ГЛАВА 18

ДОМИНИК

— Что, черт возьми, здесь произошло? — Прорычал я, зажав нос рукой, чтобы заглушить вонь застоявшейся крови, и перешагивая через трупы людей на полу.

Сейчас семь часов утра, прошло двадцать минут с тех пор, как мне позвонил Данте и сообщил, что на один из наших складов напали.

Данте сжимает кулак и бьет им в кирпичную стену.

— Я ни хрена не понимаю, чувак. Я приехал сюда ровно в шесть, чтобы записать груз, прибывший вчера вечером. Я чувствовал запах крови на расстоянии фута, а когда вошел, увидел это дерьмо. Кто-то напал на склад, — добавляет он, как будто это не очень очевидно.

Злобно пыхтя, я достаю из нагрудного кармана пачку сигарет, которые ношу с собой, но никогда не курю, и засовываю одну между губами.

— Тебе нужна зажигалка, Капо? — Спрашивает Данте.

Я поднимаю бровь в его сторону. Мои нервы дергаются от ярости, и я клянусь, что вижу только красное. По меньшей мере десять моих людей мертвы, а партия наркотиков стоимостью в миллионы долларов пропала.

Данте чиркает зажигалкой, и я вдыхаю, закрывая глаза, когда пепельный дым смешивается с горечью в моем желудке. По идее, он должен расслаблять, но от него у меня зудит в горле от жажды крови.

Открыв глаза, я выдыхаю дым и смотрю на Данте.

— Я был здесь прошлой ночью. Кто бы ни сделал это дерьмо, он знал, что я здесь, и ждал, пока я уйду.

Данте, похоже, задумался, когда в склад ворвался Маркус, ломая пальцы, и ярость на его лице совпала с моей.

— Что, черт возьми, здесь произошло?

— Что, черт возьми, по-твоему, произошло? — Данте огрызается. — Рождественская вечеринка?

Маркус оглядывается по сторонам, не закрывая нос, и кажется, что запах его ничуть не трогает.

— Это русские ублюдки.

— Нельзя быть слишком уверенными, что это сделали русские, — говорю я. Кирилл, конечно, гребаный неудачник, но он не настолько глуп, чтобы начать открытое нападение на меня, как в этот раз.

— Тогда кто? — Фыркает Маркус. — Ирландская мафия? Каморристы?

Мои глаза встречаются с его глазами, когда он говорит: "Каморристы".

Маркус качает головой.

— Нет брат. Каморристы - ссыкуны, они бы не стали так на тебя нападать. Эти ублюдки намочили бы штаны, если бы ты на них посмотрел.

— Именно поэтому я их и подозреваю. — Русские не стали бы рисковать моим гневом и человеческими жертвами. К тому же Кирилл - гордый человек. Дрянь, но, тем не менее, гордая старая свинья. Если бы он сделал что-то подобное, он бы хотел, чтобы я знал, что это был он.

Я втягиваю дым.

— Есть новости от Алексея?

— Нет, — отвечает Данте. — Он старается избегать нашей территории.

— Избегание наших территорий не принесет ему ничего хорошего. Я дал ему достаточно времени, чтобы принять решение. Если он не принял решение, это его вина. — Хватит с меня терпения. Я слишком чертовски зол, чтобы быть милосердным.

— Скажи слово, и я убью его, брат, — говорит Маркус.

— В этом нет необходимости. — По крайней мере, пока. Я делаю последнюю затяжку, бросаю сигарету на пол и наблюдаю, как она медленно пачкается кровью. Я наступаю на нее своей кожаной туфлей Tom Ford.

— Что же мне делать?

— Найди его и приведи ко мне сегодня вечером. — Я засовываю руки в карманы, тяжело дыша, стараясь не выдать своего гнева. — Разберитесь с этим беспорядком и убедитесь, что об их семьях позаботились.

***

— Я слышал о нападении на ваш склад, — говорит Алексей. Он изменился по сравнению с тем, когда я видел его в последний раз.

Слишком изменился, чтобы мне нравиться.

На нем черный костюм, сшитый на заказ, одна нога скрещена на другой, на губах высокомерная ухмылка, и он потягивает мой дорогой виски. За ним стоят десять человек, все десять выглядят свирепо и готовы отдать за него жизнь.

У меня возникает искушение направить на него свой пистолет, чтобы убедиться, что они это сделают.

Прошел месяц с тех пор, как он шнырял по моей территории. Тридцать гребаных дней прошло с тех пор, как мои люди схватили его и привели ко мне, как гребаное ничтожество, связанное веревкой.

Однако он уже не похож на того парня, каким был в ту ночь. Его аура стала темнее, а его присутствие вызывает уважение. Мне не нравится этот парень, но я должен сказать, что горжусь им. Во всяком случае, я думаю, что он станет чертовски хорошим союзником. Это, конечно, только в том случае, если он не имеет никакого отношения к нападению на склад. Если же он причастен, то сегодня я приготовлю из него пищу для червей.

Я откидываюсь на спинку стула, и на моих губах появляется мрачная улыбка. Мы находимся в офисе одного из моих клубов, вдали от грохочущей музыки и неоновых огней, которые я ненавижу. Только поэтому я и могу улыбаться.

Эти мерцающие огни доводят меня до грани безумия, когда я нахожусь рядом с ними.

— Я чувствую сочувствие в твоем голосе?

— Скорее соболезнование. Простите меня, мистер Романо, но моя жизнь была сущим адом. К сожалению, у меня больше нет сочувствия. — В его голосе чувствуется русский акцент. Я его ненавижу.

