Галерея была разделена на несколько секций, в каждой из которых были представлены работы разных художников, и Шейд остался на том же месте. Там было много людей, но пространство было широким, и все были заняты разглядыванием картин, развешанных по стенам, так что было легко не попадаться на глаза другим людям, пока он искал Максена.

– Извини, – сказал он Аполлону, продолжая искать.

– Не обращай на меня внимания, детектив. Я вполне могу стоять в стороне и наблюдать.

Он бы ответил на эти странные слова, но затем заметил знакомую темную копну волос и двинулся вслед за мужчиной, пробиравшимся через галерею.

Максен был стройным, высоким и одет в костюм, хотя и не такой модный, как у большинства присутствующих. Очевидно, он не мог надеть бейсболку, поэтому было легко разглядеть его лицо и опознать. Он не обращал внимания на произведения искусства, но, казалось, кого-то искал, поджав губы и слегка нахмурив брови.

Шейд был всего в нескольких футах от него, собираясь отвести мужчину в сторону, чтобы сказать ему, что его разыскивают для допроса, когда Максен обернулся, чтобы посмотреть через плечо, и увидел его.

Максену потребовалась всего секунда, чтобы осознать происходящее, а затем он бросился прочь, оттолкнув женщину с дороги, вместо того чтобы обойти ее.

Она сильно ударилась при падении, и люди вскрикнули от удивления.

Шейд выругался:

– Он пытается сбежать!

Игнорируя все внимание, которое теперь было приковано к нему, Шейд помчался вдогонку, полный решимости не потерять его на этот раз, как тогда в мэрии. По крайней мере, здесь помещения были шире, что пошло ему на пользу, так как было намного легче держать собеседника в поле зрения, даже когда люди толпились тут и там.

– Направляюсь в заднюю часть галереи, – сказал он команде на случай, если кто-то из них уже был там, чтобы они могли помочь отрезать Максена.

Он ускорил шаг, несколько раз чуть не поскользнувшись в своих парадных туфлях на полированном мраморном полу. Потом чуть не врезался в статую безрукой женщины, в последнюю секунду вывернувшись, чтобы избежать этой катастрофы.

– Подожди, – раздался голос Гейла по связи. – Налево или направо?

– Право. Нет. – Шейд заметил, как Максен внезапно сменил направление. – Налево!

– Черт! Шейд, не...

Предупреждение пришло слишком поздно, так как он уже был у входа в другое помещение. Он повернулся и побежал вслед за Максеном, остановившись в центре толпы.

Это помещение было намного меньше, чем любая другая секция, и, вместо того чтобы смотреть на стены, каждый находившийся внутри человек не сводил глаз с дверного проема. Они были набиты там, как сардины в банке, так что по меньшей мере три дюжины глаз одновременно уставились на Шейда, и, прежде чем он смог сдержаться, он соединился с ними один за другим.

Сбои наступали быстро, словно вспышки, которые приводили его в замешательство и заставляли отступать на целый шаг. Его дыхание участилось, тяжелое и густое ощущение страха окутало его, как теплое одеяло в разгар знойного лета, проведенного в пустыне. Там были и нотки удивления, и беспокойства – за него, понял он, – но дискомфорт был всепоглощающей эмоцией.

Он довольно быстро перешел к худшей стадии. У него перехватило дыхание, пока мозг пытался осмыслить то, что происходило с его телом, и разобраться во всей информации извне. Он задыхался, пытаясь вдохнуть кислород, но только барахтался. Его лицо, без сомнения, покраснело, и он схватился за горло, как будто это каким-то образом могло помочь.

Он задохнется в этой комнате в окружении незнакомых людей.

Меньше чем через минуту он совсем забыл о Максене и даже о том, что тот здесь делал. Он схватился за череп, когда его пронзила невыносимая боль. Это было очень похоже на то, что он представлял себе при ударе молнии, и это действительно поставило его на колени.

Однако, как раз перед тем, как он собирался упасть, сильные руки обхватили его, поймав и крепко прижав к телу.

Он моргнул, пытаясь разглядеть, кто это был, но вместо этого встретился взглядом с одним из зрителей, зашипев, он крепко зажмурил глаза.

– Держись, детектив. – Этот голос, сочный и медовый, пролился на него, как бальзам, когда его наполовину вынесли из комнаты. – Я держу тебя. Держись.

Чудесным образом он смог сделать вдох, затем еще один, вцепившись в руку Аполлона, безмолвно умоляя его заговорить снова. Что-то в его голосе помогло, и, хотя он не понимал почему, Шейд был не в том положении, чтобы отрицать это.

– Что за хрень?! – воскликнул Аксель где-то слева.

Однако Шейд не собирался смотреть.

– Я пытался остановить его, – сказал Гейл.

– Я отведу его в тихое место, – сказал им Аполлон.

– Спасибо, парень, – сказал Дарио. – Шейд, не волнуйся об этом. У нас все получилось.

Он слишком сильно сжал челюсти, чтобы даже попытаться что-то ответить; в следующее мгновение его рука поднялась и легла на плечо Аполлона, и его увели подальше от болтовни и шума. Все время он держал глаза закрытыми, пока не услышал звон и не почувствовал легкое давление, указывающее на то, что он находится внутри лифта. Он моргнул, застонав от боли в черепе, но, по крайней мере, был рад тому, что они остались вдвоем.

