— Дэвис? — я задыхаюсь, чувствуя странную неустойчивость, как будто время поворачивается вспять. — Что ты здесь делаешь?

— Что ты имеешь в виду? — смеется он. — Ты меня пригласила!

Ошеломленная, я оглядываю толпу незнакомцев, смешавшихся с сотрудниками «Галактики», друзьями Ангуса и Джессики и другими знакомыми лицами… здесь слишком много знакомых лиц.

Дэвис Верджер, Эмбер Паттерсон, Джоди Уэстбэнк, тот парень с алгебры... мой желудок сжимается все сильнее, когда я узнаю своих бывших одноклассников. Это не просто один или два из них... это целая чертова встреча выпускников.

— Что значит, я тебя пригласила?

Дэвис замирает, в уголках голубых глаз появляются новые морщинки.

— Ты отправила мне электронное письмо? В приглашении было твое имя...

— Да, конечно, — мое сердце бешено колотится, а во рту пересохло. — Прости.

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке... — мои глаза бегают по сторонам, отыскивая незваных одноклассников.

— Хорошо, — с облегчением говорит Дэвис. — Потому что я был очень взволнован, когда получил твое сообщение. Я уже давно хотел тебя найти...

— Угу...

Я почти не слушаю, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит. Мартиника ни за что не пригласила бы этих людей, и знаю, что это была не я. Что оставляет только одну возможность…

— Какого черта? — яд в тоне Дэвиса заставляет меня вскинуть голову. Он смотрит через комнату на Салливана, который, оказывается, смотрит прямо на нас. — Что он здесь делает?

Я с трудом сглатываю, пытаясь прочистить горло.

— Салливан — мой парень.

Дэвис резко оборачивается, поджимая губы.

— Этого не может быть. Ты встречаешься с Салливаном Ривасом?

— Неужели в это так трудно поверить? — беспокойство превращает мой голос в напряженный, наполненный чем-то еще… чем-то более глубоким и сковывающим.

Дэвис разговаривает со мной, как с прежней Тео. И смотрит на меня так же. И это заставляет меня снова чувствовать себя задротом, чудачкой, вызывающей сочувствие... той, с кем Салливан никогда бы не стал встречаться.

— Это немного удивительно, — говорит Дэвис.

— И почему же?

— Потому что он животное, Тео! Ты же видела, что он сделал со мной.

Я действительно видела. Салливан схватил Дэвиса за воротник рубашки, рывком поднял со стула, выволок за спортзал и избил до полусмерти. Не сказав ни слова. Даже без предупреждения.

В то время я думала, что это свидетельство того, что Салливан был таким же злым, каким и выглядел. Это, безусловно, соответствовало его грубости и вечно испорченному настроению.

Но это совсем не вяжется с тем, что я знаю о нем сейчас.

— И вообще, что послужило причиной той драки?

Выражение лица Дэвиса становится шокированным и обиженным.

— Не было никакой причины, я же говорил! Он напал на меня ни с того ни с сего. Я думал, мы друзья!

Для меня это не имеет смысла… хотя, если судить по взгляду, которым Салливан одаривает Дэвиса с другого конца комнаты, кажется, что мы, возможно, на грани второго раунда избиения. Салли был мудаком в школе. Но только один раз я видела, чтобы он напал на кого-то первым.

— Он ничего не сказал? Даже после?

— Нет! — настаивает Дэвис. — Мы больше никогда не разговаривали. Мои родители хотели возбудить уголовное дело, но я... — он прерывается и поправляет себя. — Я сказал им не делать этого.

— Почему?

— Потому что мы были друзьями раньше. И я подумал, что ему и так было плохо после того, что случилось с... ну, ты знаешь, — Дэвис неловко пожимает плечами.

Маму Салливана только что убили. Может быть, именно поэтому он сорвался. Но что-то все равно кажется не так.

Температура в комнате продолжает расти. Пот стекает по моей спине. Я вижу Карла Блайта, Маркуса Фергюсона, девочку с моего класса физкультуры... знакомые лица, измененные возрастом, весом и новыми прическами. Прошедшее десятилетие — это кривое зеркало, искажающее моих одноклассников.

Почему они здесь? Что происходит?

Салливан заперт в другом конце комнаты с Ангусом, не слушая, как мой босс говорит ему на ухо, его мрачный взгляд снова и снова возвращается ко мне и Дэвису.

Он выглядит сердитым.

Такое чувство, что комната сжимается… я знаю, что это ловушка, но понятия не имею, когда она захлопнется.

— Как давно вы двое встречаетесь? — Дэвис придвигается ближе. — Потому что, если это несерьезно...

— Извини, — я только что заметила Мартинику и пробираясь сквозь толпу, хватаю ее за руку.

— Эй! — щебечет она. — Ты…

— Здесь чертова уйма людей из моей школы.

— Что ты имеешь в виду?

— Она, она, он... — я указываю глазами, в то время как Мартиника, как всегда действующая незаметно, поворачивается всем телом и щурится, словно пытается прочитать буквы у окулиста.

— Я не приглашала никого из этих людей.

— Я знаю, — шиплю я. — Это была…

— Наслаждаешься вечеринкой? — мурлычет Джессика, пробираясь сквозь толпу, словно Моисей в блестящих одеяниях.

