Я со вздохом поднимаю руку и высвобождаю ее. Он отпускает, но смотрит на меня, практически ожидая возражений.

— Спасибо, — произношу немного скованно, потому что скучаю по его теплу. — Могу понять. Я постоянно говорю глупости. — Когда он улыбается, мое лицо заливает жар. — Ты понимаешь, о чем я.

— Да, понимаю. — Улыбка угасает. — Дело в том, Кнопка, что я знаю, что снова облажаюсь. Я к этому склонен.

— Что ж, знание — это наполовину выигранная битва.

Он мягко смеется, звук выходит практически смущенный. А потом затихает и касается зубами уголка своей нижней губы. Напряжение сковывает его худое тело, и когда Джон говорит, речь напряженная и быстрая, словно он с трудом высвобождает слова.

— Не могу выбросить тебя из головы. Я пытался. Но ничего не выходит.

Мое сердцебиение ускоряется.

— Не можешь?

Джон прислоняется плечом к стене.

— Не могу побороть любопытство. Я пытался. А потом увидел с Ричардом, который явно хочет трахнуть тебя...

Я шокировано смеюсь.

— Ох, пожалуйста. Он не хочет.

Темные брови Джона приподнимаются.

— Ты ведь шутишь?

— Ричард — друг. — Который не может перестать говорить об оплате, но все же. — И это все.

— Стеллс, ты, должно быть, слепая или не хочешь видеть. Он смотрит на тебя так, будто мысленно уже продегустировал свои соусы с твоей груди.

Соски внезапно затвердели, но не от того, что я представила, как Ричард делает это. Нет, мои мысли застряли на конкретном рокере, который смотрел на мою грудь так, словно хотел сделать со мной то же самое.

Когда наши взгляды встречаются, его щеки заливает румянец, а челюсть напрягается.

— Ты должна знать. Ты слишком проницательная, чтобы упустить что-то такое.

Я едва сдерживаюсь от насмешки.

— Если он так увлечен, тогда почему практически заставил тебя позвать меня в ресторан?

— Чтобы проверить, хочу ли я тоже тебя трахнуть.

У меня в горле застревает сдавленный звук. Я тяжело сглатываю и бросаю быстрый взгляд на вечеринку. Остановит ли он, если я туда побегу? Вероятно.

Тишина затягивается, и Джон пытается скрыть улыбку.

— Ты не собираешься задать очевидный вопрос?

По моей коже распространяется жар.

— Нет.

Чувствую себя как глупая курица, коей и являюсь. Не могу ничего поделать. Мне нравится считать себя крутышкой, но реальность заставляет думать: «Тревога! Тревога! Горячая рок-звезда подожжет твои трусики и ты сгоришь».

От собственной нелепости сжимаю губы.

Джон поднимает голову и встречается со мной взглядом. Его глаза сияют от удовольствия.

— Хмм. — Он наклоняется ближе. — Вот в чем дело. Я слышал, что Ричард платит за твою компанию и...

— Ты невероятен. — Хмыкаю я и делаю шаг назад. — Я знала, что речь об этом.

— Нет. Ты не понимаешь. Я беспокоюсь о тебе, поняла? — Он снова хватает меня за руку и слегка ее трясет. — Это небезопасно. Мне наплевать, кто и что говорит, или насколько хорошо ты проверяешь своих клиентов. Я видел эскорт на вечеринках. В таких местах, как это. — Свободной рукой он указывает на коридор. — Есть ебанутые, плохие парни, которые, не дрогнув, творят всякое дерьмо с женщинами. И поверь мне, они не похожи на злодеев. Ты не всегда замечаешь их приближение. Достаточно одной мрази, Стеллс.

Джон выглядит таким искренне расстроенным, что мое раздражение тает. Но он в ударе и ничего не замечает.

— Я не пытаюсь пристыдить тебя или осудить, или чем бы ты ни думала, я тут занимаюсь. Да, ладно, мне ненавистна мысль о парнях, которые платят тебе за «удовольствие находиться в твоей компании» как сказал Ричард... который... Могу я теперь сказать? Что это за чертово дерьмо? Он должен быть выше этого. Ты же это понимаешь? В смысле, блядь, — он проводит рукой по волосам, заставляя густые пряди торчать в разные стороны, — твое тело должно быть наградой, а не товаром.

Я прячу улыбку, потому что он очарователен на своей воображаемой сцене, размахивающий мечом из-за меня. И замечаю момент, когда Джон осознает, что я не собираюсь спорить. Он несколько раз моргает, воинственное выражение лица сменяется раздраженным.

— Ты ведь сейчас собиралась позволить мне продолжать, да?

— Это была замечательная речь. — Я больше не сдерживаю улыбку. — Как я могла ее прервать? — Он прищуривается и явно пытается не засмеяться. Улыбаясь шире, я тихо продолжаю: — Я не эскорт, Джон.

Немного расслабляя напряженные плечи, он каким-то образом становится ближе.

— Ладно. Хорошо. Я рад.

Его неестественная манера говорить неуклюжа, совершенно не похожа на природную непринужденность, и мне приходится сдерживать смех. Он явно видит мои страдания и широко улыбается. Воздух между нами меняется. Я испытываю странное головокружение, хочется смеяться от удовольствия, но мне жарко, конечности странно тяжелы, будто простые движения могут оказаться для меня слишком сложными.

Тон становится мягким и уговаривающим, дразня, он вытягивает из меня правду.

— Ты расскажешь мне, чем занимаешься? — Когда я ничего не отвечаю, в уголках его глаз появляются морщинки. — Понятно. Ты собираешься меня немного помучить.

