Это обстоятельство было очень важным. Неудача маневра 2-й танковой армии, предпринятого, чтобы отрезать находившимся к востоку от Вислы войскам противника пути отхода на запад, неблагоприятно повлияла на всю обстановку в этом районе. Теперь войска правого фланга 1-го Белорусского фронта, утомленные длительным и непрерывным наступлением через Белоруссию, не могли быстро выйти к Варшаве. Кроме того относительная устойчивость гитлеровских войск на линии Седлец, Минск-Мазовецкий таила новую, очень большую угрозу для войск, достигших Вислы южнее Варшавы. Как засвидетельствовал К. К. Рокоссовский корреспонденту французской газеты "Монд" Анри Маньяну, любая попытка советских армий форсировать Вислу могла бы привести к поражению. "Мы находились под угрозой удара по нашему флангу. Вот и вся проблема",- закончил беседу с журналистом командующий фронтом.

Нужно сказать, что события под Варшавой не сразу получили должную оценку. Представитель Ставки Г. К. Жуков, командование фронта и Генштаб первоначально не придали им особого значения, полагая, что враг вскоре будет сломлен. Но дни шли, а положение не улучшалось. Мало того, время форсирования Вислы откладывалось и на первое место вставала задача удержать столь выдвинутые вперед позиции. По мнению командующего 1-м Белорусским фронтом, противник располагал примерно 20 дивизиями для удара с севера на юг вдоль восточного берега Вислы по войскам левого фланга фронта, достигшим этой реки, и мы ждали, что враг обязательно нанесет такой удар.

Все это отнюдь не означало, что советское командование сложа руки ожидало флангового удара. Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский, а с ними и Генеральный штаб с начала августа 1944 г. предприняли энергичные попытки уничтожить группировку врага на подступах к Варшаве. Об этом свидетельствуют и не один раз состоявшиеся в Ставке обсуждения дальнейших действий 1-го Белорусского фронта, и непрерывные длительные бои, сорвавшие активные и такие опасные контрмероприятия противника. Однако к благоприятному для нас перелому обстановки под Варшавой это не привело.

Говорю о перипетиях военной действительности не только потому, что они интересны сами по себе. Они важны в связи с восстанием в оккупированной врагом Варшаве.

В то время как Советское правительство в заявлении 26 июля 1944г. ясно и открыто изложило свои взгляды относительно Польши. Миколайчик и его лондонская компания вели двойную игру. Оказывается, еще 24 июля эмигрантское правительство и командование Армии Крановой{34} приняли решение поднять восстание в Варшаве, причем обязательно до вступления туда советских войск. Цель этого авантюрного решения состояла в том, чтобы, захватив столицу, утвердить свои органы власти, противопоставить их временному правительству демократической Польши.

Характерно, что вопрос о времени восстания в Варшаве (кодовое название "Буря") обсуждался давно. И главнокомандование Армии Крайовой докладывало тогда в Лондон, что успеха восстания достигнуть невозможно. Но когда на освобожденных землях появились органы народной власти, так называемая делегатура эмигрантского правительства и командование Армии Крайовой изменили свое мнение. 25 июля главком Армии Крайовой генерал Тадеуш Бур-Комаровский сообщил в Лондон: "Готовы в любую минуту к битве за Варшаву..."

Ни Советское правительство, ни командование Красной Армии, ни органы народной власти Польши, ни Войско Польское в известность о восстании не были поставлены и данных о его подготовке не имели. Если верить военному командованию союзников, то и оно ничего не знало.

Подчиненное лондонскому правительству командование Армии Крайовой всячески стремилось изолировать район Варшавы от советских войск. Части подпольной Армии Крайовой по указанию Бур-Комаровского отказались вступить в контакт с нашими войсками и согласовать с ними свои действия. Об этом, как только был взят Люблин, нас известил К. К. Рокоссовский.

Командование Армии Крайовой, представители лондонского правительства и группа их ближайших сотрудников пусть по-своему, но очень внимательно следили за ходом вооруженной борьбы на советско-германском фронте, в первую очередь под Варшавой. Они понимали, что в недалеком будущем чаша весов склонится на сторону Красной Армии, и, чтобы не было в Варшаве власти народа, стремились установить там свою власть - господство буржуазии и помещиков. Боясь опоздать, организаторы восстания неоднократно переносили день и час начала действий в столице. Они надеялись овладеть положением в столице Польши именно до подхода советских войск и 1-й польской армии, которая влилась теперь в созданное Войско Польское.

Возможно, они надеялись, что западные союзники помогут им высадить воздушный десант - он послужил бы некоторой опорой для польского правительства в Лондоне. Однако верховное командование Великобритании и США еще осенью 1943 г. определенно дало понять лондонскому правительству, что последнее не может рассчитывать на поддержку восстания со стороны англосаксов вообще и особенно с воздуха{35}.

Конечно, английские реакционеры - эти расчетливые политики понимали, что варшавское восстание направлено против Советского Союза, но не могли идти на риск в таком деле, как помощь повстанцам: ведь помогать им по воздуху означало подвергать опасности жизнь английских летчиков и собственные машины. Сильная немецкая противовоздушная оборона выводила их из строя. Англичане решили прекратить полеты.

Организаторы заговора не собирались поднимать восстание в те дни, когда советские войска были под Минском и восточное Ковеля, а ждали, пока фронт приблизится к Варшаве. Это позволяло им надеяться, что наши армии не опоздают, если восставшие окажутся в трудном положении, и вызволят их из беды.

Успех любой операции - и самой малой и самой крупной - зависит от многих факторов. Среди них не последнее место принадлежит плану действий. Особенно важен такой план для восстания - весьма сложной формы вооруженной борьбы. Общеизвестно, что даже самый лучший по замыслу и цели план обречен на провал, если он не соответствует обстановке и не имеет необходимого обеспечения.

Мне не пришлось держать в руках план "Буря", в рамках которого главнокомандование Армии Крайовой задумало осуществить восстание своих отрядов в Варшаве. Однако есть бесспорное свидетельство, что время начала восстания по решению генерала Бур-Комаровского было передвинуто накануне решающих событий со 2 августа (или более позднего срока) на 17 часов 1 августа 1944 г. Столь ответственный акт командования Армии Крайовой был совершен без учета реальных возможностей проведения необходимых мероприятий по сбору сил повстанцев, их вооружению, организации боевых действий. Как указывал один из историков варшавского восстания Адам Боркевич, вместо двенадцати часов, предусмотренных ранее для приведения сил повстанцев в состояние полной боевой готовности, теперь в отдельных районах и отрядах имелось реально только пять. Это решение дезорганизовало восстание в его зародыше и перечеркнуло все то, что было подготовлено за ряд лет. Остался лишь высокий боевой дух повстанцев.

Существовавшие на бумаге наметки задач относительно сроков и объектов нападения отрядов в таких условиях становились невыполнимыми. Даже элементарная связь между силами повстанцев не везде была организована.

В назначенный день (но из-за различных условий в разное время) подпольные отряды Армии Крайовой начали восстание. Многие солдаты разыскивали своих командиров, те и другие не знали, где фактически находятся склады вооружения и снаряжения. Внезапность действий была потеряна, и враг сумел занять все ключевые пункты связи, сообщений, энергетики. Повстанцы не смогли в силу указанных выше обстоятельств действовать достаточно целеустремленно и произвести сколь-нибудь мощный первый удар. Натиск на врага оказался слабым: ведь во всех отрядах Армии Крайовой насчитывалось всего-навсего 16 тыс. человек, причем ручное стрелковое оружие (другим почти не располагали) было лишь у 3,5 тыс. из них.