Врач говорит ей тужиться, и Хонор кричит, когда она надавливает на них. Она изо всех сил сжимает руки моих братьев, и я вижу, как они стараются не поморщиться. Я всегда думал, что это клише, когда такое происходит в кино, но, очевидно, это реальность.

Тридцать минут спустя Хонор совершенно выбилась из сил. Она откинулась на подушку, её белоснежная кожа покрылась потом. На лицах Кила и Лайла тоже читается напряжение. Мы все трое взяли бы эту боль на себя, если бы могли, но это то, что она должна сделать сама.

Когда приходит время тужиться снова, становится ясно, что ей осталось совсем немного. Я встречаюсь взглядом с Килианом, и он кивает.

— Мы позаботимся об этом ребенке наилучшим образом, — говорит он ей тихим и ровным голосом. — Мы собираемся позаботиться о том, чтобы у ребёнка была счастливая, здоровая и безопасная жизнь. Ничто не помешает нам дать этому ребёнку всё, чего нам не хватало в детстве. Я обещаю тебе. Мы сделаем всё, что в наших силах.

— Обязательно, — говорит Лайл, и я говорю то же самое.

— Но сейчас ты единственная, кто может помочь малышу появиться на свет. Как только малыш появится на свет, мы будем окружать его любовью, но сейчас всё зависит от тебя, Хонор.

— Мы знаем, что ты справишься, — добавляю я. — Ты станешь самой замечательной мамой на свете — и это начинается прямо сейчас. Тебе нужно приложить все усилия, чтобы мы смогли встретиться с нашим ребёнком, — мне абсолютно безразлично, что думают врачи и медсёстры о наших отношениях. Я поглаживаю голую икру Хонор. — У тебя получится, мамочка.

На её ресницах повисают слёзы, когда она кивает. Она явно собирается с силами, а затем напрягается всем телом.

— Хорошо, — говорит одна из медсестер. — Сделай это ещё раз, вот так.

Я хватаю Хонор за лодыжку, когда она делает самый сильный толчок. Я хочу прикоснуться к ней, когда она производит на свет нашего ребёнка. Мы с братьями осыпаем её словами ободрения, которые, я сомневаюсь, что она вообще слышит, но ей это и не нужно. Она полностью сосредоточена.

У неё получилось.

Затем ещё один толчок — и ещё один крик — и вот уже ребёнок на руках у доктора. Я в полном восторге от новой жизни, которую мы создали. Я восхищаюсь силой своей жены.

И я по уши влюблён в этого нового крошечного человечка.

— Это мальчик, — говорю я.

Слёзы градом катятся по щекам Хонор, когда Кай и Лайл целуют её.

— Ты потрясающая, — слышу я, как Лайл говорит ей об этом.

Когда ребёнка прикладывают к груди Хонор, я понимаю, что цикл прерван. Этот прекрасный маленький мальчик не узнает пренебрежения и мучений. Он не узнает о разрушительной силе родительской жестокости. Всё, что он узнает, — это любовь.

Я вижу любовь в комнате — она почти видна, вибрирует вокруг нас, как гидролокатор. Врачи и медсёстры не имеют значения. Всё, что имеет значение, — это наша маленькая измученная компания: Хонор, Килиан, Лайл, малыш и я.

Мы семья, и всегда будем ею.

Это единственное, что имеет значение.

Килиан

Ещё четыре года спустя

— Нет, Оливер, — терпение Хонор на исходе из-за того, что наш сын командует другими детьми на вечеринке по случаю своего трёхлетнего дня рождения.

Я знаю, что трудно сказать наверняка, но бывают дни, когда я задаюсь вопросом, не мне ли повезло обрюхатить нашу сексуальную жену с первого раза. Он такой своенравный и решительный, что кажется мне до жути знакомым. Я могу только надеяться, что смогу стать таким отцом, каким наш отец никогда не был.

Нет, не надеюсь. Я буду.

А это значит, что нужно объяснить моему — нашему — сыну, что он не всегда может быть главным, и даже если он старше некоторых, я надеюсь, это не его работа — всегда командовать. Или принять на себя основную тяжесть жестокого обращения, с которым, я надеюсь, он никогда не столкнётся. Нет, если у меня будет право голоса на этот счёт.

Пока Нейт и Лайл гоняют других детей по двору, играя в салочки, я забираю Оливера, чтобы отвести его в тихую гостиную для небольшой беседы один на один. Как мужчина с мужчиной, если хотите. Хонор с благодарностью смотрит на него, прежде чем её отвлекает один из его друзей, который хочет ещё один хот-дог. Роскошные поместья и богатые семьи не имеют значения. Дети по-прежнему любят простые вещи.

Наш небольшой разговор был коротким. По крайней мере, трёхлетний ребёнок может сосредоточиться только тогда, когда на кону стоят пирожные, тортики и хот-доги. Прежде чем отпустить его, я взял с него торжественное обещание вести себя хорошо. Правда, сначала нужно заплатить налог на объятия.

Я никогда не думал, что мне подойдёт эта затея с отцовством. Чёрт, честно говоря, полная противоположность. Учитывая то воспитание, которое у нас было, я хотел быть уверенным, что мне никогда не грозит опасность перенести эту боль на другое поколение. Но я здесь, и мне это даже нравится. Мы все любим Оливера, и он любит нас, но я всегда чувствовал, что у нас с ним особая связь, что-то особенное. Наверное, каждый отец чувствует то же самое. Может быть, когда-нибудь я спрошу других, но сейчас я просто наслаждаюсь этим.

— Я не могу поверить, что он послушает тебя, — раздаётся голос Хонор, когда она обнимает меня сзади. Я кладу свои руки на её и чувствую их тепло на своей коже. Она прижимается головой к моей спине.

— У нас были лучшие и худшие дни, — я тихонько хихикаю. — Я отчётливо помню битву на гороховом и морковном холмах прошлой ночью, и мне до сих пор кажется, что я её проиграл.

Она смеётся вместе со мной, приятно вибрируя. Может быть, когда Оливер будет в постели…

— Ты хорошо с ним ладишь, — прерывает она ход моих мыслей.

— Может быть, мне всё-таки суждено было стать отцом. Кто бы мог подумать, чёрт возьми?

— Я очень на это надеюсь. У меня скоро будет ещё один ребёнок и всё такое.

— Да, именно так... Подожди, что? — я разворачиваюсь и хватаю её, хихикающую, за плечи. — Что ты только что сказала?

— Наверное, мне следовало подождать окончания вечеринки, чтобы рассказать вам всем вместе, но я не смогла сдержаться. Так что, я надеюсь, ты имел в виду то, что сказал.

Я крепче прижимаю её к себе.

— Блядь, да. У тебя будут дети, и я буду продолжать заботиться о них. Мы о них позаботимся.

После того, как Хонор обняла меня в ответ, она выскользнула из моих объятий.

— Мне тоже нужно рассказать об этом остальным, — говорит она с озорной улыбкой.

Чёрт возьми. У меня голова идет кругом, но в хорошем смысле.

— Тогда я разберусь с детьми, пока ты соблазняешь Нейта и Лайла.

— Хороший мальчик.

Если бы я только побольше слышал об этом в детстве, но никогда не поздно наверстать упущенное.

Я не мой отец и, благодаря Хонор, никогда им не буду.

Конец