ТРИНАДЦАТЬ

Остин

Я БЫЛ ЗОЛ НА СЕБЯ.

И на Веронику.

Если бы она не подтолкнула меня, я бы никогда не произнес эти слова вслух. И, более того, если бы она не выглядела все время такой красивой, может быть, я бы смог хоть немного успокоиться! Зачем ей понадобилось носить эти укороченные топы? А эта красная помада? Или ее великолепные ноги?

И убьет ли ее то, что она не будет так хорошо пахнуть? Каждый раз, когда мы пересекались — хотя, поверьте, я старался избегать этого всю неделю, — я улавливал аромат ее парфюма, шампуня или чего там еще, и это чуть ли не ставило меня на колени. Она пахла как чертов кекс.

Не говоря уже о том маленьком шоу, которое она устроила в окне. Как она посмела так снять свой топ! Я даже дышать не мог, глядя на то, как она развязывает эти ниточки. Воспоминание о ее обнаженной спине преследовало меня, наряду с ощущением ее языка на моем большом пальце, вершины ее бедра вдоль моей руки, мягкости ее живота под моими губами.

Я собирался проиграть это гребаное пари.

Я нахмурился, когда мой член начал затвердевать, неловко ерзая на водительском сиденье грузовика. Я только что выехал из аэропорта, проводив детей, и у меня было дерьмовое настроение. Я знал, что они в безопасности — видел, как сопровождающий у выхода на посадку проводил их прямо в самолет, рейс был беспосадочным¹⁷, и их выпроводят как “несовершеннолетних без сопровождения” и доставят прямо к Сансе в Сан-Диего, которая будет ждать у выхода.

И они были так взволнованы. Прошлой ночью они почти не спали после того, как поговорили с мамой по FaceTime, и по дороге в аэропорт бесконечно щебетали обо всех забавных вещах, которыми она обещала им заняться — серфингом, гончарным делом и плаванием в океане. Когда они обняли и поцеловали меня на прощание, они не проронили ни слезинки.

Ты должен быть рад этому, сказал я себе. Ты растишь смелых, любознательных, общительных детей, которые не боятся приключений. И им полезно знать свою маму.

Но неделя без них была тяжелой.

Дело не в том, что я не доверял Сансе позаботиться о них — при всем ее двойственном отношении к материнству, она обожала их и на самом деле была очень добра с ними, как классная тетя.

Но я уже скучал по их тихим голосам на заднем сиденье, по тому, как они смеялись, задавали вопросы или даже спорили. Вероника предложила поехать со мной, но я сказал ей, что мне не нужна компания. Остаться с ней наедине не казалось хорошей идеей.

Я боялся этой поездки в Чикаго. Только мы вдвоем в тесноте шестичасовой поездки, перспектива столкнуться с ее бывшим и необходимость держать себя в руках. Я даже попросил Ксандера поехать с нами, но он сказал, что не может проводить так много времени вдали от бара — он надеялся открыться до начала плей-офф MLB ¹⁸ .

Честно говоря, я думал, что он вешает мне лапшу на уши, потому что он все время, блядь, намекал на то, что мы с Вероникой переспали. Когда я вернулся домой, он был дома и снова выходил из гаража со своей циркулярной пилой.

— Чувак. Ты мог бы хотя бы спросить, — сказал я, встречая его на полпути по подъездной дорожке. Я задавался вопросом, дома ли Вероника, и не позволял себе заглядывать в ее квартиру.

— Я собирался. — Ксандер пожал плечами. — Тебя здесь не было. С детьми все в порядке?

— Да.

— Когда они вернутся?

— Через неделю. начиная с завтрашнего дня.

— Ты в порядке?

Я пожал плечами.

— Ты должен прийти сегодня вечером. В “Сломанной спице” играет отличная группа.

— Мне что-то не хочется.

— Да ладно, сегодня субботний вечер! Не будь таким старикашкой. Выпьем пару кружек пива, послушаем хорошую музыку, поговорим о людях, которые нам не нравятся, подеремся в баре.

Я хмыкнул. — Не искушай меня.

— Я заеду за тобой в восемь, дедуля, — сказал он, продолжая спускаться по подъездной дорожке с моей пилой. — Будь готов.

Я должен был догадаться, что он пригласит и ее тоже.

Она уже сидела на переднем сиденье его внедорожника, когда я подошел к нему, и хотя мне хотелось развернуться и вернуться в дом, я не видел способа сделать это, не выглядя придурком.

Как только я сел в машину и захлопнул дверцу, они оба оглянулись на меня — Ксандер с хитрой ухмылкой, Вероника с извиняющимся выражением лица.

— Прости, — сказала она, поджимая свои соблазнительные алые губы. — Я не знала, что ты придешь, иначе села бы на заднее сиденье.

— Все в порядке. — я бросил на Ксандера косой взгляд.

— Ты уверен, что тебе достаточно места? — спросила она. — Я могу поменяться с тобой местами. Или подвинуть свое сидение.

— Я уверен.

— Ты что-нибудь слышал от детей? — спросила она. — Они нормально добрались до туда?

— Да. Они позвонили мне около часа назад. С ними все в порядке.

— О, хорошо. — она выглядела успокоившиеся. — Я думала о них весь день.

Ей действительно нужно было перестать делать и говорить приятные вещи. Я не был уверен, что смогу хотеть ее еще больше,чем уже хотел. Я отвернулся к окну и решил не обращать на нее внимания остаток ночи.

