35. САЛЛИ

Я не сплю всю ночь, ожидая Тео, но она не возвращается домой. Я молюсь, чтобы она осталась у Мартиники.

Десять раз пытался дозвониться до нее и писал смс, испытывая страх, ярость и холодное, всепоглощающее страдание.

К утру я уверен, что потерял ее.

Это все моя вина. Я потерял самообладание. Я видел выражение ее лица, то, как она пошатнулась от ядовитых уколов, нанесенных Джессикой, но вместо того, чтобы спросить ее, что происходит, я взорвался, дав волю горячей, расплавленной ярости, которая бурлила во мне, когда я увидел Дэвиса-гребаного-Верджера.

Это был шок, все наши бывшие одноклассники, все те же пристальные взгляды, что преследовали меня повсюду, где я бывал, шепча, за спиной: «Вот он, я слышал, что его мать изменяла, я слышал, его отец сошел с ума, я слышал, он сам ее застрелил…»

А потом этот самодовольный гребаный ублюдок, шепчущий Тео на ухо, рассказывая ей старую ложь, старые слухи…

Я должен был ударить его только за то, что он пригласил ее на выпускной. Этот маленький червяк никогда не заслуживал ее.

И теперь я тоже.

Какая мне, на хрен, разница, рассказала ли она Мартинике? Я знал, что это случится, они же лучшие подруги. Это было нечестно с самого начала, и она сказала мне это… у меня были Риз и мой отец, в то время как ей больше не с кем было поговорить.

Я должен ударить себя по лицу за то, как разговаривал с Тео, после всего, что она для меня сделала. Прямо сейчас, в этот самый момент, мой папа сидит за кухонным столом и пьет со мной латте. Он не заходил в дом годами… до приезда Тео.

Солнце светит в его ясные голубые глаза, на его спокойное и открытое лицо. Берни Сандерс крутится вокруг наших ног, покусывая нас за лодыжки. Папа рассказывает мне, что Риз устроил его на работу телохранителем.

— Это всего на пару дней, но оплачивается чертовски лучше, чем класть кровлю...

— Это невероятно, папа. Рад за тебя.

Он кладет свою руку поверх моей на столе. Наши руки почти одинакового размера, но у него побитые и обветренные, с татуировками на костяшках. Моя — такого же ровного оливкового оттенка, как у Риза и нашей мамы.

— Тебе больше не нужно будет оплачивать счета, Салли. Мне жаль, что тебе пришлось это делать.

— О чем ты говоришь, я тоже здесь живу…

— И ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь. Но я больше не собираюсь тянуть тебя вниз.

Я переворачиваю свою руку, чтобы сжать его.

— Ты никогда не тянул меня вниз, папа. Все хорошее во мне исходит от тебя.

Он крепко сжимает мою руку, его глаза блестят от слез и он быстро моргает.

— А все замечательное — от твоей мамы, — он отпускает мою руку, чтобы вместо этого взъерошить мои волосы. — А где Тео?

Улыбка сползает с моего лица.

— Она вернулась домой.

Я не могу вынести сожаления в глазах отца, поэтому вместо этого смотрю на стол. Это не слишком помогает, его голубые лазеры прожгут мне всю душу.

— Как ты все просрал? — говорит он.

Я вздыхаю, откидываясь на спинку стула.

— Как обычно. Плохие идеи, худшие приоритеты, дерьмовое поведение

— Ох, — он кивает, оглядывая меня всего, весь этот знакомый, ужасный беспорядок. Мой папа знает меня вдоль и поперек, как лучшие, так и худшие стороны. В основном, худшие. — И как ты собираешься это исправить?

— Не знаю, смогу ли я.

Его фырканье пугает меня. Я резко поднимаю голову и вижу, как мой папа качает головой.

— Салли, нет ни черта, чего бы ты не смог сделать, если бы захотел. Ты пытаешься сказать мне, что не можешь вернуть эту девушку, которая по уши в тебя влюблена?

— Я так не думаю, пап. Я облажался. Я лажал все это время…

— И все это время ты ей нравился.

— Ты знаешь, мы просто...

— Да заткнись ты со своим дурацким планом! — рычит папа, пугая Берни так, что он взвизгивает и ныряет под мой стул. — Единственное, что глупее, чем притворяться влюбленным, — это притворяться, что это не так. Нельзя играть с любовью, нельзя относиться к ней как к игре, потому что это самое важное на всей этой гребаной планете. Это то, ради чего мы живем, ради чего работаем, что освещает все остальное… Это самая настоящая сила, которая только существует, и если ты испытал ее с Тео, ты никогда не должен ее отпускать.

Это, наверное, самое большое количество слов, которые я слышал от отца, сказанные подряд.

Я смотрю на него, грудь распирает от эмоций.

— Спасибо, папа. Это хороший совет.

Он откидывается на стуле, раскрасневшийся и глубоко дышащий.

— Я не даю советов. Это просто правда.

Я наклоняюсь, чтобы обнять его и поцеловать в макушку.

— Увидимся вечером.

Когда я спешу к машине, чтобы встретиться с Ангусом, в последний раз пишу Тео:

Салли: Мне жаль. Пожалуйста, позвони мне.

Мое сердце замирает, когда я вижу три точки, означающие, что она наконец отвечает.

Но когда приходит сообщение, я снова опускаюсь на дно, тяжелый, как свинец.

Тео: Это не имеет значения, Салли. Я больше не хочу притворяться. Закончи с Ангусом и на этом все.