Глава 4

Исаак лучше, чем кто-либо другой, знал, какой стервой может быть надежда. Надежда открывает перед мужчиной новые возможности, а затем забирает их, как только он забывает о себе и тянется к тому, чего хочет больше всего. Чего Исаак хотел больше всего? Единственную, на поиски которой он потратил слишком много лет, не надеясь назвать её своей в полном смысле этого слова?

Ноэми.

Всегда Ноэми.

Она никогда не понимала, что он отказался бы от всего, если бы это означало, что они будут вместе, никогда не могла объяснить себе такой уровень самопожертвования ради личного счастья. Её верность, её преданность долгу — это были те вещи, которые он любил и ненавидел в ней в равной мере. Они сделали её такой, какой она была, но также означали, что ей навсегда суждено уйти от него.

Однажды это будет навсегда.

Кроме…

Будь она проклята за то, что дала ему хоть малейшую надежду. Она не хотела признаваться, что означал презерватив, который она прятала в их любимом месте для секса, как какой-то талисман на удачу, который мог вернуть его к ней. Отлично. Ей не нужно было признаваться в этом. Исаак знал. Он всегда знал, о чём думает Ноэми, иногда даже раньше, чем она сама.

Она скучала по нему. Она хотела вернуть то, что было между ними.

Это не имело значения. Это не могло иметь значения. Исаак долгие годы был её маленьким грязным секретом, и он никогда не вернётся к этой роли, даже ради того, чтобы удержать её в своей жизни.

Может быть, пришло время изменить правила, разрушить их ожидания до основания и пересмотреть будущее. Это могло и не сработать. На самом деле, он был чертовски уверен, что всё рухнет у него на глазах. Что значат три дня перед лицом пожизненной обусловленности?

Он не узнает, пока не попробует.

Исаак схватил Ноэми за бёдра и дёрнул к краю кровати. Тем легче будет добраться до неё. Он просунул руки ей под попку и поднёс к своему рту. Первая дегустация неё… Чёрт, но её вкус всегда сводил его с ума. Он жадно облизывал её, подгоняемый её криками удовольствия и тем, как её пятки впиваются в его плечи. Она была мокрой от предыдущего оргазма, и он трахал её языком, желая быть ближе, чтобы оставить свой отпечаток на её коже.

Он приподнялся, чтобы обхватить губами её клитор, слегка посасывая, дразня.

И Ноэми, его упрямая, драгоценная Ноэми, потеряла последний из своих фильтров. Она закинула руку за голову, чтобы поправить одеяло, её глаза горели голубым огнем и желанием, губы шевелились, когда с них срывались греховные слова.

— Это всегда был ты, Исаак. Чёрт возьми, но для меня это всегда был ты.

Боль в груди усилилась, вызванная осознанием того, что она, возможно, говорит ему самую сокровенную правду, но как только удовольствие пройдёт, это ничего не изменит.

Это не имеет значения. Теперь это правда, и к чёрту всё остальное.

Он посасывал её клитор сильнее, впиваясь зубами в чувствительный комочек нервов, и Ноэми выгнула спину.

— О, блядь, не останавливайся. Заставь меня кончить, детка. Ты знаешь, как мне это нравится.

Да, он это знал. Он действительно, чёрт возьми, это знал.

Исаак продолжал натиск, всё это время наблюдая за ней, ожидая того самого момента, когда её захлестнет оргазм. Ноэми никогда не выглядела более дикой и искренней, чем в момент оргазма, и он привык жить ради тех моментов, когда с неё срывались маски.

Прямо. Как. Сейчас.

Она кончила с его именем на устах, самым прекрасным из того, что Исаак слышал за долгое время. Он знал, что не стоит ожидать, что она будет удовлетворена этим. Не его Ноэми, жаждущая каждого мгновения наслаждения, нуждающаяся в том, чтобы каждое мгновение, проведённое с ним, было наполнено воспоминаниями, как будто это могло оградить её от реальности, к которой она всегда предпочитала возвращаться.

Ноэми вывернулась из его объятий и приподнялась, чтобы завладеть его ртом. Она обвила его руками, впиваясь в губы, словно наслаждаясь своим вкусом на его языке. Исаак позволил ей приподнять его и уложить на спину. Она прикасалась к нему повсюду, каждое движение было наполнено отчаянием, с которым могло сравниться только чувство, взрывающееся внутри него. Он провёл руками по её спине, чтобы обхватить её зад, прижимая её киску к своему члену. Было бы проще всего на свете немного приподнять её, изменить угол наклона, скользнуть внутрь…

Черт возьми.

— Надень презерватив, Ноэми. Если только ты не хочешь, чтобы я трахнул тебя без него.

Она заколебалась. Ноэми действительно заколебалась, прежде чем встряхнуться.

— Точно. Презерватив. Конечно, ты прав.

Потому что они больше не были верны только друг другу.

Исаак мог бы сказать ей, что прошёл чёртов год с тех пор, как он перестал вспоминать о ней, он мог бы упомянуть, что с тех пор прошёл тестирование и оказался чист, он мог бы сказать много чего. Но это вызвало бы ответную реакцию с её стороны, и, несмотря на всю его болтовню, он не мог смириться с мыслью, что она покинула какую-то чертову государственную постель, чтобы приехать к нему во дворец. Она была самостоятельной женщиной, но некоторые вещи просто не стоили того, чтобы о них знать.

