Проснувшись, я вздрогнула, моргнула в темноте, и тут же громкий вдох царапнул легкие. Голова, ка ...

Проснувшись, я вздрогнула, моргнула в темноте, и тут же громкий вдох царапнул легкие. Голова, казалось, весила целую тонну. Я попыталась сесть, но не смогла пошевелиться, и не только потому, что в моем теле был яд. Кровь застыла в жилах, сердце ухнуло вниз прямо в глубины взбунтовавшегося желудка, когда поняла, что запястья и лодыжки привязаны к креслу, похожему на стоматологическое.

Запахи антисептика и отбеливателя наполняли воздух, который я с трудом вдыхала. Меня пронзила паника: глубоко, остро. Я зажмурилась, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, снова постаралась поднять голову и бросила взгляд на застежки вокруг запястий. На большее меня не хватило: голова раскалывалась, тело слишком ослабло, оставалось только сдаться и просто лежать.

Над головой вспыхнул тускло-оранжевый свет, больно ударив по глазам и заставив сердце биться еще чаще. Это напугало меня даже сильнее, чем человек, который его включил.

— Вот и хорошо, а то я уже начал беспокоиться. Ты давным-давно должна была очнуться.

Воспоминания о событиях, которые привели к тому, что я беспомощно лежала здесь, пока монстр, нахмурив брови, нависал надо мной, словно покрыла восковая пленка.

— Беспокоиться? — хрипло спросила я и сглотнула, пытаясь избавиться от похожего на вату осадка в пересохшем рту.

Томас кивнул и потянулся за стулом. Судя по скрипу колесиков, пол был твердым: дерево или бетон. Мягкое сиденье «фыркнуло», когда Томас опустился на него и придвинулся ближе.

— Ты должна была отключиться на час или два. Снотворное было слабым. — Он оглянулся через плечо, размышляя. — Возможно, у тебя низкая переносимость. Ты никогда в жизни не принимала снотворное или успокоительное.

Я проигнорировала, что он знал обо мне такие личные вещи, что яд подействовал сильнее, чем предполагала, и сосредоточилась на главном. Мне нужно было точно знать, что он собирается делать.

— Ты меня убьешь? Поэтому наблюдал и преследовал?

— Я так и думал, что они узнают об этом. — Томас задумчиво скривил губы и вздохнул. — На самом деле, ты сама виновата, что оказалась здесь.

— Сама виновата? — Я громко рассмеялась, и горло разболелось сильнее.

Томас кивнул.

— Помимо прочего, именно ты проявила ко мне интерес. Обычно люди инстинктивно знают, кто я такой, и держатся подальше. Но только не ты. — Его глаза заблестели, отчего голубой цвет стал насыщеннее. — Ты не представляешь, что это делает с таким человеком, как я. Мимолетная улыбка, мимолетное прикосновение, один мимолетный поцелуй, множество вопросов. В конце концов, мы бы оказались здесь. Это было предопределено.

Я тоже знала. С первого нашего разговора знала, что он другой. Мне хотелось сказать ему об этом, но я только сильнее сжала губы в упрямом инстинкте самосохранения.

Чудо, что я еще не вопила от ужаса. Его слова, мое затуманенное сознание, которое изо всех сил пыталось сложить целую картину, окружающий полумрак, сквозь который мне все же удалось рассмотреть старый камин и коробки у стены.

Томас продолжал говорить, либо игнорируя мое смятение, либо наслаждаясь им.

— А теперь давай сыграем в последнюю игру, хорошо?

Последнюю…

Он потянулся за чем-то за своей спиной. Серебро блеснуло в слабом свете лампы, покачивающейся над головами. Инструменты. Возможно, оружие. Даже не рассматривая вблизи, было ясно, что это не украшения для Хэллоуина.

— Нет, н-нет. — Я закрыла глаза и сильнее сжала бедра, когда мне вдруг нестерпимо захотелось пописать. — Пожалуйста, отпусти меня. Я буду...

— Тише, Голубка. Здесь ты в надежных руках.

До моих ушей донеслось шуршание, и от страха я резко открыла глаза, хотя разум желал отключиться и исчезнуть.

Томас держал в руках планшет и перебирал что-то похожее на листки бумаги.

— Вернемся к текущему вопросу. Игра называется «правда или ложь». — Он вытащил карандаш из верхней части планшета. — Все довольно просто. Давай начнем.

— Начнем? — невнятно выкрикнула я. — Я никогда ничего не делала. Я даже не знала, что ты такое... чудовище.

Карандаш издал царапающий звук.

— На первый вопрос ты ответила. Следующий.

Я сжала кулаки и почувствовала, как начали потеть ладони.

— Развяжи меня, пожалуйста.

— Нет, пока мы не закончим.

— Закончим? — Я пыталась не завизжать, но ничего не вышло.

Томас равнодушно оглядел меня с ног до головы, затем снова уткнулся взглядом в планшет.

— Не надо так драматизировать. С тобой все в порядке. Я попросил Мерри принести тебе воды и фруктов, чтобы ты оправилась после пробежки по лесу.

Фрукты?

— Что, черт возьми, происходит?

Он вздохнул и положил планшет на колено.

— Я терпеливый человек, Голубка. Но терпение не безгранично, особенно после последних двадцати четырех часов. — Он наклонился вперед, его голос стал мягким, но пропитанным предупреждением: — Начинай задавать вопросы, которые теснятся в твоей прекрасной головке от страха, или все может стать для тебя еще сложнее.

