К тому времени, как мы зашли внутрь, Сэйнт оттолкнул Спринцовку с дороги, а Киан ударил кулаком в стену, когда Сэйнт достал пару красных кружевных трусиков из ящика под кроватью.

Татум резко вдохнула, и я придвинулся поближе, чтобы посмотреть, что там еще было. Фотографии, нижнее белье, копия ее расписания, спортивный бюстгальтер, грязное полотенце.

— Чья это комната? — Татум зашипела, а Сэйнт зарычал от ярости, когда сбросил трусики и прошествовал мимо нас, яростно стуча по своему мобильному телефону большими пальцами.

— Я отправил сообщение Монро, и он уже ведет его к нам, пока мы разговариваем, — прорычал он, вылетая из общежития, не назвав нам имени преступника, и мы были вынуждены поспешить за ним.

Мы зашагали по каменной дорожке, Сэйнт шел впереди, а Киан ругался так красочно, что мог бы заставить покраснеть шлюху.

Темный силуэт Монро двигался к нам со стороны столовой, и низкое рычание ярости сорвалось с моих губ, когда я заметил неуклюжую фигуру, которую он тащил за собой.

Пальцы Татум переплелись с моими, и я крепко сжал ее, когда мы вместе двинулись вперед, чтобы встретиться лицом к лицу с ее мучителем.

Киан бросился бежать с рычанием абсолютной ярости и врезался в парня, когда Монро толкнул его вперед, повалив на землю с тошнотворным стуком, прежде чем врезаться в него со всей яростью тьмы, которую он держал глубоко внутри.

Мы поспешили ближе, и бледная луна выскользнула из-за облаков, осветив окровавленное лицо подонка, ответственного за угрозу нашей девочке.

— Тоби? — Татум ахнул, когда я спросил: — Ударник?

Киану надоело выбивать из него все дерьмо, и он обхватил двумя огромными руками горло Тоби, швырнув его головой обратно на тропинку, когда начал выдавливать из него жизнь.

Тоби бился под ним, его глаза были дикими от страха, в то время как остальные из нас просто, блядь, наблюдали.

— Хватит, — прорычал Сэйнт, когда стало казаться, что Киан может раздавить его гребаный пищевод.

Когда он не остановился, Монро наклонился вперед, чтобы оттащить его, и мне пришлось отпустить Татум, чтобы я тоже мог помочь.

Киан наконец отпустил его, и мы оттащили его назад с окровавленными костяшками пальцев и потемневшими глазами, обещающими еще больше насилия.

— Что происходит? — Тоби задохнулся, дрожа и съежившись на полу между нами.

— Тебе нравится наша девочка, Тоби? — Спросил Сэйнт голосом, в котором слышались лед и обещание боли. — Тебе нравится ходить за ней по пятам и дрочить на нее в кустах? Тебе нравится фотографировать ее и посылать ей маленькие извращенные подарки, чтобы попытаться напугать ее?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — выдохнул Тоби, его испуганный взгляд упал на Татум, как будто он умолял ее о помощи.

Я с яростным рычанием ударил его ботинком в бок.

— Не смей смотреть на нее! — Закричал я, и когда он перевел взгляд на меня, в его взгляде мелькнуло предательство, как будто он не мог поверить, что я был частью этого. Но он действительно думал, что наша дружба защитит его от этого? Неужели он действительно думал, что я буду ценить это больше, чем безопасность Татум?

— Мы нашли твой клад в твоей комнате, — выплюнул я. — Так что прекрати, блядь, нам врать. Мы знаем, что ты преследовал ее.

— П-преследовал? — Тоби запнулся, его взгляд снова метнулся к Татум. — Я не… я не… я не стал бы…

На этот раз Монро был тем, кто ударил его, и Киан мрачно рассмеялся, когда новый Ночной Страж снял свой значок директора в защиту нашей девочки.

— Позволь мне объяснить тебе это, подонок, — прошипел Сэйнт, наклоняясь так, что Тоби был вынужден посмотреть на него. — Татум Риверс принадлежит нам. Доступ к ней закрыт для всех, кроме Ночных Стражей. Так что никто не смеет прикасаться к ней, смотреть на нее или даже, черт возьми, думать о ней так, как будто она может когда-нибудь принадлежать им. Ты всерьез думал, что тебе сойдет с рук терроризирование ее прямо у нас под носом? Я могу только предположить, что ты хотел обрушить на себя наш гнев. Может быть, тебе действительно понравилось быть Невыразимым в прошлый раз? Может быть, тебе нравится быть низшим из низших.

Тоби захныкал, переводя взгляд с меня на него, ища пощады и не находя ее.

— Я этого не делал, — пробормотал он, как будто всерьез думал, что сможет избежать этой участи после того, как мы нашли все это дерьмо у него под кроватью.

— Я думала, ты мой друг? — Татум выдохнула, а Тоби просто уставился на нее в ответ, делая вдох за выдохом, пытаясь оправиться от атаки Киана. — Почему ты так поступил со мной?

Он просто начал качать головой, и я потянул Татум за руку, чтобы снова оттащить ее назад. Я не хотел, чтобы она была рядом с ним. Никогда. Если я добьюсь своего, он больше никогда в своей жалкой жизни не посмотрит на нее своими грязными глазами.

— Теперь ты — ничто, — прошипел Сэйнт, его глаза обезумели, а руки сжались в кулаки, когда он посмотрел вниз на дрожащего парня между нами. — Это только начало. Каждый божий день кто-нибудь из нас будет находить тебя и пытать каким-нибудь новым и еще более дерьмовым способом. Мы будем приходить в любое время дня и ночи, никогда не сообщая тебе, когда именно, и заставляя тебя жить в страхе перед собственной гребаной тенью.

У меня по коже побежали мурашки от мрачности его слов, но я не возражал против них. У меня было более чем небольшое искушение ослабить хватку на Киане прямо сейчас и позволить ему закончить то, что он только что начал.

— Но я дам тебе выход, — предложил Сэйнт. — У тебя есть один-единственный способ заставить нас остановиться. Когда ты не выдержишь еще одного дня, ты придешь к нам и будешь умолять отрезать тебе гребаные яйца. Мы сделаем тебе жизнь настолько невыносимой, что однажды такая судьба будет предпочтительнее, чем прожить еще один момент, когда мы придем пытать тебя. Ты в буквальном смысле предпочтешь жизнь без яиц — жизни с нами в ней. Ты будешь умолять нас кастрировать тебя, и мы это сделаем. И тогда, только тогда ты избавишься от нас навсегда.

Я ни за что, блядь, не отрежу парню яйца. Очко за то, что напугал его, черт возьми.

Тоби жалобно захныкал, и на его промежности появилось мокрое пятно, пачкая брюки, когда он задрожал под нами.

— Тебя больше не зовут Тоби, — прорычал я, не забывая правильно сыграть эту роль, даже когда мне до боли хотелось уничтожить его за то, что он, блядь, сделал с нашей девочкой. Насилие, терроризирование, все это. — Ты Сталкер. И с этого дня ты не будешь называться никак иначе.