Глава 5

САРА

Вечер, который я провела с Майло, рассказывая о своей семье, оказался последним из моих вечерних визитов в его палату. Это было две недели назад.

Жаль, что я не задержалась еще на пять минут, чтобы запомнить его древесный запах. Жаль, что я не задала ему еще хотя бы один вопрос, чтобы понаблюдать за движением этих мягких губ. Несмотря на то, что я провела в его комнате несколько часов в тот вечер и все предыдущие, этого было недостаточно.

Поговорив о моей семье, мы ни о чем не говорили почти до полуночи. Я узнала, что он не любил клубничные молочные коктейли и предпочитал апельсиновые или черничные, но у него не хватило духу сказать об этом маме. Майло спросил о моем опыте учебы в колледже, а я спросила о его учебе в полицейской академии.

Мы поговорили о некоторых делах, над которыми он работал в качестве помощника шерифа. Мы поговорили о том, что мне больше всего нравится в работе медсестры. Мы поговорили о моей любви к пицце пепперони и о том, как сильно он скучал по чизбургерам с беконом из кафе в Прескотте.

Прошли часы, пока я наконец не ушла и не пошла домой пешком в темноте. Тротуар был хорошо освещен. Я совершала эту прогулку сотни раз после наступления темноты. Но Майло настоял, чтобы я позвонила ему, как только вернусь домой.

Его голос был глубоким и ровным. Не слишком глубокий, чтобы быть гравийным. Не слишком высокий, чтобы быть женственным. До этого момента я недостаточно оценила, когда он говорил несколько коротких мгновений, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

Я повесила трубку и поняла, что у меня серьезные неприятности.

Я и не подозревала, что неприятности проявятся так скоро.

Придя на работу на следующее утро, я вышла из лифта, все еще улыбаясь и испытывая кайф от общения с Майло, только чтобы встретиться с раздраженным взглядом моей начальницы Эмбер.

Эта улыбка исчезла и больше не появлялась.

Эмбер попросила меня последовать за ней в комнату отдыха персонала, где она закрыла дверь и начала рассказывать мне, как доктор Вернон мимоходом, вскользь прокомментировал мою растущую привязанность к пациенту.

Эмбер провела свое исследование. Она поспрашивала вокруг и узнала, что я проводила вечера с Майло. Технически это не противоречило правилам, но раздвигало границы профессионализма.

Имело ли значение, что я делала то же самое с Луной? Нет. Мое пребывание с Луной не обеспокоило доктора Вернона.

Но врачи, ну… они врачи, Сара.

Эмбер порекомендовала — прочитала нотацию, наказала — с этого момента работать с другими пациентами. И мои вечерние визиты закончились. В конце концов, мы должны были убедиться, что доктор Вернон был счастлив, не так ли? Он был врачом, возглавлявшим новое отделение. Его успех здесь означал успех всего подразделения и, в конечном счете, моей работы.

Вскоре после этого Эмбер ушла. Я осталась в гостиной, опустив голову от стыда.

Я никогда не получала выговора от босса. У меня редко возникали проблемы с папой, и всякий раз, когда они возникали, меня выворачивало наизнанку. В детстве я была хорошим ребенком. Я была девушкой, которая беспрекословно следовала правилам. Первый раз я выпила после того, как мне исполнился двадцать один год.

Когда я вышла из комнаты отдыха медсестер в раздевалку, я шла по коридорам, чувствуя, что все взгляды устремлены на меня. Что они все знали, что я получила выговор.

Может быть, никто и не знал. Никто не спрашивал об этом, но никто и не спрашивал меня, в какой части отделения я хотела бы работать.

Доктор Вернон прибыл час спустя, слишком довольный тем, что нашел меня в самой дальней палате от палаты Майло. Мне захотелось швырнуть упаковку марли в эту самодовольную ухмылку на его лице.

Но что самое худшее? Он не ошибся.

Сколько раз я говорила себе идти домой? Сколько раз я переживала, что это влечение к Майло будет стоить мне работы? Я думаю, этого недостаточно.

Глупо, Сара.

Это было две недели назад. С тех пор я не заходила в палату Майло.

Я должна была объяснить ему свое исчезновение. Это был правильный поступок. Но я не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Чтобы увидеть разочарование. Или, что еще хуже, вообще ничего не увидеть.

Скучал ли он по мне? Задавался ли он вопросом, куда я делась? Он не звонил. Может быть, он был так же счастлив с другими медсестрами, с теми, кто уважал границы и не проводил в его палате каждый вечер, потому что отчаянно нуждался в его внимании.

Майло пробыл здесь уже месяц. На этой неделе ему была назначена первая пересадка кожи, но я подслушала, как доктор Вернон сказал Ким сегодня утром, что им придется отложить операцию еще на неделю.

Может быть, на две.

Он выздоравливал не так быстро, как им хотелось бы. Из-за ожогов на его торсе не было достаточно сильного притока крови, а, если не будет хорошего притока, пересаженная кожа не приживется.

Майло будет убит горем. Задержка означала, что он пробудет здесь дольше, вдали от своей работы и семьи. Был февраль, и он пробыл здесь уже месяц. Сколько времени он мог не работать и при этом сохранить ее?

