Глава 3

Колени Ноэми коснулись ковра, прежде чем она приняла осознанное решение подчиниться грубому приказу Исаака. Она просила об этом, требовала этого, давила и давила на него, пока он не почувствовал себя загнанным в угол и не набросился на неё. Так почему, чёрт возьми, ей было так больно стоять на коленях и наблюдать за ним?

Это только на время.

Слова не имели смысла. Время не имело значения. В этот момент они были только вдвоём, без прошлого, преследующего их по пятам, и без будущего, о котором можно было бы говорить.

Исаак наблюдал за ней своими светлыми глазами, пока запирал дверь и стягивал рубашку через голову. Он двигался легко, давняя боль в левом плече, очевидно, больше не беспокоила его, и расстегнул джинсы, чтобы стянуть их вниз по мускулистым бёдрам. Обнажённый, он всегда казался ещё крупнее, как будто, когда с него снимали приличную одежду, он открывал свою истинную сущность.

Её воин.

Нет, больше не мой.

Исаак оглядел комнату, словно осматривая поле боя, и, наконец, подошёл к огромному креслу, стоявшему в углу прямо напротив неё. Она купила это кресло пять лет назад только для того, чтобы ему было на чём сидеть, чтобы его нельзя было назвать «кукольным», чтобы ему было комфортно здесь, рядом с ней. Это было так давно.

— Ползи, — слово вырвалось у него с хрипом, словно оно вырывалось против его воли.

С ними никогда не было ничего подобного. Грубый, брутальный и такой горячий, что Ноэми едва могла это выносить? Да. Всегда. Каждый раз. Он был единственным мужчиной, с которым она когда-либо встречалась, который относился к ней так, словно она не была объектом, который может сломаться от резкого слова или прикосновения. Исаак знал, что она может принять всё, что он ей даёт, и даже больше.

Но это никогда не было жестоко. Он никогда не был жесток.

Ноэми было всё равно. Она не шутила, когда говорила, что заслуживает того, что он решит с ней сделать. Он никогда, ни за что не причинил бы ей боль своей силой, но слова были более чем способны нанести серьёзный ущерб. Очевидно, у Ноэми развились мазохистские наклонности, потому что она приветствовала это.

Она опустилась на четвереньки и поползла к нему. Каждое мучительное, унизительное движение только усиливало её желание.

Потому что это было ради Исаака. Потому что она чувствовала, как он наблюдает за ней, как его большое тело напрягается от желания прикоснуться к ней. Потому что Ноэми знала, что будет дальше, когда она приблизиться к креслу, в котором он сидел.

При обычных обстоятельствах Ноэми сражалась бы насмерть, прежде чем унизилась бы до такого, но с ним это просто казалось правильным. Она не могла слишком много думать об этом, не могла бороться с острой болью в горле от осознания того, что для них это конец, поэтому она отложила всё это в сторону.

Сегодня ничто не имело значения, кроме того, что происходило в этих комнатах.

Она добралась до Исаака и выпрямилась, чтобы положить руки ему на бёдра. Кресло было достаточно глубоким, чтобы ей не пришлось карабкаться на него, чтобы добраться до его члена, и она позволила себе упиваться видом его, развалившегося там, как какой-нибудь ленивый король. Он был прекрасен, и сегодня ночью он принадлежал ей.

— Ты знаешь, что делать.

Она знала. Ноэми протянула руку и обхватила его член рукой. Умом она понимала, что он не был больше, чем она помнила, но два года и некоторое преднамеренное забвение притупили воспоминания о том, как он заполнял её ладонь, а потом и ещё немного. Её тело сжалось в ответ.

Да, да, мне это нужно.

Но…

Ноэми заставила себя отпустить его.

— Исаак, я не хочу, чтобы это было из-за того, что я подтолкнула тебя к тому, чего ты не стал бы делать. — Слова показались ей отвратительными на вкус, но она выдавила их, несмотря на желание ухватиться за что угодно, лишь бы не дать ему уйти. — Я спровоцировала тебя.

— Да, ты это сделала, — он запустил пальцы в её волосы, наматывая их на кулак, пока не стало совсем больно. — Струсила?

Никогда.

Ноэми наклонилась и взяла его член в рот. Было время, когда она без колебаний делала ему глубокий минет, но у неё давно уже не было такой практики. Она боролась с желанием взять его в рот, борясь с инстинктивной реакцией своего тела на рвотный позыв.

Всё это время Исаак продолжал держать её за волосы.

— Упрямая до конца, не так ли? — он дёрнул её, но она проигнорировала это. — Осторожнее, Ноэми. Продолжишь так сосать меня, и я начну думать, что ты скучала по мне.

Она скучала. Боже, но она скучала по нему так сильно, что иногда по ночам едва могла дышать. Ноэми провела руками по его бёдрам, чтобы впиться в них пальцами, наслаждаясь тем, как напрягаются под ней его мышцы, — непроизвольный отклик, который Исаак никогда не мог от неё скрыть. Она втягивала его глубже, сильнее, снова входя в ритм движения.

Очевидно, её тело, в конце концов, не забыло об этом. Только её разум причинял ей столько горя.

