— Завтра вечером у нас особый гость. Я ожидаю, что ты будешь ужинать с нами, — Иветта раздражённо говорит ему.

Я жду, что он попросит её сказать «пожалуйста», как он это делает со мной. Но он лишь вскидывает бровь и смотрит на неё с презрением.

— Нет.

— Ты обещал, что будешь посещать определенные мероприятия.

Улыбка расплывается по лицу Нико и он пожимает плечами.

— Да, и в контракте указано, что я получаю уведомление за сорок восемь часов.

Я расслабляюсь, испытывая облегчение. Слава Богу, его там не будет. Его взгляд устремляется на меня, и мне хочется съёжиться и спрятаться. Он как будто замечает каждую мою реакцию. Каждое крошечное движение мышц и нервное подёргивание он замечает и сохраняет в памяти.

— Кто придёт? — бесстрастно спрашивает он у Иветты.

— Крёстная мать Синди. Она удивительная женщина. У неё очень интересная жизнь, она тусуется со всеми звёздами.

Взгляд Нико возвращается ко мне.

— Твоя крёстная, да?

Я киваю, глядя на него снизу-вверх, не в силах вырваться из глубокого океанского блюза, удерживающего меня заложницей.

— Я всё-таки присоединюсь к вам. Сообщите мне, во сколько.

Затем он ухмыляется мне и выходит из комнаты. Я сразу понимаю, что он собирается присоединиться к нам только потому, что прочитал мою реакцию и знает, что я не хочу, чтобы он там был.

Боже, какой же он ублюдок.

— Интересно, что я могу приготовить, — размышляю я.

— Ты, и готовить? — в комнату вплывает Айрис, от каждого её шага исходит запах превосходства и горечи. — Ты хочешь отправить нас всех в больницу? — она поднимает одну идеальную бровь. — Ты не очень хорошо готовишь, правда, милая? — Её звонкий смех – сплошная лёгкость и притворное умиление.

Айрис почти ничего не говорит мне, если только не хочет меня опустить. Её слова – это отравленные дротики, замаскированные под маленькие шутки, замечания или наблюдения.

— Мамочка, пожалуйста, попроси этих людей вести себя потише. У меня болит голова, и я не могу ясно мыслить из-за их шума и криков. Они здесь просто невыносимы.

— Я думала, тебе нравится? — говорю я, сразу же жалея, что вступила с ней в разговор.

Эта женщина – чёрная дыра гнева и горечи, и никто не может сравниться с глубиной ненависти, которую она несёт в себе.

— Что это значит? Я никогда не говорила, что мне нравится это, — она протискивается мимо меня.

Обычно я оставляю это без внимания, но в данном случае я отвечаю.

— Тебе нравилась идея всех этих... как ты их называешь? Горячие мужчины? Да, всех этих горячих мужчин в доме.

Айрис поворачивается ко мне, на её лице написано потрясение.

— Уверяю, я этого не говорила.

Я колеблюсь. Она безусловно говорила, но она говорит так уверенно.

— Я бы вспомнила, если бы это было так.

Я пристально смотрю на Айрис.

— Ты действительно это сказала. На кухне. Я была здесь, и Дейзи тоже.

— Нет, ты ошибаешься. Мне неприятно, что они здесь, и я бы так не сказала. Дейзи могла бы, но не я.

Она сумасшедшая или просто холодная лгунья? Но зачем лгать о чём-то столь несущественном?

Покачав головой, я оставляю её и её мать наедине и отправляюсь в своё убежище. В свою комнату.

Я открываю дверь и взвизгиваю.

На моей кровати, развалившись, как будто это его право, лежит Нико. Он читает книгу, которую я оставила открытой ранее. «Доводы рассудка». Мой любимый роман Остин.

— Я пытался это читать, но мне показалось, что они в десяти абзацах говорят то, что в те времена можно было сказать одним предложением. Интересный у тебя выбор, однако.

Я хмурюсь.

— Почему?

— Это всё о простой женщине, которая обнаруживает, что любовь проходит мимо неё, а её отец и сестра отрекаются от неё, или что-то в этом роде? Я пропускал немного. Все это часть «бедная я». А вот тебе подходит. Бедная маленькая Синди видит себя в угнетённой Энн Эллиот.

Я забираю у него книгу.

— Во-первых, твоё краткое изложение сюжета не соответствует действительности. Во-вторых, это совсем не «бедная я», что, в общем-то, понятно, потому что Энн Эллиот – боец, и, в-третьих – я не простая.

Не знаю, почему я говорю последнее. В большинстве случаев я чувствую себя простовато, но Нико меня раздражает, и, похоже, это тот день, когда я в настроении постоять за себя.

— Ну разве это не интересно? — он встаёт и идёт ко мне, не останавливаясь, пока я не упираюсь спиной в дверь. — Ты не простая, я согласен. Ни в малейшей степени. Но у меня всегда складывалось впечатление, что ты считаешь себя таковой. Может быть, у тебя всё-таки есть представление о своей самооценке? Но если это так, то почему ты не отстаиваешь себя и не борешься за то, что тебе принадлежит?

Я толкаю его, чувствуя себя в ловушке из-за его нависшей близости, но он не двигается.

— Не всегда так просто бороться. Иногда ты оказываешься в ловушке, и нет возможности сделать хороший ход.

Нико поднимает мой подбородок, мозолистые пальцы проводят по коже.

— Сражаться всегда просто, tesoro.⁸

Его пальцы поглаживают мой подбородок и касаются шеи, а затем он обхватывает рукой моё горло, нежно, как будто мы любовники. Он наклоняется ближе.

— Ты должна бороться. Бороться с ними. Бороться со мной. Ты будешь славной, если сделаешь это

— Мне не нужно с тобой бороться, — говорю я, дрожа от его близости и прикосновений. — Ты не сделал мне ничего особенного, кроме того, что испортил мебель.

— Пока.

Эти слова – угроза и обещание, и они заставляют меня дрожать.

Потом он уходит, оставляя меня с учащённым дыханием и бьющимся сильнее сердцем, и за ним тянется аромат мускуса, сосны и солёного, терпкого океанского воздуха.