— Сара? — Я оторвала взгляд от экрана компьютера и увидела Терезу и Кирка, их пальто были перекинуты через руки, а глаза Терезы были влажными от слез.

— Вы уходите? — Я встала со стула и обошла стойку.

— Мы уезжаем отсюда, — кивнул Кирк. — Надеемся сегодня вечером проехать полпути домой и остановиться в Миссуле.

— Счастливого пути.

Это было мое стандартное прощание, потому что я не была уверен, что еще сказать. До скорой встречи. Было приятно с вами познакомиться. Ни то, ни другое, казалось, не подходило. Пока выздоровление Майло шло своим чередом, им не нужно было сюда возвращаться. И хотя мне было приятно познакомиться с ними, я не хотела, чтобы это прозвучало так, будто я рада, что Майло сгорел во время того взрыва.

Поэтому я просто улыбнулась, наблюдая, как родители Майло направились к ряду лифтов и стали ждать, пока один из них прибудет. Войдя внутрь, они помахали мне в последний раз, прежде чем серебряные двери закрылись.

Я села, бездумно уставившись на экран компьютера. Два прощания за один день. Неудивительно, что у меня было тяжело на сердце.

Увижу ли я когда-нибудь снова Кирка или Терезу? Вероятно, нет. И хотя она обещала поддерживать связь, я сомневалась, что когда-нибудь снова услышу о Луне.

Она нервничала из-за возвращения в реальный мир, из-за того, что покажет людям свои шрамы. Но у нее была сила, которой я завидовала. Луна держалась с юношеской уверенностью, которую шестнадцатилетняя я, сочла бы пугающей и притягательной. Даже после несчастного случая с ней.

Луна будет процветать, в этом я была уверена. Вечеринка, которую мы устроили в ее честь прошлым вечером, была горько-сладкой. Я была взволнована тем, что она отправилась в это новое путешествие и приняла ту женщину, которой она стала. Мне было грустно, что я не смогу увидеть, как она растет.

Лифт звякнул, двери раздвинулись, и Конни вышла, готовая к своей смене.

Обменявшись заметками о пациентах и совершив круг обходов с вечерней бригадой, Ким и я сдали отделение и пошли в раздевалку, чтобы собрать свои вещи и отправиться домой.

— Спокойной ночи, Сара, — сказала Ким перед уходом. — Увидимся в четверг.

— Тебе тоже. Удачных тебе выходных.

Обычно у нас обеих был выходной перед следующей сменой. Но несколько месяцев назад я согласилась подменить другую медсестру в дневную смену, чтобы она могла взять свою семью на лыжную прогулку. Я испугалась этого сразу же после того, как сказала «да». Но теперь, когда Майло был здесь, дополнительные часы в больнице казались не такими уж плохими.

Я не хотела оставаться дома в своей квартире одна, особенно сегодня вечером.

Я без колебаний вышла из раздевалки и направилась в палату Майло. Я проигнорировала сообщение от мамы, в котором она спрашивала, не могу ли я купить упаковку любимого пива Денни и занести ее домой. Она делала себе маникюр, и ее ногтям требовалось время, чтобы высохнуть. Почему Денни не мог сам купить себе пиво, оставалось загадкой.

Сегодня вечером ему придется самому о себе позаботиться.

Я просунула голову в дверь Майло.

— Привет.

Как и ожидалось, в комнате было темно. Но на этот раз его глаза были открыты.

— Привет.

Я вошла в палату, не до конца закрыв за собой дверь. Каким-то образом эта дюймовая щель между дверью и косяком заставила меня почувствовать, что я не пересекаю все существующие границы, находясь здесь в свободное от дежурства время.

Подойдя ближе, я заметила дымку в глазах Майло. Его веки были опущены, что означало, что он, вероятно, принял еще одну дозу морфия.

— Как твоя боль?

— Прямо сейчас? На двойку. Десять минут назад? На восьмерку.

— Могу я тебе что-нибудь предложить?

Он покачал головой.

— Нет. Составишь мне компанию?

— Я могу дать тебе отдохнуть.

— Не делай этого. Я отдохну, когда умру.

— Хорошо. — Я подошла к стулу и заняла свое обычное место. Затем я села, расслабившись на сиденье и закрыв глаза.

— Поговори со мной.

— О чем?

— Что думает твоя семья о том, что ты остаешься здесь со мной большую часть ночей?

Моя семья? Они даже не потрудились спросить, что я делала по ночам.

— Я не очень близка со своей семьей.

— А как насчет соседа по комнате? Или, эм… — Адамово яблоко Майло дернулось, когда он с трудом сглотнул. — У тебя есть парень?

Я опустила подбородок, чтобы скрыть улыбку.

— У меня нет парня.

— Ох. — Он посмотрел на противоположную стену, но не раньше, чем я заметила, как приподнялся уголок его рта. — Значит, ты не близка со своей семьей?

— Не совсем.

— Расскажи мне о них?

— Тут особо нечего рассказывать. По большей части я выросла здесь.

— Что значит «по большей части»? — спросил он.

Я поерзала на сиденье, подложив ногу под зад, чтобы устроиться поудобнее.

— Мои родители развелись, когда мне было десять. Моя мама всегда была немного легкомысленной. Это было то слово, которым папа всегда описывал ее.

И когда я выросла, то поняла, что легкомысленная — это не хорошее слово. Мамины проблемы были не просто из-за легкомысленности. Она не была легкомысленной. Ей просто было на все наплевать. Ну, за исключением моего брата. И ее самой.