— Осторожнее, Алексей. Ты еще не король.

— Но и не нищий. Пока что я хочу считать себя королем без трона. — Он делает еще один глоток своего напитка. — Чем я обязан этому приглашению?

— Полагаю, ты уже знаешь. Я не могу больше ждать твоего ответа.

— Боюсь, у меня пока нет ответа на ваше предложение.

Я смотрю на него с минуту. Этот маленький засранец каким-то образом умеет действовать мне на нервы.

— Я понимаю, — говорю я ему. — Думаю, ты также понимаешь, почему я не могу позволить тебе уйти отсюда живым.

Он замирает на своем месте, в его глазах мелькает гнев и что-то, что я не могу определить. Затем из его губ вырывается смех, сгущая воздух. Чертов психопат.

— У тебя нет чувства юмора, брат. Расслабься, я просто пошутил, — сардонически говорит он. — Ты не можешь быть уверен, что мой отец имеет отношение к нападению на твой склад.

— Я знаю. Я не буду нападать, пока не буду уверен, но я не хочу ждать до тех пор.

Алексей откинулся в кресле, изучая меня своими острыми, расчетливыми глазами.

— Итак, Доминик, скажи мне, какой у тебя теперь план?

Я скрестил пальцы перед собой, не сводя с него взгляда.

— Во-первых, мне нужно знать, причастен ли ты к нападению на мой склад. Будь честен со мной, Алексей.

Он встречает мой взгляд прямо, его ухмылка исчезает, превращаясь в более серьезное выражение.

— Я не трогал твой склад, Доминик. Я обижен на своего старика, а не на тебя.

В его словах звучит убежденность, но в нашем мире искренность может быть фасадом. Приходится поверить ему на слово, по крайней мере пока.

— Хорошо, — говорю я, осторожно принимая его ответ. — Но, если я узнаю обратное, этот союз рассыплется быстрее карточного домика.

Алексей кивает, выражение его лица мрачно.

— Я понимаю, о чем идет речь, Доминик.

— Итак, что касается пропавшего груза, — продолжаю я, переводя разговор в деловое русло. — Мне нужно, чтобы ты нашел его и вернул мне. Он стоит сто миллионов, и его потеря может иметь далеко идущие последствия.

Алексей наклоняется вперед, его глаза сосредоточенно сужаются.

— Я сделаю все возможное, чтобы разыскать его. Мои связи должны помочь. Но не жди, что я сделаю это по доброте душевной, Доминик.

Я тихонько хихикаю.

— Меньшего я и не ожидал. Ты, конечно, получишь свою долю. Но помни, у нас есть договоренность. Ты не будешь вмешиваться в мои операции, а я не буду вмешиваться в твои.

— Убрать моего отца – это моя война, а не твоя, Доминик. Я не слабак, который прячется в углу, пока настоящие мужчины сражаются.

Я откинулся на спинку кресла.

— У твоего отца много союзников. Многие не будут просто сидеть и смотреть, когда его убьют. Поверь мне, у тебя будет еще много битв, но эта - моя.

Сердце заколотилось, пока я ждал его решения. Ярость медленно ползет по спине, и я не уверен, как долго еще смогу ее сдерживать. Мне нужно защитить семью и уничтожить того, кто стоит за нападением, пока Елена или Лукас не пострадали.

Пока я буду занят обеспечением безопасности своей семьи и устранением ущерба, который нанесет мне потеря этого груза, Алексей найдет груз и приведет ко мне вора. Независимо от того, замешана Братва или нет, мой союз с ним останется в силе.

— Мы договорились, — говорит Алексей. — Я знаю, что ты Капо и город скоро будет твоим, но предай меня, и я умру, лишь бы с тобой расправиться.

— Капо Коза Ностры никого не предает. Это оскорбление нашей гордости и чести как состоявшихся мужчин.

Алексей кивает. Мы оба пьем за наш новый союз.

— Твой отец до сих пор не знает, что ты в Нью-Йорке? — Спрашиваю я, чувствуя, как тепло от моего напитка проникает в горло. Виски хорошей марки достигает того, чего не может достичь сигара. Он кипит во мне и успокаивает бурю, которую разбудило утреннее нападение.

Он пожимает плечами.

— Да. Мой дорогой старый отец ожидает визита, я полагаю. Я планирую навестить его в ближайшее время.

Странно, но я чувствую что-то, может быть, жалость к Алексею. Мой отец не был идеальным, как и все люди в нашем мире. Но ненавидеть собственного сына – это совсем другой уровень жестокости. Я не могу понять этого, ведь я бы отдал жизнь за Лукаса, если бы понадобилось.

— Он не примет тебя.

— Да, но я еду туда не для того, чтобы он меня приветствовал. Просто немного поболтаем, прежде чем он получит по заслугам. — Алексей говорит это так свободно, но я вижу по его тону, что он не так силен, как притворяется.

Родители имеют безумное влияние на своих детей. Даже самый сильный человек ломается, когда дело касается его родителей.

На мгновение я возвращаюсь в ту ночь, когда погибли мои родители. Я падаю на колени, не чувствуя осколков стекла на полу, боли, которая пронизывала меня, словно сердце вырывалось из груди, и рыка, который вырвался из меня.

Той ночью я стал кем-то другим.

У меня что-то отняли, ту часть меня, которая вновь почувствовала себя живой только благодаря Елене и Лукасу.

Я возвращаюсь в настоящее, когда Алексей встает и разглаживает свой костюм.