Но это было невозможно.

Сидя напротив нее за столиком в конце "Сломанной спицы", я дергал ногой под красной клетчатой скатертью, и это не попадало в такт музыке. Бар располагался в переоборудованном сарае на старой молочной ферме недалеко от города и пользовался большей популярной среди местных жителей, чем у туристов. Сегодня вечером здесь было полно народу, и все остальные наслаждались музыкой, танцевали под любимые песни и старую классику, пили пиво, играли в бильярд, разговаривали, смеялись и флиртовали, в то время как заведение пульсировало в изнуряющем ритме субботнего вечера в маленьком городке.

Поскольку Ксандер был за рулем, я позволил себе выпить на пару кружек пива больше, чем обычного, надеясь, что алкоголь заглушит мои чувства.

Это не сработало.

Угрюмый и напряженный, я сидел нахмурившись, в то время как все остальные хорошо проводили время. Знакомые лица останавливались у нашего столика, хлопали Ксандера по спине и спрашивали о прогрессе в его баре, представлялись Веронике и кивали мне. Несколько человек пытались завязать со мной разговор, но я оставался задумчивым и необщительным.

Пару раз друзья спрашивали, все ли у меня в порядке, и я огрызался: — Я в порядке. Потом я возвращался к своему пиву и притворялся, что не замечаю женщину напротив, мое тело горело от желания к ней. Она развернула свой стул лицом к группе, не то чтобы я винил ее. Я бы тоже не хотел смотреть на свою сердитую физиономию.

Ее кожа, напротив, казалось, светилась под гирляндами праздничных огней, которые образовывали навес над нашими головами. На ней была маленькая красная юбочка с цветами, которая развевалась каждый раз, когда она танцевала, демонстрируя крошечные черные шорты для йоги под ней. И она много танцевала — каждый раз, когда ее кто-нибудь приглашал. И она была лучшей танцовщицей в мире, легко вращаясь и переступая с ноги на ногу, в сравнении с которой даже неуклюжие, страдающие артритом старики выглядели как Фред Астер. С каждой песней она становилась все более раскрасневшейся и красивой, в то время как я становился все более злым и угрюмым, все ниже опускаясь в своем кресле.

Заиграла песня, и она вскочила на ноги. — О, мне нравится эта песня! Кто-нибудь хочет потанцевать со мной? — она с надеждой оглядела наш столик.

— Я немного устал, — сказал Ксандер, солгав сквозь зубы. — Остин, почему бы тебе не пойти потанцевать?

— Нет. — я схватил свое пиво и сделал глоток.

— Пожалуйста, Остин? — Вероника с надеждой посмотрела на меня, и у меня все сжалось в груди.

— Иди. — Ксандер толкнул меня локтем. — Она даже может заставить тебя хорошо выглядеть.

— Мне этого не хочется, — огрызнулся я.

Ее лицо вытянулось, и она уже собиралась сесть, когда к столику подошел незнакомый мне парень и улыбнулся ей. Он был симпатичным, возможно, лет двадцати с небольшим, высокий, со светлыми волосами и жилистым телосложением. Мне захотелось немедленно надрать ему задницу.

— Привет. Не хочешь потанцевать? — вежливо он спросил ее.

Вероника, славу богу, начала качать головой, но потом вдруг взглянула на меня, а затем просияла от восторга, поджав алые губы. — Спасибо, я бы с удовольствием!

Он предложил ей руку, она взяла его под нее, и они направились на танцпол.

Мой позвоночник выпрямился в кресле, и я так крепко сжал кружку с пивом, что костяшки пальцев побелели.

— Что-то не так, брат? — протянул Ксандер.

Наблюдая, как блондин заключает Веронику в объятия, я почувствовал себя так, словно кто-то только что ввел мне в вены расплавленное стекло. Я даже не смог ответить на вопрос, кипя от ярости, когда она рассмеялась над чем-то, что он сказал, откинув голову назад.

— Чувак, ты выглядишь сумасшедшим, — сказал Ксандер. — Почему ты, блядь, просто не сказал ”да", когда она тебя спросила?

Рука парня на спине Вероники опустилась предательски низко. Я, кажется, зарычал.

— Ты ведешь себя нелепо. Когда эта песня закончится, пойди и пригласи ее на танец.

— Я не люблю танцевать.

— Ну, она любит, так что, если ты не хочешь сидеть здесь и смотреть, как она танцует с другими парнями, пока ты весь вечер ворчишь, как ревнивый пещерный человек, тебе лучше пойти и вмешаться.

— Я не ревную, — выпалил я.

— О, нет? — Ксандер рассмеялся. — Значит, если он попросит ее потусоваться после этого, ты не будешь против? Может, отвезти ее к нему домой? Привезти ее домой поздно?

— Меня это устраивает, — солгал я, желание перевернуть стол нарастало в моей груди и распространялось по рукам. — Сегодня у нее выходной. Она вольна делать все, что ей заблагорассудится.

— Господи Иисусе. Я не могу на это смотреть. Пойду возьму еще пива, хочешь?

— Нет. — все мое внимание было сосредоточено на танцполе. Мне не хотелось ничего, кроме нее. Я так сильно хотел ее, что, когда песня закончилась и все замолчали, чтобы поаплодировать, я встал из-за стола и направился в их сторону.