Изменить стиль страницы

Введение

Этот том в значительной степени является продуктом архивной революции, начавшейся в 1989 году с крахом коммунистических режимов в Восточно-Центральной Европе. Эта историческая трансформация в основном совпала с моим переходом на постоянную работу в 1991 году, когда я стал сотрудником недавно основанного Института 1956 года в Будапеште, занимающегося изучением истории венгерского восстания. С тех пор в центре моего интереса находится роль, которую Венгрия и другие несоветские страны советского блока сыграли в формировании отношений между Востоком и Западом с начала и до конца холодной войны. Постепенно, по мере того как я получал возможность изучать некогда сверхсекретные документы высшего уровня принятия решений по обе стороны водораздела холодной войны в первой половине 1990-х годов, для меня становилось очевидным, что эта роль была гораздо серьезнее, чем принято было считать в то время.

На мою карьеру оказало огромное влияние то, что осенью 1992 года я стал одним из первых научных сотрудников Международного проекта по истории холодной войны (CWIHP) Центра Вильсона в Вашингтоне, округ Колумбия. Это был поистине судьбоносный опыт, который сделал меня частью формирующейся в то время международной группы исследователей молодого поколения новой истории холодной войны. В CWIHP и Архиве национальной безопасности - еще одном ключевом институте исследований холодной войны в Вашингтоне - я на всю жизнь установил сотрудничество и дружеские отношения с такими замечательными учеными, как Том Блантон, Малкольм Бирн, Джим Хершберг, Кристиан Остерманн, Светлана Савранская и Владислав Зубок. Интенсивное международное сотрудничество, развернувшееся в середине-конце 1990-х годов, включая участие в многочисленных конференциях, послужило большим стимулом для моей работы, побудив меня в декабре 1998 года основать Центр исследований истории холодной войны в Будапеште как первую неправительственную организацию в бывшем советском блоке, занимающуюся исследованиями холодной войны.

Другая волна замечательных впечатлений пришлась на 2001-2002 годы, когда я провел целый учебный год в Международном центре перспективных исследований Нью-Йоркского университета в качестве одного из пяти стипендиатов Проекта по холодной войне как глобальному конфликту. Руководитель проекта, покойная Мэрилин Б. Янг, была прекрасным наставником даже после окончания программы, а обширные и интенсивные беседы с моими со-стипендиатами, особенно с Оддом Арне Вестадом и Марио дель Перо, давали мне огромное профессиональное вдохновение. После этого я преподавал историю холодной войны в Нью-Йоркском университете в качестве приглашенного профессора Фулбрайта в 2006-7 годах, а с осени 2007 года я стал постоянным приглашенным профессором, преподающим историю холодной войны в Восточной Европе в Колумбийском университете. За пять семестров, проведенных в Колумбийском университете, у меня сложились исключительные профессиональные отношения с Иштваном Деаком, бывшим руководителем Центра Восточной и Центральной Европы, в честь которого названа эта должность, и который стал для меня не только наставником, но и другом.

Эта книга - синтез моих тридцатилетних исследований и выводов. Самым важным результатом стала не только до сих пор малоизвестная история международных отношений советского блока; мои исследования также привели к многочисленным теоретическим инновациям. Поэтому в этом необычном предисловии читатель не будет знакомиться с содержанием книги, а сосредоточится на представлении примерно двадцати теоретических инноваций и такого же количества новых интерпретаций и открытий, которые я разработал к настоящему времени в области истории холодной войны. Финансирование исследований для этой книги в течение последнего десятилетия, а также поддержка в завершении работы над ее рукописью были предоставлены Центром социальных наук в Будапеште.

В начале эпохи холодной войны я пришел к выводу, что печально известное "процентное соглашение" Черчилля со Сталиным в октябре 1944 года было не более чем игрой, которую Черчилль вел с единственной реальной целью: предупредить Сталина, что Красная армия, в тот момент уже оккупировавшая Румынию и Болгарию, не должна пытаться стать оккупационной силой и в Греции, поскольку это будет сделано только Великобританией. Я обратил внимание на очень важный, но обычно упускаемый из виду фактор: 11 октября 1944 года в Москве между Венгрией и союзниками было заключено соглашение о перемирии, и, конечно же, Черчилль знал об этом. Таким образом, прямо во время встречи Сталина и Черчилля можно было реально ожидать, что восточный фронт очень скоро резко переместится в центр Венгрии, где Красная армия будет сражаться с немцами при поддержке румынской, болгарской и венгерской армий. Этот сценарий предполагал быстрое продвижение восточного фронта на запад, и к концу 1944 года Советы, возможно, достигнут Австрии. Таким образом, Черчилль должен был считаться с тем, что практически все страны Восточно-Центральной Европы будут освобождены и оккупированы советскими войсками в относительно короткие сроки. В этом свете все "согласованные" процентные соотношения для стран региона, кроме Греции, нельзя воспринимать всерьез.