Теплое, неясное чувство растет, когда я пожимаю плечами.

— В этом сценарии пытки кажутся уместными.

Джон снова хмыкает, делая ко мне еще один шаг.

— Что заставляет тебя думать, что мне не понравится быть мучимым тобой?

От тепла его тела и запаха кожи у меня кружится голова и учащается пульс. Как дошло до того, что апогеем сегодняшнего дня стал флирт с Джаксом Блэквудом? Несмотря на волнение, понимаю, что это выше моих сил. Я месяцами не ходила на свидания, потому что быстро привязываюсь, становлюсь эмоциональной, а потом мне больно, когда мужчина неизбежно уходит. И этот человек уйдет. Он такой же яркий и мимолетный, как вспышка фотоаппарата. Я останусь с его образом, выжженным в памяти, и ничего больше.

Я повторяю себе все это голосом, непреклонным настолько, насколько вообще возможно. Но это не заставляет меня отступить. Не заставляет мое тело перестать тянуться к нему, даже не двинувшись. Возможно, это глупо с моей стороны, но хочу почувствовать что-то непредвиденное. Что-то реальное, пусть и ненадолго.

Он слишком настроен на меня, чтобы не заметить. Веки Джона опускаются, когда взгляд скользит вниз по моему телу, прежде чем вернуться к лицу. Он медленно кладет руку на стену рядом с моей головой.

— Скажи мне, Стелла, — бормочет он.

— Нет, — игриво шепчу в ответ, хотя и не стоит.

Его бицепсы напрягаются, он наклоняется, на губах пляшет улыбка.

— Скажи.

Наши груди касаются друг друга, и я чувствую это на кончиках пальцев.

— Ты давишь на меня. — Я ненавижу то, насколько задыхающийся у меня голос.

— Ничего не могу поделать.— Его голос рокочет, тепло дыхания играет на моей коже. Он наклоняет голову так близко, что наши губы почти соприкасаются, и когда снова заговаривает, тон почти обыденный, за исключением хрипотцы, которая достает до самых моих глубин. — Ты пахнешь клубникой. Чертовски вкусно.

Мои веки трепещут, и я с трудом сглатываю.

— В обычной ситуации я бы сказала, что ты мыслишь штампами, но поскольку я ела клубнику, ты не совсем ошибаешься.

Джон легко смеется и откидывается назад, взглядом медленно скользя по моему лицу.

— Она была сладкой, Стелла-Кнопка?

Он смотрит на мой рот так, будто сможет это выяснить. В ответ мои губы подрагивают, и Джон это замечает, его дыхание становится глубже и быстрее.

— У тебя на губе две веснушки. Одна на верхней губе и вторая в уголке нижней.

Долбаные веснушки. Они были проклятием моей юности. Я скрывала их за губной помадой и молча проклинала, когда их кто-нибудь замечал.

Веснушки абсолютно нечувствительны, но клянусь, ощущение такое, словно он их касается.

— Ты только заметил? — Я пытаюсь превратить все в шутку, но выходит как-то вяло и пискляво.

Его губы изгибаются.

— Ох, я заметил. Они чертовски сильно отвлекают. Выглядят как две маленькие ириски. Заставляют меня хотеть лизнуть их, попробовать на вкус.

О боже. Пожалуйста, лизни. Я практически чувствую это. Хочу это почувствовать.

Нет. Плохая Стелла. Веди себя хорошо.

Губы Джона слегка приоткрываются, как если он сейчас смог ощутить этот вкус.

— Отвали, — шепчу я.

И снова мои предательские руки сами собой находят путь к его бокам, проходятся над поясом джинсов, удерживая мужчину на месте.

Джон издает горловой звук и, приподняв бедра, прижимается ко мне. Ощутимая выпуклость толкается в мой живот. Мы оба затаиваем дыхание, а потом он подвигается ближе, касаясь щекой моего виска.

— Сначала ты должна меня отпустить.

Большими пальцами скольжу под край его рубашки и нахожу гладкую, упругую кожу. Дрожь пробегает по его телу. Я пытаюсь думать, вспомнить, о чем, черт возьми, мы говорили.

Он проводит губами по моей скуле, шепча напротив кожи:

— Скажи мне, Стелла, чем ты занимаешься. Ты же знаешь, что хочешь этого.

Моя улыбка кажется незаконной. Каким-то образом действие напрямую связано со всеми моими счастливыми частями, вызывая жар и тянущее ощущение.

— Не думаю, что это так.

Снова хмыканье.

— Лгунья. Ты тоже умираешь от желания.

Я легонько смеюсь. Так хорошо делать это с ним, дразнить и раскачиваться напротив друг друга... два тела, неспособные быть отдельно. Кончиками пальцев касаюсь его кожи, следуя по краю джинсов, и он дрожит.

— Кнопка...

Это предупреждение.

Стоило бы прислушаться. Знаю, что стоило бы. Но он теплый и крепкий, и пахнет как мой лучший сон.

— Да?

Он медленно выдыхает.

— Не знаю. Я забыл, о чем мы говорили.

Мы оба смеемся, тихо и легко.

— Хочешь знать, чем я занимаюсь? — спрашиваю немного заторможено, потираясь щекой о его щеку.

— Да. — Шепот мне в ухо. — Да.

Меня омывает томный жар. Я прислоняюсь к стене, и его толстый твердый член вдавливается в мой холмик — единственное, что удерживает меня на ногах. Там начинается пульсация. Я толкаюсь в ответ, чтобы ослабить давление, и мы оба издаем страдальческий, беспомощный, нуждающийся стон.