По крайней мере, это было небольшим милосердием.

Стены дышали. Когда она выходила из монастырской комнаты, медленно двигаясь в непроглядной темноте, она видела, как лианы пробиваются сквозь стены, как мох пробивается сквозь паутинные трещины в полу. Теперь эти корни и листья пульсировали вместе с дыханием Прии. Прия лежала на полу без сознания. Малини видела, как мерцают ее веки, беспокойные, но так и не открывающиеся.

Кошачий наклон глаз, кривой нос и острые кости. Такую нельзя было одеть и сделать из нее высокородную женщину. Она была нелюдимой и сильной. Она была именно тем, что нужно Малини. Малини знала это с первого взгляда на нее через решетку в темноте.

Она убедилась в этом, когда услышала крики в другом конце коридора, прижала руку к двери своей камеры и почувствовала, как замок отворился, словно только и ждал ее прикосновения. Когда она выскользнула на свободу и увидела, как Прия забирает жизнь мятежника.

Прия была возможностью, надеждой. Единственная, которая была у Малини.

"Прия. Проснись", - твердо сказала Малини. Она посмотрела за лианы в конец коридора. Достаточно было одного охранника, чтобы найти ее здесь, или, не дай бог, Прамила свернула за угол.

"Прия. Проснись".

Застонав, Прия снова открыла глаза.

Глаза Малини были сухими. Она подумала о том, чтобы снова притвориться слезами, стать мягкой и смягчить Прию.

Но нет. Ей не удалось сыграть в эту игру должным образом. Из-за пожара внизу у нее отказал здравый смысл, и она слишком быстро раскрыла себя. Все это тщательно культивируемое доверие, уязвимые места, которые она открыла - все это было напрасно.

Либо ей придется найти новую уловку, чтобы завоевать Прию, склонить ее к службе, либо прибегнуть к честности.

Но сначала...

"Прия", - сказала она. "Положи этому конец. Твоей магии".

"Я пытаюсь".

Она смотрела, как поднимается и опускается грудь Прии, как скручиваются ее руки, когда она приподнимается на локтях.

"Что с тобой случилось?" пробормотала Малини.

"Хватит болтать, - сказала Прия, - дай мне подумать".

Взгляд Прии был отстраненным, устремленным куда-то вдаль, за пределы Малини. Она дышала медленно, глубоко. Малини молчала и стояла на коленях. Она не касалась зелени вокруг себя - только смотрела, как она исчезает, превращаясь в пол и стены.

Прия с удивлением и страхом смотрела на свои руки. " Земля и небо", - прошептала она. "Получилось".

Затем Прия подняла голову, выпрямилась и посмотрела на Малини. Выражение ее лица было уродливым - тонкие губы, сжатая челюсть, узкие глаза. Прия выглядела так, словно с радостью задушила бы в ней жизнь.

"Я давно знаю, что никому нельзя доверять", - сказала Прия. "Я знаю, как устроен мир. Но ты. Я была глупа в отношении тебя. Я думала, что хоть немного понимаю, что ты собой представляешь. Я смотрела, как ты больна. И плакала. И я боялась, что мне придется смотреть, как ты умираешь. Но все, что ты говорила и делала... все это было ложью, не так ли?" Прия яростно покачала головой и протянула к ней руку. "Нет, не отвечай. Я знаю, что это была ложь".

Я не лгала, подумала Малини. Она, конечно, знала, как лгать. Она часто это делала. Но ценность правды, тщательно выверенной для удовлетворения потребностей аудитории, была гораздо выше, и ее было гораздо труднее опровергнуть.

Ей нравилась Прия. Нравилась уверенная хватка ее рук, мускулы, изгибающиеся так, как надо, улыбка, всегда странно сдержанная, не более чем вспышка белых зубов, ямочка, вытравленная на одной щеке.

Малини не знала, какие чувства вызвал у нее яростный и предательский взгляд Прии. Боль в груди напомнила ей ощущения, которые она испытала, когда в детстве съела свежий зеленый чили целиком, только потому, что няня запретила ей это делать - боль пульсирующая и в то же время очень сладкая. Она не была уверена, ненавидит ли она его или жаждет еще.

Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела, подумала она. Я хочу нравиться тебе. Это абсурдно, но зачем еще мне просить тебя представить меня в моем лучшем сари? Зачем еще мне просить тебя представить меня красивой?

Эта правда не могла принести ей никакой пользы. А ей нужна была Прия.

"Тебе следует выслушать, что я могу предложить", - снова сказала Малини. "Даже если ты не поможешь мне сбежать - ты должна выслушать".

"При всем уважении, - сказала Прия срывающимся голосом, - я не обязана тебя слушать. У тебя ничего нет".

Прия была права. Все, что Малини взрастила за время своей работы при дворе - сад преданных высокородных женщин, королей, лордов и принцев, сеть шепотков, питавших ее нектаром знаний - исчезло, засохло, сгорело в огне или просто оказалось вне ее досягаемости. Даже ее разум был не таким, каким должен был быть, благодаря яду цветка-иглы. У нее не было ничего и никого. Она могла предложить Прие только услуги и долги, которые, надеюсь, когда-нибудь сможет выплатить.

