— Ты ведь шутишь, да?

— В чём дело? Неужели ты недостаточно мужественный, чтобы слушать девчачье кантри? — она подскочила к кровати и с вызовом в глазах взяла наушники. — Шания Твейн — прекрасная крутышка. Хочешь послушать?

Она выглядела такой милой и полной надежд, волосы растрепаны, глаза широко раскрыты. Больше всего на свете я хотел лежать рядом с ней в этой мягкой постели, в этой милой комнате, в этом большом доме и быть частью всего этого. И именно поэтому я не мог.

Я принёс с собой тьму. Мои синяки оказались заразными.

— Я должен вернуться и... — и что? Что ещё осталось для меня дома?

Слоан склонила голову набок.

— Пожалуйста.

— Это плохая идея, Пикси. Что, если придут твои родители? Меня здесь не должно быть, — я не должен находиться рядом с ней.

— Они спят в другой части дома. И, честно говоря, если ты уйдёшь прямо сейчас, я просто проведу всю ночь, беспокоясь о тебе. Я не смогу заснуть. А завтра я буду такой уставшей, что провалю тест по тригонометрии. Ну же, здоровяк. Ты действительно хочешь, чтобы это было на твоей совести?

— Ты просто абсурдна.

— Всего три песни, — предложила Слоан, запрыгивая на кровать и похлопывая по матрасу рядом с собой.

Я вздохнул. Она почувствовала, что одержала победу, и улыбнулась.

— Одну песню, — возразил я.

— Две, — настаивала она.

«Это эгоистично и абсолютно глупо», — подумал я, снимая обувь. Если бы отец Слоан пришёл сюда и застал меня в постели своей дочери, он бы никогда мне этого не простил. Даже если бы я попытался всё объяснить. Он знал, какая она особенная, и чувствовал, насколько я расстроен. Вот почему они были такими милыми. Потому что они сочувствовали мне.

— Это всего лишь Come on Over, а не углублённый математический анализ, — поддразнила Слоан.

Я забрался на кровать рядом с ней и решительно лёг поверх пододеяльника. Но я всё же позволил ей собрать вокруг нас свою безумную коллекцию подушек.

— Что ты делаешь? — спросил я, когда она сунула подушку мне под мышку.

— Я вью гнездо. Так я сплю, — объяснила она, взбивая две подушки у меня за спиной.

— Ты спишь с сорока двумя подушками каждую ночь?

— Их шесть, умник. И не осуждай меня, пока сам не попробуешь.

У меня имелись одна подушка и матрас на полу, после того как прошлым летом папа разломал каркас моей кровати, швырнув меня на него. Я расслабился на груде подушек и попытался не думать о том, как это хорошо, когда тебя окружает мягкость.

Слоан прижалась ко мне. Мы устроились вдвоём на мягких подушках, выложенных буквой U.

— Он всегда такой? — тихо спросила она.

Я опустил взгляд на свои руки, лежащие на коленях. Они снова сжались в кулаки.

— Только когда он выпьет. Просто теперь он пьёт чаще. Иногда он всё ещё ведёт себя нормально, — и именно это притворство я ненавидел больше всего. Я предпочёл бы монстра мужчине, который притворяется, что ему не всё равно, приходит на футбол или ведёт нас куда-нибудь на ужин.

— Я ненавижу его, — её голос задрожал. — Я действительно ненавижу его.

Я обнял Слоан за плечи и осторожно притянул к себе. Это ощущалось так хорошо, что я понимал, насколько это неправильно.

— Я не хочу, чтобы ты думала о нём.

— Почему мы не можем сообщить в полицию? — спросила она.

Я покачал головой.

— Это сложно, понимаешь? Просто поверь мне.

— Обещай мне, что будешь беречь себя, Люсьен? Например, если он выйдет из-под контроля, ты не позволишь ему... ну, ты понимаешь.

Убить меня. Убить мою мать.

Я бы убил его первым. Даже если бы это определило мою судьбу монстра. «Каков отец, таков и сын», — подумал я.

— Я обещаю, если ты пообещаешь мне, что не вызовешь полицию. Вообще никогда. Несмотря ни на что.

Она глубоко вздохнула и выдохнула.

— Пикси, — подтолкнул я. — Ты должна мне доверять. Копы только усугубят ситуацию.

Её молчание длилось слишком долго, и я сжал её плечо.

— Уф. Ладно. Но я не в восторге от этого.

— Обещай мне, — настаивал я. Она была дочерью юриста. Я знал, что не надо принимать в качестве ответа «уф, ладно».

— Я обещаю, — произнесла она несчастным голосом.

Её заверение немного сняло моё напряжение.

Слоан посмотрела на меня своими зелёными, как лес, глазами.

— Ты ведь не собираешься в колледж, не так ли? Ты не можешь оставить её с ним одну.

Я отвернулся.

— Нет. Я не могу.

Она села рядом со мной, и её маленькое тельце напряглось от возмущения несправедливостью происходящего.

— Это отстой. Ты должен пожертвовать всем своим будущим, потому что твой отец — чудовище, а мама не хочет уходить? Это несправедливо.

— Жизнь несправедлива, Пикс.

— Что, если я присмотрю за ней? — с надеждой предложила она.