Исследуя экспансионистские планы Сталина в послевоенные годы, я утверждаю, что он смотрел на эти начинания как на использование никогда не возвращающейся возможности. После окончания Второй мировой войны положение Советского Союза и его международный престиж возросли до немыслимых пределов благодаря успехам Советской Армии, и Сталину казалось логичным в полной мере отстаивать интересы своей страны в рамках послевоенного мирного урегулирования. Он также предполагал, что, как и после Первой мировой войны, оно будет достигнуто за пару лет, так что за это время можно успеть многое - а что можно успеть, то и нужно успеть. В то время как такое довольно гибкое отношение свидетельствовало о действительных намерениях Сталина, в восприятии Запада все эти начинания выглядели как реальные, агрессивно направленные экспансионистские усилия, и поэтому они стали основными эскалационными элементами в назревающей конфронтации, несмотря на первоначальные намерения Сталина. Этот вопрос также показывает важную роль восприятия и заблуждения в зарождающемся конфликте между Востоком и Западом, как предположил Роберт Джервис.

Что касается давно обсуждаемого вопроса о советизации Восточно-Центральной Европы, то я утверждаю, что это не было ни причиной, ни следствием зарождающейся холодной войны. Мое исследование также показывает, что процесс советизации начался еще в 1944 году, а местные коммунистические партии всех стран региона уже в 1945-46 годах занимали господствующее положение во всем регионе. Поэтому я предложил использовать новую категоризацию: квазисоветизированные страны (Албания, Болгария, Польша, Румыния и Югославия) и досоветизированные государства (Венгрия и Чехословакия).

Я также интерпретирую постепенную советизацию региона как молчаливый жест Сталина в адрес западных великих держав, особенно Соединенных Штатов, с которыми он хотел сохранить сотрудничество как можно дольше. Он знал, что в западных демократиях общественное мнение является важным фактором при принятии решений, поэтому предложил своим партнерам негласную сделку: процесс советизации начнется в странах Восточно-Центральной Европы, как только они будут оккупированы, но он будет выглядеть как можно более демократичным. Поэтому я называю процесс постепенной советизации скрытой революцией, поскольку Сталин был намерен осуществить все это на основе сотрудничества с западными союзниками: для него было крайне важно заручиться экономической поддержкой США для восстановления Советского Союза и обеспечить сотрудничество Запада в решении германского вопроса и других территориальных претензий, а также в заключении мирных договоров с европейскими союзниками Германии.

Несмотря на то, что подробная тактическая директива за подписью Сталина о способах захвата власти (своего рода "маленькая красная книжка о том, как советизировать Восточно-Центральную Европу") до сих пор не обнаружена (и, скорее всего, никогда не появится), в определенном смысле мы можем справедливо считать речь лидера венгерских коммунистов Матьяша Ракоши, произнесенную на заседании Центрального комитета Венгерской коммунистической партии 17 мая 1946 года, недостающим чертежом для скрытой революции. Ракоши отправился с секретной миссией в Москву, где он пытался добиться лучших условий для Венгрии на предстоящей мирной конференции, и 1 апреля 1946 года он представил местным партийным лидерам отчет о своих переговорах со Сталиным и Молотовым. Самым важным сообщением Сталина было то, что настало время ускорить процесс советизации и подготовиться к полному захвату власти. Этот призыв прозвучал более чем за год до принятия плана Маршалла, поэтому он доказывает, что американская программа помощи не сама по себе вызвала полную советизацию, как предполагали многие ранее. Сталин также раскрыл Ракоши, что советское руководство уже весной 1946 года планировало создать новую международную коммунистическую организацию. Иными словами, идея создания Коминформа (Информационного бюро коммунистических и рабочих партий) также не была ответом на план Маршалла, как многие считают и сегодня. Наконец, Сталин заявил, что в ближайшие двадцать-тридцать лет новой мировой войны не будет. Примечательно, что это конфиденциальное заявление было сделано спустя примерно два месяца после его печально известной предвыборной речи 9 февраля 1946 года, которая была представлена в западных СМИ как доказательство разрыва Советов с западными союзниками и в которой Сталин якобы предсказал неизбежность новой войны с Западом. На самом деле он говорил о возможной войне между капиталистическими странами, а не между Востоком и Западом.