Глава 6

Синди

Наступает вечер следующего дня, и вместе с ним прибывает Кэрол. Она приезжает на такси и входит в нашу прихожую в туфлях на высоком каблуке, неся в руках крошечный багажный чемоданчик со знаменитой монограммой в виде геральдической лилии.

— Дорогая! — восклицает она, будто мы не виделись накануне. — Обними меня, моя великолепная девочка.

Сегодня вечером я постаралась. Кэрол – гламурная дама, и всегда заставляет меня чувствовать, что я сама должна быть более хорошо одета, даже если она никогда не говорит мне ничего подобного. Папе она не нравилась, потому что он считал, что она плохо влияет на маму. Обычно мама жила в твиде, но, когда приезжала Кэрол, она надевала свои праздничные вещи, которые отец считал ненужными.

Сегодня прохладно, а зимой в доме никогда не бывает тепло, поэтому я надела красное кашемировое платье и сапоги на небольшом каблуке. На шее – золотой чокер, а в ушах – золотые серьги в виде крыльев ангела. Мама купила их для меня, поэтому они драгоценны.

Айрис и Иветта стоят в дверях официальной гостиной и смотрят на Кэрол, как на богиню. Это так странно. Я видела только их пренебрежительное отношение к людям.

— О, на тебе ангельские крылья. — Кэрол ласково прикасается к моему уху. — Ты выглядишь просто великолепно.

Айрис смотрит на мои уши, прочищает горло и направляет свой взгляд на Кэрол. Кэрол поворачивается к обеим женщинам и одаривает их своей запатентованной очаровательной улыбкой, но я знаю, что это не её настоящая, ласковая тёплая улыбка. Это улыбка для папарацци. Та, которую она использует на мероприятиях и во время фотосъёмки.

— Я – Иветта, мачеха Синди, а это – моя дочь Айрис. Мы очень рады познакомиться с вами.

Кэрол целует их в щёки, и все три женщины ведут вежливую светскую беседу, которая является социальной валютой их мира. И моего мира, наверное, тоже, но я никогда в него не вписывалась. В этом смысле я похожа на своего отца. Он сторонился светской жизни и был наиболее счастлив на своих любимых глухариных болотах, стреляя в бедных птиц. Хотя я не разделяла этой страсти. Раньше я ненавидела это время года. Я никогда не смогла бы подстрелить бедного маленького рябчика.

За спиной раздается звук тяжёлых шагов, и я поворачиваюсь к лестнице. Сердце замирает. Нико Андретти уже почти на нижней ступеньке, и я не могу оторвать от него глаз.

Его тёмные волосы зачёсаны назад и блестят под светом коридора, как вороново крыло. На нём чёрные брюки, белая рубашка и пиджак в тон штанов. Чёрный цвет костюма подчёркивает его пронзительные голубые глаза, а белый цвет рубашки делает его загорелую кожу сияющей.

Я тяжело сглатываю и отвожу взгляд. Когда он подходит и становится рядом с нами, я чуть не взвизгиваю от неожиданности, когда его большая рука находит впадину моей спины и ложится там, как будто мы пара, а затем перемещается ниже.

Делаю два шага влево и ускользаю от его объятий, но не пропускаю низкий гул тихой усмешки, наполнившей его грудь.

Почему он так издевается надо мной? Нужно ли мне повесить замок на дверь моей спальни? Моё сердце колотится слишком быстро при мысли о том, что он может выломать мою дверь, и не только от страха.

— Может быть, перейдём в малую столовую? — спрашивает Иветта.

— Звучит замечательно, — отвечает Кэрол. Она соединяет свою руку с моей и идёт вперёд.

Иветта слегка запыхалась, вероятно, разозлившись на то, что Кэрол занимает лидирующее положение в доме, который она считает своим. Я улыбаюсь и впервые за многие месяцы ощущаю себя положительно настроенной.

Мы входим в столовую, и я занимаю место рядом с Кэрол. Иветта садится справа от Кэрол во главе стола. В комнату входит Дейзи и занимает место напротив меня. Айрис – напротив Кэрол, а слева от меня, в дальнем конце стола от Иветты, садится Нико.

Входит горничная и начинает подавать блюда. Иветта, видимо, наняла на этот вечер местный персонал, потому что обычно нас не обслуживают. В большинстве случаев мы едим отдельно, и единственный человек, который убирает за собой – это я. Ну, и иногда Дейзи. Её часто просят принести и унести, но не так часто, как меня.

Нам подают канапе и шампанское, и пока мы закусываем и потягиваем напитки, в комнате воцаряется неловкая тишина. Молчание нарушает Кэрол, но её первые слова только усугубляют ситуацию.

— О, тост, конечно. За любящую пару. Должна сказать, Иветта, я не представляла тебя подходящей для мальчика-игрушки, — Кэрол легко смеётся. — Это не было подколом. Я и сама люблю мужчин помоложе, уверена, вы все знаете о моих подвигах, о которых так любят писать газеты.

— Ах, но ты-то как раз редкость, Кэрол, — плавно перебивает Нико, его голос глубокий, с несомненным сексуальным акцентом. — Ты – вечная красавица. Большинство мужчин сочли бы за честь носить тебя на руках, — Он поднимает свой бокал и улыбается ей.

Я смотрю на Кэрол и удивляюсь тому, что её щёки заливает краска.