— Нет, — это слово прозвучало так громко, что, казалось, эхом разнеслось по комнате.

Мы оба замерли и прислушались, не раздадутся ли звуки, свидетельствующие о пробуждении родителей.

Я схватил её за плечи и заставил посмотреть мне в глаза.

— Ты никогда не должна вмешиваться. Ты слышишь меня? Ты никогда не подойдёшь туда. Ты не заговоришь с ними. Ты никогда не привлечёшь к себе внимания. И ты никогда не встанешь между ним и кем-то ещё, когда он пьян. Хорошо?

У неё были широко раскрытые глаза, и она была напугана. Но мне нужно было, чтобы она испугалась. Мне нужно было убедиться, что она никогда не приблизится к моему отцу.

— Ладно. Боже. Расслабься. Это было всего лишь предположение, — сказала Слоан с таким видом, словно я только что попросил её поджечь её любимую книгу.

Я тяжело вздохнул.

— Прости, что напугал тебя.

— Ты меня не напугал. Ты раздражаешь меня своей настойчивостью.

— Три песни, — уступил я.

Она просияла и переползла через меня, чтобы дотянуться до наушников на прикроватной тумбочке. На этот раз, когда я сжал в кулаках покрывало, это не имело ничего общего со страхом или гневом. Я испытывал... чувства. Обычные чувства подростка. Но мне не разрешалось испытывать их со Слоан. Мистер Уолтон доверял мне. И мне нужно было это доверие. Иногда Уолтоны казались мне единственным якорем, который у меня был.

Она снова переползла через меня и протянула мне наушники, прежде чем снова устроиться рядом.

— Эдди знает, что мы этим занимаемся? — спросила она.

— Что?

— Эдди. Твоя девушка.

— Она не моя девушка, — не совсем. Она была девушкой, с которой я проводил время в последние несколько недель. Часть этого времени я проводил частично обнажённым. Но это потому, что мне семнадцать, а она пыталась заставить своего бывшего парня ревновать. Не то чтобы я разговаривал с ней по телефону или ужинал с её родителями... или забирался на дерево и залезал к ней в окно ночью, чтобы провести время вместе.

— Твоя девушка не знает о твоей семье? — не унималась она.

— Нет. И мы больше не встречаемся, — она стала слишком требовательной. Хотела строить планы, познакомиться с моими родителями. Я не мог дать ей ничего из этого. И я особенно не хотел этого делать после того, как подслушал, как она говорила одной из своих подруг, что пышногрудая Слоан Уолтон определённо шлюха.

— О? — невинно переспросила Слоан.

— Ты не выглядишь расстроенной из-за этого, — заметил я.

Она пожала плечами.

— Она просто была не очень милой. Ты мог бы найти и получше. Но если бы ты нашёл получше и был с хорошей девушкой, я думаю, мы бы так не общались. И мне вроде как нравится наша маленькая тайная дружба или... что бы там ни было.

Дружба — это не то, что я чувствовал к ней. Я дружил с Ноксом и Нэшем Морганами. Но я бы точно не стал сворачиваться калачиком на одной подушке с ними, чтобы слушать музыку. Чёрт возьми, с Эдди я бы тоже так не поступил. Может, с Синди Кроуфорд.

— Мне тоже это нравится, — сказал я ей.

Я заметил, как она лучезарно улыбнулась, будто не могла сдержаться, когда наклонила голову и потянулась к проигрывателю компакт-дисков.

Я обнял её за плечи и положил её голову себе на грудь. Лёжа на подушках, слушая «From This Moment On» в исполнении Шании Твейн и ощущая мягкое тепло Слоан, прижавшейся ко мне, я чувствовал себя почти счастливым. Я почти мог притвориться, что это и есть моя жизнь. Здесь, в этом доме. С хорошей, милой девушкой в моих объятиях.

Песня закончилась слишком быстро, сменившись гимном кантри. Что-то про чёрные глаза и голубые слёзы. Она никогда не вернётся. Должно быть, это из-за усталости я нарисовал историю в своей голове. Уходить. Двигаться дальше. Вырастать.

На секунду мне захотелось этого так сильно, что я не осознавал, как крепко я стиснул Слоан, пока у меня не заболели пальцы.

Поморщившись, я ослабил хватку. Она наклонила голову, чтобы посмотреть на меня.

— Всё в порядке. Ты можешь держаться за меня. Я не сломаюсь.

Я снова уложил её голову вниз и возобновил свои объятия, на этот раз нежно.

Трек снова изменился. Третьей песней была баллада «I Won't Leave You Lonely», и, несмотря на все мои усилия, слова застряли у меня в голове и отпечатались татуировкой в моей душе. Я никогда не смогу слушать эту песню и не думать о Слоан и о том, как спокойно я себя с ней чувствовал. Я хотел послушать её снова, но не собирался просить Слоан переиграть её. Может, я сам куплю альбом... и спрячу его в своей машине.

Когда до моего слуха донеслись финальные аккорды песни, Слоан скользнула тонкой рукой по моему животу и прижалась ко мне. Я выполнил своё обещание послушать три песни. Но дома у меня ничего не было. А здесь для меня было всё.

Она ничего не сказала, когда заиграла следующая песня. Я тоже ничего не сказал.