Она разорвала упаковку из фольги и отодвинулась достаточно далеко, чтобы натянуть презерватив на его член. У Ноэми перехватило дыхание, как и всегда, когда она проделывала это раньше. Эта небольшая задержка дыхания сразила Исаака наповал.

К черту всё это, но он никогда не переставал любить её.

Он стиснул зубы, чтобы не выдать своих проклятых слов. Если бы это было прощание, то оно вошло бы в книгу рекордов. Исаак провёл рукой по центру её тела, между грудей, по животу, обхватив бедро.

— Оседлай меня, Ноэми. На эту ночь мой член в твоём распоряжении. Не дай ему пропасть даром.

— Никогда. — Она просунула руку между ними и отрегулировала угол, чтобы он оказался у её входа. Она положила руки ему на грудь и плавным движением опустилась на него. Её глаза закрылись, и Ноэми, казалось, заставила себя открыть их. — О, Исаак.

Он знал, что она имела в виду. Это было слишком хорошо, слишком идеально. Должен был быть какой-то признак того, что всё кончено, что это отличается от всего, что было раньше, что они больше не принадлежат друг другу.

Напротив, это было так же хорошо, как и всегда, их тела двигались вместе в ритме, таком же естественном, как дыхание.

Ноэми повела бёдрами. Она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел, с кожей лунного цвета и сияющими светлыми волосами, словно какая-то небесная богиня вошла в его жизнь и озарила его своим сиянием. Пять лет он провёл, молясь у алтаря Ноэми, и даже в самые мрачные дни не мог вернуть назад ни секунды из этого.

Он сместил хватку, чтобы прижать большой палец к её клитору. При каждом прикосновении она тёрлась о его тело, и её хриплый стон был музыкой для его измученной души.

— Скажи, что ты скучала по мне, Ноэми.

— Я скучала по тебе, Исаак.

Он бы отдал почти всё на свете за то, чтобы услышать, как она произносит его имя, когда его член погружается в неё.

Было так чертовски приятно чувствовать, как она прижимается к нему, видеть удовольствие, написанное на её лице, и знать, что он был тому причиной, слышать эти чертовски сексуальные стоны, которые она издавала каждый раз, когда её клитор касался его большого пальца.

Исаак пытался взять себя в руки, но они с контролем не разговаривали с тех пор, как он вошёл в номер Хаксли.

— Скажи мне, что любишь меня, Ноэми. Потому что мы оба, чёрт возьми, знаем, что любишь.

Он выгнулся и свободной рукой обнял её за шею. Потрясение, от которого её губы раскрылись, причинило ей больше боли, чем следовало, и Исаак поцеловал её, чтобы не дать ответить. Лучше раствориться в её вкусе, в безумных прикосновениях её языка к его, чем позволить ей признаться, что она его больше не любит.

Чего, возможно, у неё никогда и не было.

Нет. Это было по-настоящему. Может, это и сгорело дотла, но это было по-настоящему.

Удовольствие пробежало по спине Исаака, заставляя его яйца сжаться. Он не продержался бы долго, только не с Ноэми, не так, как сейчас, но он боролся с оргазмом, желая, чтобы это продолжалось как можно дольше, чтобы оттянуть неизбежный разговор. Тот, в котором они снова пытались причинить друг другу боль, и всё ради какой-то ерунды, в которую он даже не был уверен, что больше верит.

Он сбросил Ноэми с себя и встал на ноги рядом с кроватью. Она перевернулась на живот и встала на четвереньки, ожидая его. Всё должно было быть проще, если бы он не раскрывал перед ней душу каждый раз, когда их взгляды встречались, но с Ноэми больше не было ничего лёгкого. Исаак снова ввёл в неё свой член, и она выгнула спину, чуть не отправив его в полёт.

Он ускорил темп, трахая её чуть ли не грубо, и она с каждым толчком врезалась в него, подбадривая его словами и своим телом.

— Да, да, не останавливайся, да, Исаак.

Её киска крепко обхватила его, и он потерялся. Исаак вошёл в неё ещё раз, другой и третий, кончая с проклятиями. Он опустился рядом с ней на кровать и перевернулся на спину. Ноэми пошевелилась, удовлетворённо улыбнувшись ему.

— Секс на пятёрку с плюсом. Это определённо заслуживает предложения руки и сердца. — Её глаза расширились. — Боже, забудь, что я это сказала.

Было слишком поздно. Воспоминание о том, как они столько раз заканчивали заниматься любовью, что это стало для них почти шуткой — беззубой шуткой, но всё же шуткой.

Выходи за меня замуж, Ноэми.

Может быть, в следующем году, Исаак.

Но следующего года так и не случилось, и вот они встретились. Исаак сел. О чём, чёрт возьми, он думал, снова трахая Ноэми?

Только это не было траханьем, и ты, чёрт возьми, прекрасно это знаешь.

Он заглушил свой ехидный тон, как делал это бесчисленное количество раз в прошлом.

— Нет, Ноэми, я не собираюсь просить тебя выйти за меня замуж. Может, я и мудак, но не идиот. Ты и не собиралась этого делать.