18. Истина сделает вас свободными

Лайл

Я иду на кухню за пивом, когда слышу голос Хонор. Сначала я думаю, что у меня разыгралось воображение, но потом слышу папин голос, более громкий, чем обычно. Кил и Нейт тоже, но к тому времени, как я добираюсь до фойе, я обнаруживаю, что происходит странное противостояние, все четверо держатся на некотором расстоянии друг от друга, и никто не произносит ни слова.

Наконец, Дик нарушает молчание.

— Кто тебя сюда пригласил? — он требует от Хонор, которая является таким воплощением светловолосой доброты, что в этих тёмных стенах она не имеет смысла.

Я выхожу в центр группы.

— Ей не нужно приглашение, — повернувшись к Хонор, я спрашиваю: — Почему ты здесь? Ты в порядке?

Её ярко-голубые глаза обводят остальных мужчин, прежде чем вернуться к моему взгляду.

— Я… Мне есть что вам показать, — сделав глубокий вдох, она добавляет: — Всем вам.

Что бы она ни делала в этом доме, это, очевидно, требует большого мужества. Даже если она не хочет здесь находиться, она должна быть здесь.

— Пойдём, присядем.

Лёгким прикосновением к её плечу я веду её в гостиную. Когда она садится в кресло, то крепко сжимает папку обеими руками.

Я присаживаюсь на край дивана, ближайший к ней, а Нейт садится рядом со мной. Кил и папа остаются стоять, отец едва переступает порог.

Хонор снова глубоко вздыхает и опускает взгляд на свои колени, прежде чем поднять голову и выпрямить спину.

— У тебя много мыслей о моей маме, — говорит она, глядя в основном на Кила, но также поглядывая на нас с Нейтом. — Мыслей, которые не соответствуют действительности. Я принесла документы, чтобы показать тебе правду.

— В чём дело? Что происходит? — папа ёрзает, но не подходит ближе.

— Иди в свой кабинет, — говорит Кай, едва взглянув на него. — Это тебя не касается.

— Вообще-то, касается, — произносит Хонор, повышая голос, в котором смешиваются нервозность и решимость. — Ваш отец забивал вам головы ложью о моей матери, и я здесь, чтобы всё исправить.

Старик пренебрежительно хмыкает, но остаётся на месте.

— Он жестоко обращался с моей матерью. Он неоднократно бил её, — Хонор морщится, оглядывая нас. — В первый раз она простила его, потому что потом он нашёл какое-то оправдание, но, когда он сделал это снова, она вызвала полицию. К сожалению, полицейское управление ничего не предприняло по этому поводу, потому что, очевидно, деньги говорят гораздо громче, чем женщина с чёрными и синими отметинами.

У меня скручивает живот при мысли о том, что Дик мог ударить Викторию или любую другую женщину. Глаза Нейта расширяются, а Кил мрачнеет от этой информации. Я представляю, что эта новость удивила их так же, как и меня, и в то же время, это прям как нельзя лучше подходит для придурковатого человека. Я всегда предполагал, что у него просто жесткие отношения с нами, но, к сожалению, то, что говорит Хонор, не так уж сложно представить.

— Она смогла подать заявление в полицию, и у меня здесь есть его копия, — Хонор достаёт из своей папки листок бумаги и протягивает его мне.

Мои глаза успевают прочесть только название, прежде чем я передаю его Нейту. Мне не нужно читать, чтобы поверить в то, что она нам говорит, и я не хочу знать подробности. После беглого просмотра Нейт передаёт бумагу Килиану, который бегло просматривает документ, и по мере того, как он это делает, хмурое выражение его лица становится всё глубже.

— Конечно, она выдумывала грязную ложь, — говорит Дик. — Она всего лишь коварная охотница за деньгами. Экономка, у которой идеи выше её уровня.

Челюсть Хонор сжимается, а рука дрожит, когда она достаёт ещё один листок, на этот раз сложенный.

— Полиция сделала снимки, — молвит она и протягивает мне листок, но я передаю его Нейту, даже не взглянув на него.

— Мы уехали, прихватив с собой только верхнюю одежду, — продолжает Хонор. — Работая здесь, моя мать скопила достаточно денег, чтобы позволить себе внести залог за крошечную однокомнатную квартиру. Она устроилась на работу сразу после отъезда, а с деньгами всегда было туго. Что касается твоей идеи о том, что моя мать эгоистично бросила вас здесь, — говорит она, глядя прямо на Килиана, — это ранит больше всего, потому что она любила вас троих и не хотела оставлять вас здесь.