— Ну, спасибо. Как мило. Итак... вы, голубки. Расскажите мне о вашем медовом месяце, — она фокусируется на Иветте с милой улыбкой.

— У нас его не будет, по крайней мере, не сразу, мы очень заняты, — Иветта смеётся, и это слишком высоко и слишком коротко.

— Да, я понимаю, вы очень заняты... Чем ты занимаешься, Иветта?

О, Боже, не делай этого, Кэрол. Ты обещала.

— Я, конечно же, управляю домом. Теперь у нас есть постояльцы. Ну, или были, пока Нико не переехал.

— Да, Кэрол, я уверена, что ты помнишь, как я тебе это говорила, — я бросаю быстрый взгляд на свою крёстную, но она лишь улыбается мне в ответ.

— О, конечно. Какая оригинальная идея – превратить поместье Рейвенбрук в гостиницу. Как... причудливо.

Приносят первое блюдо, и мне удаётся запихнуть в себя лишь пару ложек водянистого супа, так как я чувствую лёгкое недомогание. Айрис, к счастью, спасает положение, легкомысленно рассказывая о своей странной вере в то, что всю необходимую энергию можно получить от солнца, и если бы у нас в Северной Европе было достаточно солнца, то людям не нужно было бы есть. У неё много странных убеждений, в основном связанных с едой и альтернативными методами лечения. Некоторые из них обоснованы, а некоторые кажутся мне совершенно странными.

Летом она два месяца пила только зелёный сок во время очищения организма. В другой раз я застала её с раздвинутыми ногами, обнаженной на траве, под лучами солнца на её заднице, потому что, видимо, в наши дни это в порядке вещей. Если на свете и существует какая-то форма учения, Айрис о ней слышала и была ею увлечена.

— Если бы ты не ела несколько месяцев подряд, даже в тропиках, ты бы умерла, — Нико насмехается, делая большой глоток вина.

Она сужает на него глаза.

— Я не говорю, что не надо есть вообще, но можно прожить на гораздо меньшем количестве пищи. Одни только фрукты и много воды могут прокормить человека в солнечном климате. Нам нужно менять рацион в зависимости от того, где мы живем. Здесь, на севере, нам нужно много мяса.

— Ты не ешь мясо, — отмечает Нико.

— Нет. Я этический веган, но, если бы я им не была, я бы ела мясо.

Я не могу понять, как человек, столь социопатически настроенный по отношению к людям, может испытывать чувства к животным, но очевидно, что Айрис может. Хотя то, что она не ест мясо, похоже, не распространяется на одежду.

— Ты носишь кожаные вещи, — говорю я. — Этический веган, конечно же, не будет носить кожу?

Она покраснела, и её ледяной взгляд метнулся в мою сторону. Чёрт, я не должна была её злить. Эта женщина и так безумна, без того, чтобы я её раздражала.

— Кожа – это побочный продукт, — терпеливо объясняет она, как ребенку, — поэтому я использую её, так как в противном случае она пропадёт, но я не поддерживаю промышленность, употребляя мясо в пищу.

— А, конечно. Понятно. Это, конечно, более этично, чем позволить бедной шкуре прозябать где-нибудь на свалке, — Кэрол говорит это с полной серьёзностью, и я использую свою салфетку, чтобы скрыть улыбку.

Знает ли Айрис где-то в глубине души, что люди находят её напыщенность и идиотские рассуждения забавными? Думаю, ей было бы неприятно, если бы это было так.

— Этичный веган, который носит кожу. Новаторская идея, но грандиозная. Думаю, мы все можем за это выпить, — Кэрол поднимает свой бокал с шампанским, и Айрис, явно не понимая, насмехаются над ней или чествуют, медленно поднимает свой, улыбаясь.

Сейчас на столе красное и белое вина и шампанское, и большинство из нас пьют белое вино. Кэрол пьёт шампанское, а Нико – красное вино.

Время от времени я ловлю себя на мысли, что смотрю на него, но тут же отвожу взгляд. Я не хочу смотреть на него. Для моих невинных глаз он слишком привлекателен. Его профиль поражает своей красотой, но не в чистом, скучном виде. Нет, в его облике есть что-то блудливое.

В свете, отбрасываемом люстрой, его глаза кажутся морским стеклом, вымытым на берег. В его взгляде есть опасность, такая же глубокая, как дно океана. Когда он смотрит на свой бокал с вином, его ресницы разметаются по щекам, закрывая взгляд слишком красивой для мужчины, густой завесой. Но меня интригуют именно коварные отметины человека, который не в себе. Зазубренный шрам, яркий и свирепый, как удар молнии, пересекает его загорелое, закалённое лицо, а сильные, жилистые руки отмечены синяками мужчины, который отказывается, чтобы с ним возились.

Он просто великолепен. Однако этот неоспоримый факт не означает, что я должна терять от него голову. Внешняя красота, которой он обладает, ничего не стоит, если за ней скрывается гнилая суть.

Окончание ужина наступит ещё не скоро. Айрис продолжает нести чушь, Кэрол наблюдает за происходящим и тихонько подначивает Айрис на всё новые и новые нелепости. Иветта выглядит неуверенной, барахтающейся, а Нико наблюдает за всем этим с забавными голубыми глазами, которые сегодня кажутся больше зелёными, чем тёмно-синими. Это свет люстры и свечей накладывает чары на всё, говорю я себе. Вот почему его глаза выглядят как никогда красивыми.