Цифры на панели росли, и он нахмурился, глядя на них и пытаясь сквозь боль разобраться в происходящем.

– Крыша, – сказал Аполлон, как будто мог прочитать мысли Шейда. – Почти добрались.

– Продолжай, – Шейд сделал еще один вдох, – говорить.

Аполлон склонил голову набок:

– Это помогает? – Лифт остановился, и он потянул Шейда к выходу. – Пойдем наружу.

Дождь лил как из ведра, барабаня по крыше. Темные тучи заволокли небо, закрывая большую часть света; видеть дорогу помогали только прожектора установленные сбоку здания.

Вдоль стены у входа на крышу тянулся каменный навес, и Аполлон отвел их по меньшей мере на десять футов от двери, а затем прислонил Шейда спиной к прохладному камню. Ветер хлестал вокруг них, и часть дождя относило в их сторону, но в основном им удавалось избегать ливня.

– Дыши. – Аполлон был рядом, тепло его тела и ладонь, которую он держал на плече Шейда, были ощутимым присутствием среди хаоса бушующей вокруг них бури. – Позволь дождю очистить твой разум.

Шейд никогда раньше не делал ничего подобного, но повиновался и закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. Он прислушался к потоку, отрывистый ритм дождя, казалось, проникал в само его существо. Чем дольше он там стоял, тем отчетливее ощущал это.

Его разбушевавшийся разум начал отсеивать шум, с которым он столкнулся внизу, вспышки беспокойства постепенно отступали, и ему становилось все легче и легче. Тяжесть в его груди исчезла, и он сделал глубокий вдох, когда его измотанные нервы пришли в норму.

Он понятия не имел, сколько прошло времени, как долго они вдвоем просто стояли там, слегка забрызганные дождем; но в конце концов спина Шейда выпрямилась и звук, сорвавшийся с его губ, был звуком чистого и тотального облегчения.

Ему никогда раньше не удавалось избавиться от такого Перенасыщения. Никогда. В прошлом, если становилось так же плохо, он просто терял сознание и приходил в себя через несколько часов уже в больнице рядом с Гейлом.

От лекарств, которые ему давали врачи, чтобы стабилизировать его состояние, у него всегда пересыхало в горле, а разум был словно набит ватой. Сейчас все было по-другому. Он чувствовал себя настоящим впервые за долгое время. Его мысли и эмоции ясны и осязаемы.

И его.

Только его.

– Ты выглядел так, словно задыхался, – сказал Аполлон мягко и напряженно, достаточно тихо, чтобы слова были почти заглушены бурей.

– Да. – Голос Шейда звучал так, словно он проглотил наждачную бумагу, а затем снова ее раскрошил. – Иногда такое случается. Такое чувство, будто чьи-то руки обхватывают меня за шею.

Он поднял одну руку, положил ее на шею, чтобы подчеркнуть сказанное, и невесело рассмеялся.

Репортер немного помолчал, а затем спросил:

– Ты чувствуешь себя лучше?

– Это еще мягко сказано. – Ему хотелось пуститься в пространные объяснения о том, что он почти уверен, что никогда в жизни не чувствовал себя таким сосредоточенным, но горло все еще болело от постоянного удушья, и ему не хотелось испытывать судьбу и ставить себя в неловкое положение.

Его кожа остыла, тонкий слой пота теперь вызывал у него озноб, но в хорошем смысле этого слова. Он чувствовал себя странно, но это напомнило ему, что он жив и предоставлен сам себе. И он не мог насытиться этим. Вслепую он протянул руку и улыбнулся, почувствовав, как вода стекает по кончикам его пальцев.

– Холодно, – пробормотал он, довольный. – Обычно я ненавижу холод.

Когда он замерзал, его разуму, как правило, было трудно справиться даже с простыми вещами. Поскольку он и так уже терял контроль над собой, когда испытывал сбой или чувствовал эмоции других людей, то старался избегать вещей, которые могли ухудшить его состояние. Избежать холода было намного проще, чем держаться подальше ото всех без исключения.

– Можно я тебя поцелую?

Глаза Шейда распахнулись, и он замер, уверенный, что ослышался.

Аполлон был менее чем в футе от него и внимательно наблюдал за ним с загадочным выражением на его обычно открытом и дружелюбном лице.

– Что? – спросил Шейд, когда Аполлон не повторил свой вопрос, но репортер, должно быть, истолковал это как отказ, потому что сделал демонстративный шаг назад, подальше от него.

Недолго думая, Шейд схватил его за запястье и притянул обратно.

– Нет, я не это имел в виду. – Шейд рассмеялся, по-настоящему, а не из-за смущения или неловкости. Черт, он, должно быть, действительно чувствовал себя очень хорошо. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз находил что-то по-настоящему забавным. – Просто забавно, что ты спрашиваешь, вот и все.

– Почему это так забавно? – Аполлон не поддержал его веселья. На его лице по-прежнему застыло то загадочное выражение. Однако он придвинулся ближе, упершись ладонями в стену по обе стороны от головы Шейда. – Ты – загадка, детектив. Всегда удивляешь меня. Признаюсь, я немного очарован тобой.