Она достаёт ещё несколько листов бумаги.

— Она встречалась с двумя разными юристами. Она хотела забрать вас с собой, когда мы уезжали, но законных возможностей для этого не было. В качестве последнего средства она сообщила о вашем отце в Службу по делам детей и семьи, но, по-видимому, их недосмотр тоже не шёл ни в какое сравнение с деньгами Дика. Моя мама плакала, когда уезжала отсюда, и в последующие месяцы я много раз заставала её плачущей, и вы можете поверить, что её горе никак не было связано с отсутствием Дика. Мне жаль, что она не смогла помочь вам лучше, но вы должны знать, что она старалась. Она действительно старалась, — на последних словах Хонор заливается слезами, и я подскакиваю, чтобы погладить её по спине.

— Почему ты здесь пытаешься изобразить свою мать какой-то святой? — спрашивает папа, подходя к камину. — Почему бы ей самой не прийти сюда, если она хочет переписать историю?

— Виктория скончалась в прошлом году, — объясняет Нейт.

— О, как жаль, — в голосе отца звучит преувеличенная жалость. — Похоже, эта сучка получила по заслугам.

— Следи за своим грёбаным языком! — кричу я, когда Хонор задыхается.

Дик отшатывается, удивлённый моей вспышкой, но всё ещё с вызывающим видом.

Хонор выпрямляется и поворачивается всем телом от Дика к Нейту и Килиану. Её голос дрожит, но она говорит решительно:

— Я хотела, чтобы вы трое узнали правду, и я хочу, чтобы вы знали, что жизнь не обязательно должна быть такой для вас. Вы не можете изменить то, как вас воспитывали, но в будущем вы можете выбрать что-то другое. Вы заслуживаете лучшего, чем то, что происходило в вашей семье в этом доме.

Она поднимает взгляд на меня, а затем на каждого из моих братьев, которые не сводят с неё глаз.

— Вы заслуживаете любви, и я хочу быть тем человеком, который подарит вам эту любовь. Мы были в разлуке столько лет, но это никогда не казалось правильным. Я хочу, чтобы вы были со мной. Я хочу, чтобы мы снова были вместе.

Прежде чем кто-либо из нас успевает что-либо сказать, Дик взрывается, подходит к Хонор и спрашивает:

— Что, чёрт возьми, происходит? Ты думаешь, что можешь просто прийти сюда и…

Когда его рука тянется к её руке, у меня перед глазами всё краснеет… Папа бьёт Викторию. Отец бил нас с Нейтом, когда мы были маленькими. Доводил нас до слёз, а потом ругал за слабость. Килиан принял удар на себя. Отец избивал свою семью, как будто это было нормально, как будто мы это заслужили, как будто мы не достойны ничего лучшего. Он и пальцем не тронет Хонор.

— Нет! — я бросаюсь на него, отталкивая от неё с такой силой, что он натыкается на столик и падает, но быстро встаёт на ноги. — Ты не тронешь её. Ты больше никогда никому не причинишь вреда! Ты — ничто! Ты меня слышишь?

Он пытается выбежать из комнаты, но я хватаю его за руку и поворачиваю к себе, желая, чтобы он посмотрел мне в лицо, хотя его вид вызывает у меня отвращение.

— Ты — жалкое подобие мужчины, и ты сейчас получишь своё лекарство.

Я отвожу руку, прицеливаясь, но Нейт оказывается рядом и удерживает меня.

— Лайл! Оставь его. Он того не стоит.

Отец вырывается из моих рук и отступает на безопасное расстояние, но, когда Килиан подходит ближе, сжимая руки в кулаки, папа спешит к двери.

— Она грязная маленькая шлюха, — говорит он, бросая в ответ прощальный взгляд и выходя из комнаты. — Больше ничего.

Я поворачиваюсь к Хонор. Она потрясена вспышками гнева Дика, но не так сильно, как я ожидал. Вместо этого она настороженно смотрит на нас троих.

— Не волнуйся, — молвлю я, протягивая к ней руки, — мы не позволим ему причинить тебе вред.

Она слегка кивает.

— Я знаю… Я знаю, что вы этого не позволите. И мне всё равно, что он думает о моей маме или обо мне, но мне не всё равно, что думаете вы.