Хонор садится рядом со мной, отвлекая меня от моих мыслей.

— Ты сразишь их наповал, — говорит она, и затем её маленькие холодные ладошки обхватывают моё лицо. Все мои тревоги улетучиваются, когда мои губы накрывают её губы. По моей коже разливается тепло, и кажется, что этот волшебный момент будет длиться вечно. Когда мы отстраняемся подышать свежим воздухом, Лайл смеётся.

— Что? — спрашиваю я, слишком расслабленный, чтобы обидеться.

— Я как раз говорил Килиану, что, возможно, Хонор не стоит надеяться, что ты сразишь правление наповал. Некоторые из этих парней довольно старые.

Хонор хихикает.

— Хорошая мысль.

— Готова зайти внутрь? — спрашиваю я её.

— Пока нет, — отвечает она. — Мне так нравится эта беседка.

Лайл улыбается.

— Да, у нас сложилось такое впечатление.

Хонор удовлетворённо вздыхает.

— Для меня очень важно, что она в саду.

Мы с братьями переглядываемся.

— Разве большинство беседок не такие? — спрашивает Кил.

Хонор мягко улыбается.

— Да, конечно, но я имела в виду, что для меня очень важно, что это место находится в саду моей матери. Это место больше всего напоминает мне о ней.

— Мне тоже, — говорит Лайл.

— Я так рада, что мы встретились, — молвит Хонор, и кончик её носа розовеет. — Я имею в виду, я рада по очевидным причинам, например, потому, что я безумно люблю вас, ребята.

— Не забывай о сногсшибательном сексе, — дразнит Килиан.

Она улыбается ему.

— Поверь мне, я не забуду, — затем её взгляд становится задумчивым. — Но я хочу сказать, что я так рада, что наконец смогла доказать вам, что моя мама тоже любила вас. Она так сильно хотела спасти вас

— Она спасла, — говорю я.

Хонор печально качает головой.

— Она пыталась.

— Она сделала это, — говорю я более решительно. — Она вытащила тебя, значит, она спасла тебя. А потом ты спасла нас.

Хонор открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова не идут с языка.

— Он прав, — говорит Лайл. — Ты спасла нас.

— Как? — слабым голосом спрашивает Хонор.

— Разве это не очевидно? — Кил говорит с недоверием. — Мы снова вместе. Мы — семья. Ты снова сделала нас семьёй.

— Но… вы трое всегда были...

— Мы не всегда были семьёй. — Я размышляю, как это объяснить. — Мы были скорее товарищами по несчастью. Мы помогали друг другу пережить детство, но это никогда по-настоящему не покидало нас. Мы никогда не могли по-настоящему освободиться, пока не появилась ты.

— И теперь мы смотрим вперёд, а не назад, — добавляет Лайл.

Хонор берёт меня за руку и сжимает её.

— Я тоже жила прошлым, — тихо говорит она. — Я так крепко держалась за воспоминания о своей матери, потому что думала, что она — это всё, что у меня есть. Теперь я знаю лучше.

Я поглаживаю её по руке, крепко прижимая к себе. Хонор придвигается ближе, и низ её брюк задирается, открывая татуировку на лодыжке. Протянув руку, я легонько провожу по ней кончиком пальца.

— Ты обратила внимание на птиц, выгравированных на дереве над нами? — я киваю в сторону деревянных планок, которые обрамляют край сводчатой крыши.

Хонор кивает.

— Они красивые.

Хотя сейчас слишком темно, чтобы как следует разглядеть их, на гравюрах изображены несколько птиц, парящих в облаках.

— Мы специально сделали их из-за этого, — я дотрагиваюсь до её татуировки.

Хонор выглядит озадаченной.

— Я думала, это воробьи, которые напоминают вам о нашем времяпрепровождении в клубе «Скарлетт».

Килиан тихо смеётся.

— Мы вряд ли забудем ту неделю в ближайшее время. Особенно учитывая, что мы продолжаем воспроизводить самые пикантные моменты.

На этот раз я не в шоке.

— Птицы на твоей татуировке в клетке. Мы вырезали птиц на дереве, чтобы напомнить тебе, что теперь ты свободна. Никто и никогда больше не сможет тебя удержать.

Хонор приоткрывает рот, когда смотрит на меня.

— Свободна?

Я нежно целую ее в висок.

— Да, милая, ты вольна жить своей жизнью так, как тебе хочется.

— Но... но… птицы в клетке представляют не меня. Или не только меня, — поясняет она, пока я гадаю, к чему она клонит. — Их четверо. Они представляют нас.

В воздухе повисает потрясенная тишина. Затем Лайл говорит то, что, вероятно, у всех нас на уме.

— Но у тебя была эта татуировка ещё до того, как мы встретились с тобой в клубе «Скарлетт».

— Да, у меня она была, — Хонор смотрит на него затуманенными глазами.

Килиан встаёт и подходит к ней.

— Подожди. Ты хочешь сказать, что сделала татуировку, изображающую нас четверых, ещё до того, как встретила нас снова? Когда ты не была уверена, что когда-нибудь увидишь нас снова? — он гладит её шелковистые волосы, глядя на неё сверху-вниз.

— Да.

Лайл опускается перед ней на колени.

— Почему?

— Потому что я так по всем вам скучала, — отвечает Хонор. — И я знала, что не я одна оказалась в ловушке. Когда мы были детьми, мы все были в ловушке, — её голос полон эмоций, и она прочищает горло. — Я надеялась, что однажды мы все будем свободны... и что однажды мы встретимся снова.

— Похоже, твоё желание исполнилось, — хрипло произносит Лайл.

— О нет, — говорит она. — Нет, я получила гораздо больше, чем хотела, — она встаёт и смотрит на птиц на столбах над нами. — Мы свободны. И мы вместе.

— Похоже, наше желание сбылось, — говорю я, прижимаясь к ней. Лайл встаёт и обнимает её спереди. Кил целует её в шею с другой стороны.

— Я люблю вас, ребята, — говорит Хонор, пытаясь обнять нас всех сразу.

Три голоса говорят ей, что мы тоже её любим.

Я говорю это от всего сердца, и я знаю, что мои братья тоже так думают.

Иногда самое несовершенное начало приводит к счастливейшему концу.