ПРОЛОГ

Во дворе императорского махала сооружали костер.

Аромат садов проникал через высокие окна - сладкие розы и еще более сладкий императорский иглоцвет, бледный и хрупкий, растущий в таком густом изобилии, что проникал сквозь решетку, и его белые лепестки разворачивались на фоне стен из песчаника. Жрецы бросали лепестки на костер, бормоча молитвы, а слуги подносили дрова и аккуратно укладывали их, смазывая камфарой и топленым маслом, разбрызгивая капли благовонного масла.

На своем троне император Чандра бормотал вместе со своими священниками. В руках он держал связку молитвенных камней, каждый из которых представлял собой желудь с именем матери пламени: Дивьянши, Ахамара, Нанвиши, Сухана, Минакши. Когда он читал молитву, его придворные - цари городов-государств Париджатдвипы, их княжеские сыновья, их храбрейшие воины - читали вместе с ним. Только царь Алора и его выводок безымянных сыновей были примечательно, подчеркнуто, молчаливы.

Сестру императора Чандры ввели во двор.

По обе стороны от нее стояли ее фрейлины. Слева - безымянная принцесса Алора, которую обычно называли просто Алори; справа - высокородная дама Нарина, дочь известного математика из Сругны и высокородной матери Париджати. Фрейлины были одеты в красное, кровавое и свадебное платье. В волосах у них были короны из хвороста, перевязанные нитью, имитирующей звезды. Когда они вошли в комнату, наблюдавшие за ними мужчины поклонились, прижав лица к полу и положив ладони на мрамор. Женщины были одеты с благоговением, их пометили освященной водой, над ними молились день и ночь, пока рассвет не коснулся неба. Они были настолько святы, насколько это вообще возможно для женщин.

Чандра не склонил головы. Он смотрел на свою сестру.

Она не носила корону. Ее волосы были распущены и рассыпались по плечам. Он посылал служанок подготовить ее, но она отвергла их всех, скрежеща зубами и плача. Он послал ей пунцовое сари, расшитое тончайшим дваралийским золотом, благоухающее цветами и духами. Она отказалась от него, предпочтя надеть траурное белое платье. Он приказал поварам приправить ее еду опиумом, но она отказалась есть. Она не получила благословения. Она стояла во дворе, голова ее была без украшений, а волосы распущены, как живое проклятие.

Его сестра была дурой и капризным ребенком. Их бы здесь не было, напомнил он себе, если бы она не показала себя совсем не женственной. Если бы она не пыталась все разрушить.

Главный жрец поцеловал безымянную принцессу в лоб. То же самое он сделал с леди Нариной. Когда он потянулся к сестре Чандры, она вздрогнула, отвернув щеку.

Священник отступил назад. Его взгляд и голос были спокойными.

"Вы можете встать", - сказал он. "Встаньте и станьте матерями пламени".

Его сестра взяла руки своих дам. Она крепко сжала их. Они стояли втроем в течение долгого времени, просто держа друг друга. Затем его сестра отпустила их.

Дамы подошли к костру и встали в зенит. Они преклонили колени.

Его сестра осталась на месте. Она стояла с поднятой головой. Ветерок трепал игольчатые цветы ее волос - белых на фоне глубокого черного цвета.

"Принцесса Малини", - сказал главный жрец. "Ты можешь встать".

Она безмолвно покачала головой.

Встань, подумал Чандра. Я был милосерднее, чем ты заслуживаешь, и мы оба это знаем.

Встань, сестра.

"Это твой выбор", - сказал священник. "Мы не будем принуждать тебя. Откажешься ли ты от бессмертия или воскреснешь?"

Предложение было прямолинейным. Но она не двинулась с места. Она еще раз покачала головой. Она тихо плакала, ее лицо было лишено всяких чувств.

Священник кивнул.

"Тогда мы начинаем", - сказал он.

Чандра встал. Молитвенные камни звенели, когда он отпустил их.

Конечно, до этого дошло.

Он сошел со своего трона. Он пересек двор перед морем кланяющихся мужчин. Он взял свою сестру за плечи, так нежно.

"Не бойся", - сказал он ей. "Ты доказываешь свою чистоту. Ты спасаешь свое имя. Твою честь. Теперь. Встань".

Один из жрецов зажег факел. Запах гари и камфары наполнил двор. Жрецы начали петь, негромкая песня наполнила воздух, раздулась в нем. Они не стали ждать его сестру.

Но время еще было. Костер еще не был зажжен.

Когда сестра в очередной раз покачала головой, он схватил ее за череп и поднял ее лицо вверх.

Он не держал ее крепко. Он не причинил ей вреда. Он не был чудовищем.

"Помни, - сказал он низким голосом, почти заглушенным звучной песней, - что ты сама навлекла на себя это. Помни, что ты предала свою семью и отреклась от своего имени. Если ты не поднимешься... сестра, помни, что ты сама решила погубить себя, и я сделал все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Помни об этом".

Жрец прикоснулся факелом к костру. Дерево медленно начало гореть.

Свет костра отразился в ее глазах. Она смотрела на него с лицом, как зеркало: без чувств, не отражая ничего, кроме их общих темных глаз и серьезных бровей. Их общей крови и общих костей.

"Мой брат", - сказала она. "Я не забуду".