— Ты глотала этих ублюдков до тех пор, пока они не кончали от одного вида твоих красивых красных губок, обхвативших их члены? Ты всегда была хороша в этом, Ноэми. Нет, не хороша. Чертово совершенство.

Она оторвалась от его члена, сердце бешено колотилось в груди.

— Прекрати.

Лицо Исаака ничего не выражало, но в его светлых глазах таилась буря эмоций.

— Ты подписалась на возмездие. Слишком больно осознавать, что ни один из этих членов не сравнится с моим? Это твоя вина.

Это было ошибкой.

Возможно, когда-то они и любили друг друга, но теперь, казалось, были не способны ни на что, кроме как вонзать свои ножи всё глубже и глубже при каждом удобном случае. Она не могла уйти. У неё больше никогда не будет шанса с Исааком.

Это не шанс, Ноэми. Это прощание, и ты будешь дурой, если забудешь об этом.

Да, она это знала. Конечно, она это понимала.

Она ещё раз грубо погладила член Исаака, а затем отпустила его, чтобы забраться к нему на колени.

— Ты хочешь и дальше ставить прошлое между нами? Делай, что должен, Исаак. — Ноэми прижалась к нему и повертела бёдрами, приподнимаясь над его членом. Было приятно, так чертовски приятно, что она сделала это снова. — Ты больше злишься на то, что я трахалась с другими мужчинами, или на то, что ты не смог вытравить из себя воспоминания обо мне, как и я не смогла бы сделать это с воспоминаниями о тебе? — она пыталась. Боже милостивый, она так старалась оставить его в прошлом, полностью порвать с ним. Это не сработало. Она не была уверена, что это когда-нибудь сработает.

— Ты больше не моя, Ноэми, — он схватил её за бёдра и сильнее прижал к своему члену, медленно и нежно притягивая к себе. — Ты можешь трахаться с кем хочешь, чёрт возьми.

Мне не нужен никто, кроме тебя.

Она не успела отогнать эту мысль, и, должно быть, что-то отразилось на её лице, потому что Исаак покачал головой.

— Нет. Не смотри на меня такими большими голубыми глазами, как будто я что-то для тебя значу. Дело не в этом.

Она не могла подавить свои эмоции. Если бы Ноэми научилась этому приёму раньше, она бы без колебаний использовала его несколько раз в жизни. Она бы не оказалась в такой ситуации с самого начала. Боже, она едва могла стоять на ногах прямо сейчас. Эта нерешительная, причиняющая боль натура была не свойственна Ноэми Хаксли. Она была сильной женщиной, которая добивалась своего без колебаний и извинений.

Да будет так.

Она потянулась, чтобы порыться в крошечном столике, стоящем рядом с огромным креслом, и достала презерватив. Исаак выхватил его у неё из рук, прежде чем она успела что-либо с ним сделать, и держал упаковку из фольги перед своим лицом, пока читал.

— Это те, что мы использовали.

Подходящего ответа, чтобы объяснить это, не нашлось. Ложь не сработала бы. Исаак всегда мог определить, когда она пыталась лукавить.

— Да.

Он смотрел на неё несколько мгновений.

— Срок годности уже должен был истечь.

— Не истёк, — Ноэми поймала себя на том, что затаила дыхание, и выругала себя за то, что проявила такую бурную реакцию.

Исаак, наконец, посмотрел на неё, по-настоящему посмотрел, впервые с тех пор, как вошёл в комнату.

— Если бы я был глупцом, я бы предположил, что ты пополняешь свои запасы здесь в надежде, что это случится между нами снова.

Поскольку это было именно то, что она сделала, Ноэми не могла притворяться, что это не так.

— Я скучала по тебе.

— На хуй это, — он покачал головой раз, потом другой. — На хуй это, Ноэми. Ты не можешь выбросить меня, как вчерашний мусор, и ожидать, что я буду благодарен за то, что ты оставила мне крошки, если только я приползу к тебе обратно. Это отстой, и ты это знаешь.

Так и было. У неё не было никакой защиты против этого. Что она должна была сказать? Что она так сильно скучала по нему в те первые несколько месяцев разлуки, что зашла так далеко, что начала процесс отказа от своей должности главы семьи в пользу передачи её кому-то другому? Она так и сделала, но, в конечном счёте, больше некому было помочь. Семья Хаксли содержала более ста человек, как членов самой семьи, так и обслуживающий персонал. В семье были и другие взрослые члены, но никто не мог управлять финансами и вести политические игры так хорошо, как Ноэми, особенно после того, как её отец — бывший глава семьи — оказался проклятым предателем. Если бы она уклонилась от выполнения своего долга, пострадали бы люди, за которых она несла ответственность.

Чем было её счастье по сравнению с этой реальностью?

Так что, да, она месяцами мучила себя мыслями о том, как бы ей всё это заполучить... и так ничего и не придумала. Ожидалось, что она удачно выйдет замуж, чтобы продвигать интересы Хаксли на этом фронте, а также получить различные награды в бизнесе. Исаак мог быть лучшим мужчиной, которого она когда-либо знала, и она могла любить его — даже до сих пор — безмерно, но у него не было титула. Хуже того, что, по мнению знати Талании, его мать была родом из России. То, что он служил в дворцовой охране, вызывало раздражение, но за его спиной были король и оба его консорта, и никто ничего не мог с этим поделать.