Он поглядел на стену, заставленную сверкающими инструментами, и я судорожно сглотнула.

— Хорошо.

В любом случае, я мало что еще могла сделать.

Он ждал.

Дерьмо.

— Мне сказали, что ты... — Я шмыгнула носом, облизывая пересохшие губы, когда он приподнял бровь в ожидании. — Что ты убивал людей.

Карандаш снова царапнул по бумаге.

— Предполагаю, раньше ты об этом не знала?

— Да.

— Верно. — Еще одна царапина. Вероятно, он вычеркивал что-то из списка.

От того, как Томас открыто признался в убийствах, у меня похолодело внутри.

Я должна выбраться отсюда.

— Мне нужно в туалет, — заскулила я, сжимая бедра для пущей убедительности. — Очень.

Он раздраженно сморщил нос.

— Честно говоря, ты выбрала время хуже некуда.

Посмотрев на меня с минуту, которая, казалось, уничтожила остатки мужества, он встал и расстегнул путы.

Сев, я попыталась потереть запястье, где колючий материал вызвал раздражение, но сразу же почувствовала прикосновение его руки. Прикосновение нежное, но твердое. Ноги у меня задрожали сильнее, чем от остатков наркотика. Только благодаря поддержке Томаса я не свалилась на пол, и почему-то была ему за это благодарна.

На лестнице послышались шаги. Появился мужчина с подносом. Я собралась закричать, но поняла, что зря потрачу силы — мужчина, скорее всего, работал на Томаса.

У меня закружилась голова, во рту пересохло еще больше, когда увидела на подносе воду и аккуратно нарезанные кусочки фруктов. Это сможет поддержать силы, в которых так нуждалась.

Мужчина ушел, и Томас подвел меня к небольшому верстаку (прим. пер.: верста́к (от нем. Werkstatt — мастерская) — рабочий стол для обработки вручную изделий из металла, дерева и других материалов. Верстаки часто оборудованы различными приспособлениями (например, упорами, тисками) и ящиками для хранения инструмента и материалов.). Я пыталась не обращать внимания на выцветшие пятна и вмятины, украшавшие его некогда белую поверхность, пока пила воду из маленького пластикового стаканчика.

— Полегче, а то затошнит.

Осмотрев помещение в поисках окон, я не обнаружила ни одного и попыталась вырваться из его хватки.

Томас фыркнул и потащил меня в небольшой коридор, который вел в крошечную ванную. Там был открытый душ, старый унитаз и самая малюсенькая раковина. Окон тоже не было, заметила я, когда Томас отпустил меня и с тихим щелчком закрыл дверь.

Я попробовала шкафчик под раковиной. Заперто, конечно.

Желание пописать пересилило отчаяние, и я воспользовалась туалетом, радуясь, что там хотя бы была туалетная бумага. Как гуманно с его стороны.

После этого вымыла руки с мылом, ополаскивая их, пока глазами искала что-нибудь, что могло бы помочь мне подняться по лестнице. Не было ничего, кроме туалетной щетки, туалетной бумаги, геля для душа, мыла и розетки.

Я снова посмотрела на щетку, и тут раздался стук в дверь.

— Тебе уже лучше? — спросил Томас, открывая дверь полминуты спустя.

Я не стала ждать. Резко прыгнула на него, выбив из равновесия, но Томас схватил меня и повалил на пол.

Который определенно был бетонным.

Я поморщилась, ударившись локтем, когда прижимала пластиковую щетку к шее Томаса, чтобы перекрыть подачу воздуха.

Он перевернул меня в мгновение ока, щетка со глухим стуком откатилась от нас, а глаза Томаса сверкали, пока он смеялся.

Он, черт возьми, рассмеялся.

Потрясенная этим хриплым музыкальным звуком, я только и делала, что лежала и моргала, глядя на него, пока локоть пульсировал от боли.

— Находчивая Голубка. — Он перестал смеяться и разозлился. — Но, к сожалению, это будет тебе дорого стоить.

Все еще слишком ошеломленная, я даже не сопротивлялась (из-за чего презирала себя), когда Томас поднял меня и посадил обратно в кресло.

Его прикосновение было нежным, но я чувствовала вибрацию мышц, от которых веяло предупреждением — предупреждением, которое говорило, что он не потерпит еще одной попытки вырваться на свободу, когда снова снимет с меня путы.

— Мы попробуем еще раз завтра. — Свет погас, когда Томас поднимался по лестнице. — До встречи, Голубка.

Оставшись одна в темноте, я была вынуждена примириться с тем, что при включенном свете игнорировала: очевидные факты, что усмехались мне в лицо.

Мыслями я вернулась к Майлзу, вернее, к Майло.

Интересно, какая у него настоящая фамилия?

Я была полностью измотана, но все же почувствовала укол сожаления, когда вспомнила о нашей последней встрече, и как все ужасно закончилось. Возможно, момент, когда он пытался надеть на меня наручники, — это последний раз, когда мы виделись.

Я ненавидела его, но какая-то часть меня до сих пор не переставала скучать. И именно в темнице моего похитителя или где там я сейчас, я позволила себе поплакать.

Майло был хорошим человеком с благими намерениями. Но, к сожалению, и хорошие люди умели разбивать сердца и разрушать жизни. Будет ли у меня шанс когда-нибудь увидеть его снова? Сказать, что мне жаль, и что, возможно, однажды я смогу простить его?