Я была слишком труслива, чтобы пойти и спросить.

Вместо этого я осталась на своем месте на посту медсестер — безопасной половине невидимой линии, разделявшей этаж, — где я находилась последние тридцать минут, оформляя документы для пациента, которого сегодня выписали. Мое сердце не лежало к этому, когда я бездумно просматривала формы. В эти дни мое сердце не лежало ни к одной из моих работ. И так было на протяжении двух недель.

Мой курсор завис над последней кнопкой отправки, когда громкий крик наполнил коридор.

Майло. Моя голова дернулась через плечо в сторону шума. К палате, из которой меня изгнали.

С ним все было в порядке? Может, мне пойти проверить?

Я встала со стула и подошла к концу длинной стойки, которая граничила с постом медсестер. Затем я вцепилась в стену и уставилась на дверь Майло, крепко сжимая пальцы, чтобы не сделать еще один шаг.

Больше не было слышно никакого шума, только жужжание флуоресцентных ламп наверху.

Доктор Вернон был в палате Майло. Как и Ким. Они зашли двадцать минут назад, чтобы осмотреть его ожоги. Что происходило? Было ли ему больно? Я еще долго стояла, прислонившись к стене, надеясь, что кто-нибудь выйдет и скажет мне, в чем дело. Но дверь оставалась закрытой.

Я вздохнула, отпустила стену и отвернулась. Только прежде чем я смогла вернуться к компьютеру, я услышала слабый звук, очень похожий на мое имя.

Я замерла на полушаге, снова прислушиваясь. Ничего.

— Уф. — Я плюхнулась в кресло, мое тело обмякло. Я ненавидела то, что он мог страдать. Я ненавидела быть запертой на своей стороне отделения. Я ненавидела себя за то, что четырнадцать дней не видела глаз Майло и его простой улыбки.

Но вот я застряла здесь. И я ни черта не могла с этим поделать.

Звук открывающейся двери заставил меня приподняться на своем сиденье. Я не отрывала глаз от экрана, моя рука застыла над мышкой, как будто я действительно работала, когда в мою сторону послышались шаги.

— Привет, Сара. — Голос доктора Вернона был веселым. Слишком жизнерадостным, учитывая, что он только что был с пациентом, который кричал достаточно громко, чтобы проникнуть сквозь закрытую дверь и длинный коридор.

— Здравствуйте. — Я натянуто улыбнулась ему.

Ким, с другой стороны, выглядела как человек, вернувшийся после напряженного визита к пациенту. Ее глаза были затуманены. Ее щекам не хватало обычного здорового румянца. И она отошла от доктора Вернона, искоса поглядывая на него, как будто ей было интересно, что только что произошло.

— Ким, после такого ты заслуживаешь передышки, — пошутил доктор Вернон.

Ее взгляд метнулся ко мне, затем снова к доктору. Она выдавила из себя натянутую улыбку.

— Я в порядке. Я просто схожу за водой.

Она еще раз посмотрела на меня, и ее глаза говорили: «Я расскажу тебе все позже». Я слегка кивнул ей, затем снова посмотрела на экран, когда она ушла.

Все в моей позе — напряженная спина, глаза, устремленные на экран, отсутствие улыбки — кричало о том, что я занята. Уходи. Но понял ли доктор Вернон намек?

Конечно нет.

— Итак, Сара. Есть ли у тебя какие-нибудь планы на День Святого Валентина на следующей неделе? — Доктор Вернон скользнул вдоль стойки, пока не оказался прямо напротив меня. Затем он оперся локтями о пластиковую столешницу, ожидая моего ответа.

— Эм, нет. Я так не думаю.

Он ухмыльнулся.

— Никакого свидания?

— Нет.

Почему он вообще заговорил со мной? Мы не были друзьями. Я относилась к нему холодно с тех пор, как он сообщил обо мне Эмбер. Он получил то, что хотел. Майло больше не был моим пациентом. Так почему же он не мог оставить меня в покое?

В профессиональном плане я очень уважала доктора Вернона. Он преуспел в лечении ожогов. Но за последние две недели его было легче всего обвинить в моей ситуации. Кроме меня самой, он тоже был виноват. Он ни разу не комментировал вечера, которые я проводила с Луной. Так почему же Майло?

Может быть, я ему нравилась. Возможно, я долгое время игнорировала знаки — или отрицала их. Потому что он был здесь, наклонившись слишком близко, когда его взгляд скользнул вниз по моей груди.

Мои спортивный бюстгальтер, который я носила под топом, все придавливал. Доктору Вернону особо не на что было смотреть. Тем не менее, это не помешало ему попытаться.

— У меня тоже не будет свидания, — сказал он.

— Хах. — О, пожалуйста. Пожалуйста, не приглашай меня на свидание.

— Я подумывал о том, чтобы сходить за суши в «Волну». Если ты свободна…

— Меня тошнит от суши. — Соврала я. Вообще-то, я любила суши. — Однажды мне попалась тухлая рыба. Извините. Я предпочитаю бургеры.

— Мне нравятся бур…

— Держи, Сара. — Ким подошла к сестринскому посту и пришла мне на помощь с двумя бутылками воды из торгового автомата. — Я подумала, что ты, возможно, тоже захочешь.