Иногда я думаю, что Джессика — источник всех этих голливудских слухов о пожирании младенцев: чем злее она ведет себя, тем красивее становится. Сегодня она действительно превзошла саму себя с блестящим макияжем и наращенными волосами до пояса. В туфлях на платформе и кимоно она напоминает космическую императрицу, как будто ее должны носить в паланкине несколько мускулистых мужчин без рубашек.

Это пугает. Даже Мартиника выглядит испуганной.

— Я спросила Консуэлу, есть ли у нее еще...

Джессика прерывает ее, словно ее не существует, ее светлые глаза прикованы только ко мне.

— Я думала, ты будешь впечатлена тем, скольких твоих старых друзей мне удалось разыскать.

— Я невероятно ошеломлена.

Если бы Джессика вкладывала в свою музыку столько же усилий, сколько в свою злобу, сингл, играющий на повторе по всему дому, мог бы быть терпимым, а не мучительным.

Она улыбается, как кошка, рот искривляется в ухмылке, зеленые глаза широко раскрыты и не мигают.

— Я разговаривала с ними всю ночь напролет... собирала компромат на Тео Махоуни. Но это трагично, на самом деле... половина из них тебя даже не помнит.

Она бросает на меня жалостливый взгляд, но в нем нет жалости, только веселье и презрение.

— Не могу сказать, что удивлена подтверждением того, что ты была занудой и неуклюжей неудачницей. Мало что изменилось, разве что кто-то научил тебя лучше одеваться.

Ее взгляд опускаются к платью цвета океана, которое выбрал и оплатил Салли. Мое лицо пылает от злости.

Даже для Мартиники это перебор.

— Знаешь что, Джессика…

Джессика мгновенно набрасывается на нее.

— Тебе лучше хорошенько подумать над своими следующими словами. Ангус и так близок к тому, чтобы уволить тебя в следующий раз, когда ты опоздаешь, — она щелкает пальцами перед лицом Мартиники. — Так что, если не хочешь изнашивать эти поддельные туфли в поисках работы, лучше верни свою задницу на кухню.

Мартиника замирает, то ли от страха, то ли от ярости. Зная ее, от последнего. Ее маленькие кулачки сжаты по бокам, и я готова поспорить, что больше всего на свете ей хотелось бы высказать Джессике все, что она о ней думает.

Но я также знаю, что моя дорогая, щедрая, жизнерадостная подруга чертовски ужасно умеет вести бюджет и, как правило, в конце месяца на ее счету остается пять баксов. Если ее уволят, она потеряет свою квартиру. Поэтому я ловлю ее взгляд и слегка качаю головой.

— Хорошо, — цедит Мартиника сквозь зубы и уходит на кухню.

Джессика смотрит ей вслед, впитывая разочарование и унижение Мартиники, как самая испорченная губка в мире. Только после этого она обращает свой яд обратно на меня.

Она постукивает длинным блестящим зеленым ногтем по губам.

— На чем мы остановились? Ах да… на твоей удручающе унылой школьной жизни. Неудивительно, что ты была полным ничтожеством, и еще меньше удивительного в том, что ты была жалостно бедной. Забавно то, что никто не помнил тебя с Салливаном?

У меня ощущение, что по всему моему телу прошлись наждачной бумагой, кожа содрана, обнажена.

— Я никогда не говорила, что мы тогда встречались.

— Вы даже не были друзьями.

— Мы знали друг друга.

— Я так не думаю, — ее голос низкий и мягкий, но он цепляется за меня, как когти. — Не думаю, что ты вообще его знала. Думаю, он нашел тебя пару месяцев назад, когда понял, на кого ты работаешь. Думаю, он использует тебя, чтобы сблизиться с Ангусом. И я думаю, что вся эта история, где он притворяется, что влюблен в тебя, — большой гребаный спектакль, в который никто не верит, потому что посмотри на него и посмотри на себя...

Мои глаза находят Салливана в другом конце комнаты, все еще пойманного в ловушку пьяно болтающим Ангусом. Он наблюдает за мной и Джессикой и больше не выглядит сердитым... только грустным.

Его лицо неподвижно, глаза темные и глубокие, и я не знаю, выглядел ли он когда-нибудь более красивым. Слова Джессики шипят у меня в ушах…

— Ты неудачница, Тео. Ты была неудачницей в школе, такой ты и осталась. Потому что люди не меняются, на самом деле. Особенно такие, как ты. Ты не была нужна ему тогда, и не нужна ему сейчас. Он использует тебя… а ты слишком глупа, чтобы это понять.

Как будто она озвучивает самые мрачные мысли из самого уродливого, самого грязного места в моей голове. Все, чего я боюсь... все, о чем я думаю, когда сомневаюсь в себе. Что я не стала сильнее, умнее или храбрее... что я только обманывала себя.

С каждым выдохом я погружаюсь все глубже.

Какие бы надежды и счастье ни были внутри меня, они умирают в моей груди и испаряются в виде невидимого черного тумана, который Джессика втягивает с каждым вдохом.

Она никогда не выглядела прекраснее. И я никогда не ненавидела ее сильнее.

— Просто подожди... — ее пластиковые губы изгибаются в жестокой улыбке. — И увидишь, как быстро он бросит тебя, когда сделка будет заключена.

Она уходит, не оглядываясь, оставляя меня униженной и пустой, как смятый бумажный пакет.

Отрывистые звуки сингла пронзают мой мозг, а роботизированный голос Джессики воет: