Глава 25

22 Декабря

Дэмиен

Судья стучит молотком, чтобы заставить аудиторию замолчать, но Шэрон уже поворачивается ко мне со слезящимися глазами. Мужчина по другую сторону прохода, настоящий монстр Шэрон, будущий бывший, кричит уже две минуты и продолжает это делать, пока судебный пристав задерживает его.

Дела у Тодда Спаркса идут неважно.

Шэрон только что получила полную опеку над детьми, и Тодд будет вынужден платить огромные алименты.

Мы выиграли.

Битва за официальный развод и алименты ещё впереди, но у Шэрон есть дети и помощь, которая ей нужна, чтобы встать на ноги.

— Боже мой, – говорит она шёпотом, и я притягиваю её к себе, чтобы обнять. — Ты сделал это.

— Мы сделали это. – Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на неё, глаза слезятся. — Мы сделали это. Ты любила этих детей, и ты постояла за них и за себя. Ты хотела большего для них. Ты рисковала всем ради них. Ты была сильной, и ты сделала это. Ты работала, пока не нашла человека, который мог бы представлять тебя. Ты была той, кто нашёл способ. – Слеза капает, растекаясь по розовой рубашке, которая на ней. — Нет, нет. Ты не плачешь из-за этого куска дерьма. Ты идёшь к своим прекрасным детям и делаешь так, чтобы они чувствовали себя любимыми и желанными. Ты берёшь эти гребаные деньги и даёшь им хорошую, лёгкую жизнь.

— Я не... Я не знаю, что бы я делала без тебя. Спасибо. Правда. Не знаю, как тебя отблагодарить.

— Отблагодари меня, подарив этим детям прекрасное Рождество. Отпразднуй с ними. Мы начнём развод в следующем году, – говорю я.

— Ты изменил мою жизнь, Дэмиен. Изменил жизнь моих девочек. И Эбби. Пожалуйста, пожалуйста, поблагодари Эбби за меня.

— Эбби?

— Да. Она прислала мне это. – Её рука скользит вниз по её одежде, красивому бледно-розовому топу и хорошо сидящим черным брюкам. — Сказала, чтобы я использовала его сегодня и на собеседованиях на следующей неделе. Даже прислала вещи для детей, косметику и... чёрт возьми. Советы для моих волос! – Она улыбается мне, но мои мысли заняты другим.

Тем, как Эбигейл спрашивает, когда суд Шэрон, где она остановилась. Адрес её квартиры.

Я хочу послать девочкам печенье! – сказала она.

— Она хранительница, вот кто. Убедись, что не облажаешься, хорошо? – говорит Шэрон, ущипнув меня за щеку, как будто она не на несколько лет младше меня, а на десять или двадцать лет старше и даёт мне ценный совет.

Совет, который мне не нужен, но я всё равно приму его.

— Я и не собираюсь, – говорю я с улыбкой, и она уходит подписывать бумаги.

К тому времени, когда я выхожу из здания суда, я уже прикладываю телефон к уху, портфель в руках, когда я иду к парковке. Холодно, вокруг летают снежинки.

Снежинки теперь всегда напоминают мне об одном человеке: о поцелуе перед Рокфеллер-центром с великолепной женщиной. Поцелуй, который, как мне иногда кажется, изменил всё направление моей жизни.

Обычно после победы я выпиваю и перекусываю, а затем отправляюсь домой, чтобы подготовиться к следующему делу. Всегда есть кто-то ещё, кого нужно представлять, развод, который нужно оформить, алименты, которые нужно установить.

Сегодня у меня есть голос, который звучит как солнечный свет и радуга в моём ухе.

— Эй, как дела...

— Мы выиграли, – говорю я, прерывая Эбигейл прежде, чем она успевает закончить своё приветствие.

— Что? – спрашивает она, её голос мягкий, но взволнованный.

— Мы выиграли. Шэрон получила полную опеку над детьми, а её бывший должен платить алименты. Мы выиграли.

Странно, думаю я, нажимая на брелок, чтобы отпереть машину, и думая о том, что никогда раньше не испытывал потребности позвонить кому-то, чтобы сообщить о своих делах.

Конечно, в моей жизни были женщины – замечательные, добрые, но ни одна не похожа на Эбби.

Я знал, что никто из них, без тени сомнения, не отреагирует так, как мне нужно.

— Ой. Ох. О! Боже мой! Дэмиен! Это потрясающе! Святое дерьмо! – говорит она, и я почти представляю, как она прыгает вокруг в своём возбуждённом хаосе. Я точно слышу, как её ноги ритмично ударяются об пол, когда она прыгает.

Я улыбаюсь, искренней улыбкой, которая всё чаще появляется на моём лице, когда я нахожусь в присутствии Эбигейл, и тут раздаётся звук удара через телефон и "О, чёрт".

— Ты в порядке? – спрашиваю я, останавливаясь на месте, несмотря на то, что я нахожусь посреди переполненной парковки. Мне сигналит машина, и я отмахиваюсь от неё, прежде чем уйти с дороги.

— Чёрт. Да, извини. Я красила пальцы ног, потому что туфли, которые я надену на твою шикарную вечеринку, с открытым носком, а у меня нет времени на педикюр, но я забыла, что они сохнут, а потом посмотрела вниз и подумала, что размазала их, но я всё ещё прыгала, поэтому упала. – В её голосе звучит мягкое хихиканье, когда она говорит, и, чёрт возьми, это мило.

— Какого цвета? – спрашиваю я, добираясь до своей машины и открывая дверь.

— Что?

— В какой цвет ты покрасила ногти на ногах? – Пауза.

— Розовый, – говорит она, и я улыбаюсь.

— Хорошо, – говорю я. — Я знаю, что тебе завтра рано вставать, работать перед вечеринкой, – говорю я, сажусь, закрываю дверь и жду, пока Bluetooth догонит мой звонок. — Но могу я тебя увидеть?

— Увидеть меня?

— Да, naranja. Могу я увидеть тебя сегодня вечером? Приехать к тебе, чтобы отпраздновать?

— Разве у тебя нет... тех, с кем можно отпраздновать? – спрашивает она, и в её голосе звучит странность, как будто она уже пережила это раньше и знает ответ. Более того, она знает, что ответ ей не нравится.

Я слышу это не в первый раз, но в то время как часть меня умирает от желания узнать, где находится этот прожитый опыт, другая часть просто хочет жить в этом пузыре.

— Есть, – говорю я.

— О. – Это слово – вздох, почти разочарованный и печальный.

— Ты, Эбигейл. Ты – та, с которой я должен праздновать. – Я включаю обогреватель, потирая руки, ожидая её ответа.

— У тебя нет, например... друзей? Или... коллег?

— У меня есть и те, и другие. Скажу, что мои коллеги не всегда поддерживают мои победы на общественных началах так же, как они поддерживают победы, которые приносят деньги фирме. Но всё же у меня есть друзья. – Наступает тишина. — Но я хочу отпраздновать с тобой, Эбби. – Я не часто так называю её, но когда называю, она всегда улыбается. А иногда, когда она улыбается мне вот так, она просто... Эбби.

— Дэмиен, дорогой, я бы... Я бы с радостью. Но мне нужно рано вставать. Я не...

— Я не хочу идти куда-то и напиваться. Я хочу принести своей девушке пиццу, вино и расслабиться. Я хочу трахать её, пока мы оба не выдохнемся, отвезти её утром на работу, а потом забрать её завтра вечером, чтобы провести чертовски феноменальный вечер.

Наступает долгая пауза, и мне интересно, скажет ли она "нет". Скажет ли она, что я должен пойти домой или встретиться с друзьями. Странно, что я всегда так делал – выигрывал дело, а потом возвращался домой в одиночку – но сейчас это звучит... пусто.

— Да, Дэмиен. Звучит идеально. Но за ужин плачу я, – говорит она с той несносной, но приятной ноткой железной воли в голосе.

— Хрен тебе, – говорю я со смехом, отъезжая и направляясь в сторону Лонг-Айленда. — Скоро увидимся, rubia. – И затем я вешаю трубку, игнорируя все её последующие звонки и сообщения, которые начинаются со слов, что мне лучше не платить за свой праздничный ужин, и заканчиваются тем, что она говорит мне купить чесночные булочки и канноли.

Так что я принёс вино, пиццу, чесночные булочки и канноли к своей девушке, и мы отпраздновали это событие с размахом.

Это была лучшая победа за всю мою карьеру.