По крайней мере, я повеселилась. У UTV была невероятная подвеска, поэтому я была почти уверена, что у меня не будет ушиба копчика или чего-то еще — у меня уже было это раньше, и это было не весело — но даже если и будет, это совершенно стоило бы того. Это было потрясающе.

В какой-то момент руки Роудса сжались в кулаки у него на коленях… когда он не цеплялся за ближайшие перила на моих сверхкрутых поворотах.

И когда я нажимала на газ и быстро ускорялась.

И когда я не нажимала на тормоза, а продолжала ехать с той же скоростью, на которой была.

— Что… за… нахрен… это… было? — медленно спросил он, каждое слово вылетало из его рта примерно через две секунды после предыдущего.

Я отстегнула ремень безопасности и заглушила двигатель, решив, что сейчас было бы неплохо сделать перерыв на воду. Ветровое стекло не позволяло проникнуть внутрь большому количеству пыли, но ее было достаточно, чтобы мой рот и горло пересохли.

— Веселье? — я ответила ему. — Хочешь воды?

Роудс медленно покачал головой, его глаза все еще были широко раскрыты, пальцы все еще сжимали консоль.

— Я хочу воды, но сначала я хочу знать, что, черт возьми, это было?

— Я напугала тебя? — спросила я его, внезапно почувствовав беспокойство. — Я несколько раз спрашивала, все ли с тобой в порядке, но ты ничего не говорил, и я сказала тебе доверять мне сразу после того, как мы двинулись. Извини, если я напугала тебя.

— Ты просто вела себя как… как…

— Водитель раллийной машины? — предложила я.

Я почти уверена, что сорокадвухлетний мужчина сверлил меня своим взглядом.

— Да. Я думал, что ты будешь ехать, пять, может быть, десять миль в час, но я увидел… я увидел спидометр, — обвинил он.

Я вздрогнула.

— Где ты научилась так водить? — наконец ему удалось спросить, все еще слегка приоткрыв рот.

Я откинулась на спинку сиденья и сдержанно улыбнулась ему.

— От водителя раллийной машины.

Какое-то время он смотрел на меня; затем его рот скривился в сторону. Эти серые глаза метнулись к потолку автомобиля, в то время как выражение его лица сменилось с раздраженного на задумчивое. Тогда и только тогда рот Роудса изогнулся, прежде чем он сказал, всё ещё глядя вверх:

— Я должен был удивиться, но почему-то нет.

Это был комплимент или это был комплимент? Я снова улыбнулась, хотя он этого не видел.

— Мою подруга Юки, помнишь ее? Та, что приходила в гости? Так или иначе, у нее есть ферма, и одна из ее сестер встречалась с водителем раллийного автомобиля, которого она привезла в те выходные. Короче говоря, он показал нам несколько вещей. — Я фыркнула про себя, прежде чем раскололась. — Юки гоняла на UTV, но в остальном это было очень весело. Он сказал, что у меня есть природный талант.

Затем его взгляд метнулся ко мне, и его рот скривился еще сильнее за мгновение до того, как он опустил подбородок и сжал губы.

— Природный талант?

Я пожала плечами.

— Я боюсь животных, которые переносят болезни, высоты и разочаровывать людей. Я не боюсь смерти.

«О» было то, что он сказал. Кривизна его рта развалилась, когда он уставился на меня. Он действительно был слишком красив.

И мне нужно было перестать пялиться на его лицо.

— Врум, врум, хочешь еще раз? — спросила я.

Этот привлекательный мужчина провел рукой по своим каштановым серебристым волосам и через мгновение кивнул. Но что-то было в его глазах… веселье? Может быть?

— Ты представляешь угрозу для общества, но я не на работе, — сказал он. — Покажи мне, на что ты способна.

Мы напились воды и снова двинулись.

.•.•.❃.•.•.

Через некоторое время, после того как мы поменялись и он взял на себя управление, мы снова остановились на небольшой полянке. Я протянула Роудсу один из двух упакованных мною бутербродов, и мы сели на лужайку под солнцем.

Мы почти не разговаривали друг с другом, так как оба были слишком заняты, стиснув зубы, пока катались быстрее, чем было предложено или безопасно, но это было межсезонье, и других трейлеров также не было припарковано, поэтому мы пошли на это. По крайней мере, так я предполагала, когда он ничего не говорил о замедлении.

Два или три раза я слышала смех Роудса, и каждый раз не могла не улыбаться.

Медленно большая часть его напряжения спала с плеч. Когда он вытянул ноги перед собой, разместив одну руку за спину, а другой поднеся сэндвич ко рту и аккуратно съев ветчину с сыром, он сказал:

— Спасибо, что позвала меня.

Ему пришлось ждать моего ответа, потому что мой рот был полон.

— Пожалуйста. Спасибо, что пошел со мной.

Некоторое время никто из нас не проронил ни слова, впитывая теплые лучи солнца. В конце концов, это был прекрасный день. Небо было моего любимого оттенка голубого. Цвета, который я бы не вообразила реальным, если бы не увидела его собственными глазами. Тишина была комфортной. Приятной. Негромкие звуки птиц на деревьях напоминали, что здесь были не только мы. Эта жизнь продолжалась существами, которые не имели ничего общего с нашими человеческими жизнями.

