— Надеюсь, ты понимаешь, что в нашем мире, как бы я ни старался быть хорошим человеком, но время от времени мне придется совершать ужасные вещи, — напоминаю я ей.

Она качает головой.

— Если то, ты будешь делать это ради защиты семьи, то я не посчитаю это чем-то ужасным.

— Ух ты… — я не часто слышу подобную точку зрения, — так ты по жизни оптимист?

— Какой смысл быть кем-то другим? Ты получишь от этой жизни столько, сколько готов в нее вложить. Я вижу, как много значит для тебя то, что построил твой отец, и мне очень приятно стать частью этого.

Я провожу ее обратно в спальню, а затем предлагаю спуститься в гостиную, где собираюсь разжечь камин.

— Звучит идеально, — отвечает она.

Оказавшись в гостиной, я быстро разжигаю огонь, прежде чем занять место рядом с ней на кожаном диване. Я смотрю на Джию, ее взгляд выглядит невероятно мягко в свете камина.

Глядя на свои руки, сжатые на коленях, я говорю то, что тяготило меня весь вечер.

— Если мы действительно хотим, чтобы эта договоренность сработала, я знаю, что должен быть готов открыться тебе.

— Ты не обязан, — уверяет она меня.

— Я знаю, это не обязательно, — продолжаю я, — но ты имеешь право знать, за кого выходишь замуж. Ты можешь спрашивать меня обо всем, что захочешь.

— Даже о том, — она закусывает губу, — что случилось с твоими родителями?

— Что случилось…? — повторяю я, пытаясь растянуть время. Мое сердце гулко стучит о ребра, словно неустанное напоминание о секретах, которые я храню, и о том, что я никогда не смогу поделиться ими с Джией, даже после того, как она станет моей женой, — что ты слышала о той ночи?

— Мой отец рассказывал, что Эдвард заболел, но никому об этом не сообщил. Он не хотел, чтобы люди узнали, что у него рак, поэтому, когда он узнал, что летальный исход неизбежен, он решил уйти на своих условиях. Когда Изабелла нашла его, она была настолько охвачена горем, что тоже покончила с собой.

Пока Джиа рассказывает ложную историю, которой мы с Амелией поделились с миром, я вижу, как ее глаза ищут в моих подтверждение или опровержение.

Правда в том, что мой отец никогда не болел, а Изабелла убила его. Она бы убила и Амелию, и меня, если бы я не убил ее первым. Только те, кто был там той ночью, знают, что на самом деле произошло, и если наша семья хочет оставаться в безопасности, истории нужно оставаться именно такой.

— Это ложь… — вылетают из моего рта слова.

— Ложь…? — повторяет Джиа, широко раскрыв глаза, услышав серьезность моего признания.

Тяжесть откровения повисает в воздухе между нами. Мое сердце пропускает несколько ударов, когда я заглядываю в глаза Джии и вижу в них беспокойство от осознания моих слов.

— Винсент? — с нажимом спрашивает она, — что ты имеешь в виду, говоря, что это ложь?

Вот он. Момент, когда я могу начать новую жизнь с Джией. Рассказать ей правду о том, что произошло той ночью, о том, как Ева помогла нам всё скрыть. Я открываю рот, не зная, что сказать, не совсем понимая, что собираюсь сказать.

— Амелия и я, мы узнали правду незадолго… до того, как всё произошло той ночью, — я делаю глубокий вдох, готовясь к потоку эмоций, которые непременно испытаю, — Изабелла не наша мать.

— Что? — Джиа тяжело дышит, ее шок очевиден.

— Она не была нашей биологической матерью, — я внимательно наблюдаю за ее реакцией, — мою настоящую мать убили Ивановы в отместку за то, что моя семья сделала с их семьей. Мой отец вырос без матери, и он не мог вынести мысли, что мы вырастем так же, как он. Поэтому он женился на Изабелле, подруге семьи. Мы были так молоды, что она стала единственной матерью, которую мы с Амелией когда-либо знали. Они решили никогда и ни за что не говорить нам правду.

Джия прикрывает рот рукой, ее глаза широко раскрыты от шока.

— О, Винсент, — шепчет она, и ее слова наполнены сочувствием, — вы узнали это, а потом вам пришлось иметь дело с его смертью.

— Именно, — отвечаю я, и горечь многих лет лжи обжигает мой язык, — я предполагаю, что некоторые из его капо, которые служили дольше всех, знали правду, например, твой отец и Бруно. Но нам никто ни слова не сказал.

— Не могу поверить, что ты никогда об этом не догадывался, — отвечает Джиа.

Я качаю головой.

— Может быть, мы не хотели видеть правду, я не знаю. Но именно поэтому, если мы с тобой решим пожениться, я хочу начать с тобой всё заново, Джиа. Никакой лжи, никаких секретов, — ложь исходит от меня легко.

Джиа никогда не узнает всей правды о той ночи. История о том, что мой отец решил покончить с собой из-за неизлечимой формы рака, почему-то более приемлем для людей, которые служили под его началом, чем версия о том, что он был дураком, и не знал, что его собственная жена замышляла против него заговор. По крайней мере, сейчас я всё еще чувствовал уважение, которое его люди испытывали к нему. Уберите уважение, и бесчисленные враги почувствуют запах свежей крови.

— Спасибо, что доверился мне. Я понимаю, это, должно быть, нелегко поделиться этим.

Я притягиваю Джию ближе; ее голова оказывается у меня на груди, и я чувствую, как ее дыхание сливается с ровным ритмом моего сердца. Тепло огня проникает глубоко в мое тело, до самых костей.

Кончиками пальцев я провожу линию на тыльной стороне ее руки, осторожно, но намеренно. Она сильнее вжимается в меня, в мое тело.

Я не лгал, когда сказал ей, что хочу начать с ней всё сначала. Мне искренне хотелось бы рассказать ей всё, но этого никогда не произойдет - не только ради меня и Амелии, но и ради Евы. Все они были свидетелями той ночи и участниками сокрытия последствий.