Она наклонилась вперед, прижав руку к прохладной земле, поросшей мхом. Она не стала играть ни в какие игры, которые Прия отвергла бы. Вместо этого она встретила взгляд Прии и подумала: "Я - высокородная дочь Париджата, я пережила сестер своего сердца, я завоевала мужчин для своего дела. Я все еще живу, несмотря на веру и пламя.

Ты будешь слушать меня. Я приказываю.

Она вложила эту мысль в каждый дюйм своих конечностей: в наклон шеи, твердость руки на земле, гордый размах плеч.

Этого было достаточно, чтобы удержать Прию на мгновение. Достаточно.

"Я знаю, что ты мало любишь Париджати", - сказала Малини. "Но ты любишь Ахиранью. И ты знаешь, что император Чандра скоро сместит твоего регента".

"Какое мне дело, если он это сделает?"

"Ты хочешь, чтобы один из его приближенных правил твоей страной? Ревностный приверженец единства Париджатдвипы под единым пламенем веры? Что бы ты ни думала о генерале Викраме, он не идеалист. Идеалисты - самые опасные правители".

Что она делала, пытаясь объяснить политику служанке?

Но Прия - не простая служанка, прошептал голос в ее голове. Он звучал как ее собственный голос из прошлого. До того, как она пила яд день за днем, и ее мысли начали путаться в голове. Это был сладкий голос, говорящий на культурном придворном Двипане с каденцией, как лодка, плывущая по глубоким, глубоким водам. Она - дитя храма, не так ли? В одном ее пальце больше силы, чем во всем твоем теле. Ты не знаешь того, что знает она. Ты не знаешь, что она может сделать.

"Какой вред, - спросила Малини, - в том, чтобы выслушать меня?"

Прия колебалась. Где-то в Хиране раздался звук. Выкрикивали какое-то имя. Прия крепко сжала рот и, взяв Малини за локоть, подняла их обеих на ноги.

"Достаточно вредно", - сказала Прия. "Но я все равно сделаю это, я полагаю".

Горечь в голосе Прии... ах, если бы Малини могла предаваться ненависти к себе, она бы ее почувствовала. В сердце Прии было что-то удивительно мягкое. Она никогда раньше не видела ничего подобного. Когда Прия говорила о подношении кокоса и цветов духам Ахираньи, когда она говорила о том, что скорбит по своим умершим, Малини была уверена, что чувствует это сердце в своих руках: хрупкая, как яйцо, мышца с миром внутри, сострадание, текущее из нее, страшное и питательное, как жизненная кровь.

Но Малини не любила сожалеть, поэтому она ничего не почувствовала.

Прамила даже не рассердилась. Прия с легкостью придумала историю о том, как Малини в страхе и панике убежала, а Прия разыскала ее, успокоила и вернула, как только смогла - вопиющая неправда, но Прамила была готова поверить. Пожилая женщина плакала и все еще дрожала. Убедившись, что Малини в безопасности, она отвернулась и закрылась в своей комнате. Чтобы поплакать еще, предположила Малини.

В конце концов, не только у нее и Прии были ужасные воспоминания о пожаре.

Прия беспокойно двигалась по комнате, а Малини неподвижно сидела на чарпое, скрестив ноги, с прямым позвоночником. Без предисловий Малини сказала: "Мой брат хотел меня убить, потому что я пыталась устроить так, чтобы старший брат отнял у него трон".

Прия остановилась.

"Адитья оставил веру", - добавила Малини. Она не знала, что Прия знает или не знает о политике Париджати. Лучше всего было рассказать ей все. "У него было видение, и он стал жрецом безымянного бога. Он не мог сделать это и остаться наследным принцем Париджатдвипы. Он не мог быть императором. Так мы остались с Чандрой. Но в душе я знала, что править должен Адитья. Я знала, что у него это получится гораздо лучше, чем у Чандры, потому что он был гораздо лучше Чандры во всех отношениях. И я знала, что его статус первенца моего отца и его природа обеспечат ему поддержку народов Париджатдвипы. Поэтому я искала тех королей и принцев и привечала их. Я заручился их поддержкой. Потом Чандра узнал о моем намерении".

"Ты сказала мне, что ты нечиста", - сказал Прия. Она произнесла эти слова так, словно это было обвинение.

Нечистая. Да, Малини намекала на это - что ее желания были тем, что осуждало ее. Это было... неправдой. Но Малини всегда хорошо скрывала свои желания. Если бы Чандра знал ее истинную природу, ее непохожесть, тот факт, что она предпочитает женщин мужчинам, возможно, она оказалась бы на костре раньше. Но он не знал.

"Я такая", - просто сказала она. Она наблюдала за тем, как Прия смотрит на нее - вздрагивание, неверие. "Но именно то, что он назвал изменой, привело меня сюда".

"А попытка свергнуть императора - это не измена?"

"Если бы мне это удалось, это было бы не так", - сказала Малини. "И я все еще могу достичь своей цели. Царства Париджатдвипы не забыли ни Эпоху Цветов, ни жертву матерей. Они дали обет нашему роду объединиться вокруг правления сына из рода Дивьянши. Клянусь честью, они не нарушат ее. Но видение Чандры ставит их не на его сторону, а под его ноги. Я предложила им альтернативу, которая обеспечит им тот статус, который он хочет у них отнять. Не более."