— После развода моя мама решила переехать в Сиэтл. Она хотела жить в городе побольше. Она взяла с собой меня и моего младшего брата Денни. Я продержалась месяц, а потом начала умолять отца приехать и забрать меня.

Я ненавидела жить с мамой. Она была слишком занята изучением нового города и поиском молодого парня, вместо того, чтобы беспокоиться о потрясениях, через которые она заставила пройти нас с Денни. Мы редко ели домашнюю еду. Она не раз отправляла меня в школу в грязной одежде, потому что забывала постирать. Я позвонила папе в слезах и умоляла его приехать за мной. Четыре часа спустя он стоял у двери с пустым чемоданом.

Дэнни было восемь лет, и ему нравились перемены. Он перешел от структуры и расписания под крышей папы к абсолютной свободе под крышей мамы. Он был не против есть холодные хлопья каждый божий день или носить одни и те же джинсы пять дней подряд.

— Итак, ты вернулась? — спросил Майло.

— Ага, — кивнула я. — Я жила с папой. Денни остался с мамой.

И из-за этого он пропустил все уроки о том, как стать ответственным членом общества, которым папа позаботился научить меня.

— Единственное, что мне не нравилось в жизни с папой, так это то, что он был курильщиком.

— Был?

— Был, — прошептала я. — Папа выкуривал по пачке сигарет в день. Когда я пошла в старшую школу, я постоянно дразнила его по этому поводу. Он сократил дозу до половины пачки, но, наверное, мне следовало пристать к нему посильнее. Около трех лет назад он сильно простудился. Это переросло в пневмонию. Затем это переросло в рак легких четвертой стадии. Он умер восемь месяцев спустя.

— Сара, мне так жаль.

— Спасибо. — Я слегка улыбнулась ему. — Я скучаю по нему.

— Да, держу пари.

— Он был моим лучшим другом. — Мой подбородок задрожал, когда в носу стало печь. — Раньше мы все делали вместе. Простые вещи, которые много значили. Мы вместе ходили за продуктами. Каждый май мы сажали цветы во дворе. Мы ели пиццу и смотрели HBO по пятницам вечером.

Дыра, которую он оставил, еще даже не начала закрываться. Не было никого, кто мог бы заполнить эту пустоту. И то, что я была рядом с матерью и братом, казалось, только усиливало это чувство.

— Ты близка со своей мамой? — спросил Майло.

— Нет, — усмехнулась я. — Совсем нет. Честно говоря, я не думаю, что я ей сильно нравлюсь. Мне кажется, я слишком сильно напоминаю ей папу. Или, может быть, она все еще обижена моим выбором. Когда я уехала из Сиэтла, чтобы вернуться с папой, она не поняла.

После этого мама вложила в Денни всю свою энергию. Сначала она звонила мне раз в неделю, но шли годы, и промежутки между звонками становились все больше. Единственные разы, когда я видела ее, были во время наших с папой поездок в Сиэтл, чтобы он мог навестить Денни. Три раза в год мама обнимала меня и говорила, как сильно она по мне скучала. Но за этими словами всегда скрывалось какое-то чувство. Горькое напряжение в объятиях.

Теперь, когда она вернулась в Спокан, она придиралась ко всему, что я делала. К тому, что на мне было надето. К моему макияжу — или его отсутствию. К моему конскому хвосту и то, что он был слишком туго затянут.

— Она все еще в Сиэтле?

Я покачала головой.

— После смерти папы мама вернулась в Спокан, потому что он оставил ей свой дом.

— Правда? — спросил Майло. — Не тебе?

— Правда. Сначала это беспокоило меня, но папа объяснил мне это перед смертью. Я понимаю, почему он это сделал. И, честно говоря, у меня все равно не было бы времени ухаживать за ним. Это около четырех тысяч квадратных футов с большим двором и тонной технического обслуживания.

Это было бы слишком для меня. Для мамы это было слишком. Вместо того чтобы продолжать заниматься работой во дворе и мелким ремонтом, она оставила его. Было душераздирающе возвращаться домой — в место, которое папа с таким трудом поддерживал в хорошем состоянии, — и видеть, как быстро оно превращается в руины.

Этой зимой двор был заросшим из-под снега. Цветочные клумбы заросли сорняками. Нужно было подкрасить кедровые стружки на верхушке крыши, очистить крыльцо от опавших листьев и тоже подкрасить.

Внутри, где мы с папой всегда содержали чистоту и опрятность, теперь было многолюдно. Мама не была скопидомкой, но она любила беспорядок. Все ее безделушки были покрыты пылью. Обилие набивных подушек и вязаных крючком пледов слишком долго не стиралось и издавало затхлый запах.

Я продолжала напоминать себе, что это больше не папино место. И все же это было трудно с этим смириться.

— Я жила с папой все время, пока училась в колледже. Когда я его закончила, он купил мне квартиру примерно в трех кварталах отсюда. — Он хотел, чтобы я могла ходить пешком на работу и обратно. — И он купил мне машину.

У него уже был диагностирован рак, когда он купил мне и то, и другое. Он знал, что мама будет бороться за его дом после его смерти. По крайней мере, за ту часть, которая, по ее мнению, причиталась Денни. И вместо того, чтобы заставить меня смириться с его потерей и ссорой с мамой, он просто позволил ей победить. В то же время он предоставил мне дом и мою собственную свободу.