Вряд ли я когда-либо ему признаюсь, чтобы он не чувствовал себя странно, но мне нравилось, что я не одна. Что этот большой стоический мужчина был здесь со мной, и я, надеюсь, хоть немного смогла изменить его день. Это было меньшее, что я могла сделать после того, как многие люди на протяжении всей моей жизни делали то же самое для меня, пытаясь подбодрить меня, когда дела шли не очень хорошо.

— Мы с отцом поссорились перед тем, как он ушел, — внезапно сказал он, небрежно держа в руках то, что осталось от бутерброда.

Я подождала, откусив еще кусочек.

— Я забыл, как сильно он может меня раздражать.

Я продолжала ждать, пока он скажет что-нибудь еще, и ему потребовалась еще пара укусов, чтобы продолжить.

— Я знаю, что Аму все равно, останется он или уйдет, но меня это волнует. Бизнес всегда был для него важнее всего на свете, — продолжал говорить Роудс спокойным голосом. — Я думаю, что хоть раз в жизни он искренне чувствовал себя виноватым, но…

Я не знала, что он чувствовал. Не совсем. Думаю, именно поэтому я положила свою руку на его. Потому что я понимала, каково это, когда люди разочаровывают тебя.

Его взгляд поймал мой и остался там. В нём всё ещё было разочарование, но уже меньше. В основном потому, что в этих глазах было что-то ещё. Что-то, в чём я не была полностью уверена, что смогла понять или узнать.

Я немного пошевелила большим пальцем, подушечкой коснувшись выступающего шрама. Взглянув на него, я увидела, что сморщенная линия была бледной и длиной около двух дюймов. Я снова дотронулась до него и, почувствовав, что он хочет отвлечься от разговора о своем отце — о чем-то личном для него, — спросила:

— Откуда это?

— Я… перерабатывал самца…

Должно быть, я скривилась, потому что один уголок его рта чуть-чуть приподнялся.

— Лось. Самец лося, и мой нож соскользнул.

— Ой. Ты накладывал швы?

Другой рукой он накрыл мою — и ох, это была теплая ладонь — прежде чем его указательный палец тоже провел по шраму, задев при этом сторону моего пальца.

— Нет. Я должен был, но я этого не сделал. Наверное, поэтому он так плохо зажил.

Мне не хотелось шевелить рукой, поэтому я вытянула мизинец и коснулась крошечного шрама на его костяшке.

— А этот?

Роудс тоже не шевельнул рукой.

— Драка.

— Ты дрался? — удивленно воскликнула я.

Да, уголок его рта приподнялся немного сильнее, немного выше.

— Я был молод.

— Ты и сейчас молод.

Он фыркнул.

— Тогда моложе. Когда мы учились в старшей школе, Джонни вступил в драку, а мы с Билли вмешались. Я даже не помню, чем это закончилось. Все, что я помню, это разбитые суставы и кровь повсюду. Потребовалась целая вечность, чтобы остановить кровотечение, — сказал он мне, слегка двигая пальцем и снова касаясь моего.

Я все еще не двигалась.

— Ты часто дрался, когда был моложе?

— Несколько раз, но с тех пор нет. Тогда у меня было больше агрессии. Больше нет.

Я подняла глаза и поймала эти серые глаза, уже устремленные на меня. Выражение его лица было спокойным, почти пустыми, и мне стало интересно, о чем он думает. Я улыбнулась ему, но он не сделал того же в ответ.

Вместо этого Роудс спросил:

— Что на счёт тебя? Ты дралась, когда была моложе?

— Нет. Ни за что. Я ненавижу конфликты. Я должна быть очень зла, чтобы повысить голос. В любом случае, большинство вещей меня не беспокоит. Мои чувства так легко не задеть, — сказала я ему. — Можно многое исправить, просто слушая кого-то и обнимая его. — Я указала на пару мест на моем лице и руках. — Все мои шрамы от того, что я попала в аварию.

Его фырканье застало меня врасплох. Судя по выражению его лица, я думаю, что и его тоже.

— Ты смеешься надо мной? — спросила я, ухмыляясь.

Его рот дернулся, но глаза впервые за все время ярко засияли.

— Не над тобой. Над собой.

Я сузила глаза, забавляясь.

Его палец коснулся моего, а его губы расплылись в широкой улыбке, которая могла бы заставить меня влюбиться на месте, если бы продлилась дольше секундного моргания.

— Я никогда не встречал таких, как ты.

— Надеюсь, это хорошо?

— Я встречал людей, которые не знают, что значит быть грустным. Я встречал жизнерадостных людей. Но ты… — Он покачал головой, внимательно следя за мной этим взглядом «бешеного енота». — В тебе есть эта искра жизни, которую ничто и никто не отнял, несмотря на то, что с тобой произошло, и я не понимаю, как ты до сих пор умудряешься… быть собой.

В моей груди на мгновение словно что-то заболело, в хорошем смысле.

— Я не всегда весёлая. Мне иногда грустно. Я же говорила тебе, что не так уж много вещей могут сильно ранить мои чувства, но когда что-то задевает, это действительно задевает. — Я позволила его словам осесть глубоко внутри меня, этому успокаивающему, теплому бальзаму, в котором я не знала, что нуждаюсь. — Но спасибо. Это одна из самых приятных вещей, которые кто-либо когда-нибудь говорил обо мне.

Эти серые глаза снова скользнули по моему лицу, что-то беспокойное промелькнуло в его глазах на мгновение, настолько короткое, что я подумала, что мне показалось. Потому что следующее, что он сказал, было обыденным. Больше, чем обыденным.